Своя правда
Шрифт:
– Вер, перестань, не нагнетай. Я и так целую неделю как в дурдоме. Даже работать не могу, все думаю о твоем «открытии». А что прикажешь делать? Все бросить? Сидеть и рыдать? Зачем? Для чего?
– Вот какая ты, Сонь, правильная, даже противно! – Вера возмущенно передернула плечами. – Но ведь мы не можем обманывать друг друга и делать вид, что все в порядке, правда? – она тронула за руку сестру. – Ну, проснись же ты! Давай, давай что-то делать!
– Ну, что? Что делать-то? – Соня пожала плечами. – Не понимаю. Почему просто не жить,
– Да как это возможно? Как раньше?! А куда деть это знание об усыновлении?
– Во-первых, не кричи, Катюшу напугаешь. А во-вторых, ну, хорошо. Давай что-то делать. Что? Командуй, если такая умная! Кофе будешь?
– Буду, – сердито буркнула Вера. – Прямо тупик какой-то!
– Ты должна понять… – Соня вздохнула. – Люди склонны обманываться и преувеличивать. Мы сами образуем тупики, открываем дороги, сооружаем плотины и создаем кумиров. Придумываем себе проблемы и потом ищем пути их преодоления. Боремся с ветряными мельницами, скверными характерами и дурными поступками. Валим на другого, проклинаем завистников, подозреваем соседей, но, как показывает жизнь, это напрасно! Все зависит от нас. И нашу с тобой проблему только мы можем разрешить. Но, честно говоря, выхода я пока не вижу. – Она поставила перед сестрой чашечку дымящегося кофе, вдохнула крепкий аромат свежесваренного напитка и улыбнулась. – Если что-то дельное можешь предложить, предлагай.
Они долго молчали, погрузившись в глубокие раздумья. Соня нарушила молчание первой.
– А ты с Галиной разговаривала?
– Конечно, – кивнула Вера. – Я ж тебе по телефону еще позавчера сказала. Бесполезно.
– Молчит?
– Угу. Как рыба. Еще бы, ведь она так преданна многолетней дружбе с мамой и отцом. Ничего не расскажет без маминого согласия.
– Понятно, – Соня усмехнулась. – Лучшая подруга, что тут скажешь? Ее и винить-то нельзя, они вместе с мамой целую жизнь.
– Слушай, Соня, а почему нам просто не спросить у мамы? Почему ты не разрешаешь? Это же самое простое решение – подойти и спросить.
– Нет, – твердо произнесла Софья. – Мы не будем у нее ничего спрашивать, выпытывать, выведывать, выяснять. Не будем, слышала? Во всяком случае, не сейчас.
– Почему? – Вера явно сердилась.
– Да потому что у нее слабое сердце. Потому что если бы она хотела, давно бы уже сама нам все рассказала. А раз молчит, значит, не хочет огласки.
– А может, просто трусит признаться?
– Прекрати, – Софья гневно повысила голос. – Это наша мать! И давай не будем об этом забывать. И причем здесь трусость? А если это просто любовь? Боязнь нас потерять? Беззащитность? Почему ты сразу думаешь о плохом?
Вера побарабанила пальцами по столу. Перемешала ложкой кофейную гущу в крошечной чашке. Софья, подперев ладошкой щеку, невесело глядела на нее.
– Слушай, – вдруг спохватилась Соня, – а может, Агате позвонить?
– Точно, – Вера обрадованно хлопнула себя по лбу. – Как же я про Агату забыла! Вот балда! Давай, звони скорее!
– Только условие. Говорить буду я, а ты станешь сидеть тихо, как мышка. И не будешь дергать меня, жестикулировать и сигнализировать, поняла?
– Да поняла я все, – Вера недовольно сморщилась. – Хватит учить. Звони уже.
Соня Агату очень любила. И теперь, решившись позвонить ей, своей крестной маме, очень надеялась, что та, несмотря на верность и преданность родителям, все же откроет правду своей любимой племяннице.
С необъяснимым трепетом Софья набрала номер крестной и долго прислушивалась к громким безразличным гудкам трубки. Потом услышала мягкий и родной голос…
– Да?
– Тетя Агата. Это я, Соня.
– Сонюшка, – голос женщины тут же наполнился теплой густой лаской, – детка моя дорогая! А я даже не посмотрела на номер! Надо же, не ожидала.
– Ой, я так давно тебя не видела! Как ты? – Соня внезапно всхлипнула.
Агата говорила с непередаваемым мягким украинским акцентом, произносила слова тягуче, распевно, невероятно вкусно, как говорят только на Украине.
– Ничего, потихоньку. Годы берут свое. Но я не сдаюсь, работаю.
– Тетя Агата, у меня к тебе дело. Очень серьезное.
– Да что ты, милая? – голос крестной озабоченно напрягся. – Случилось что? Надеюсь, с мамой все в порядке?
– Да, да, – заспешила племянница, – не волнуйся. С мамой все хорошо. Она работает. Мы ее развлекаем. Следим за здоровьем. Опекаем. Все нормально.
– Ну, слава богу, – голос снова наполнился спокойствием и опять поплыл, объятый любовью. – А что, детонька, случилось? Какое дело-то? Давай, выкладывай…
Соня почувствовала, как внутри, в области желудка, что-то сжалось от страха. Она сглотнула противный ком в горле.
– Тетя Агата, ты помнишь наше детство?
– Еще бы! Что за вопрос?
– И рождение наше помнишь?
– А как же… Вы с Верочкой такие смешные были. И невероятно красивые.
– Тетя, а родителей наших помнишь? – осторожно произнесла Соня.
Повисла пауза. Долгая. Глубокая. Тревожная.
– Родителей? – недоуменно переспросила Агата. – Сонечка, ты в порядке? Разве я могу забыть своего брата и его жену?
Вера, сидящая напротив, не выдержала и, позабыв предупреждение сестры, стала отчаянно жестикулировать. Чего она хотела, Соня не понимала, но душераздирающие гримасы сестры ужасно раздражали.
– Нет, тетя Агата, я не так выразилась, – отмахнувшись от беспорядочных жестов Веры, вкрадчиво продолжила Соня. – Глупо получилось, прости. Я вот что хотела спросить… – Соня замерла, подбирая слова. – Крестная, а ты знаешь, что нас усыновили?
В ответ раздались громкие гудки, разговор внезапно прервался. Соня удивленно оглядела трубку телефона, а потом пожала плечами.
– Она трубку бросила, что ли? – вскочила Вера.
– Не знаю, – старшая сестра расстроенно опустилась на стул. – Просто вдруг пошли гудки…