Священная балалайка
Шрифт:
В лубянских коридорах копошилось множество народу. Вроде не чужие – чужих сюда не пускают. Но очень уж суетливые граждане: кто, упрямо сдвинув брови, ломится с какими-то циркулярами сквозь тушки собравшихся, кто обсуждает особо-важные коридорные сплетни особо-важным шёпотом, а один постоянно носится с чайником из кабинета в кабинет, будто только что прибыл из Смольного. Эх, времечко было, не то, что сейчас! Тогда все верили – будущее не за горой! Сейчас тоже верят и тоже знают, что не за горой. Только какое? Знать бы кто из этих сволочей способен на предательство, то можно было бы прямо сейчас, в подвале…
– Да что это я, право слово? – одёрнул себя Коломзандер. Однако набившаяся на дёснах оскомина грозила устроить развесёлую цингу в недалёком будущем.
На сей раз, товарищ Марципанов встретил политрука у дверей. И, отмахнувшись от официального доклада, подхватил его под руку, потащил в угол кабинета к окну. Там стояли два вместительных кожаных кресла, которые были бы довольно удобны в другом месте, в другом кабинете, в другой обстановке и располагали бы, скорее всего, к откровенной беседе, расслаблению и откровению наедине с начальством.
Но здесь, в кабинете товарища Марципанова, они играли роль прокрустова ложа. Тем более что от начальства ожидать откровенности не приходилось. Скорее всего, выполнялся ритуал официальной доверительности, за которым неизменно следовало высокое распоряжение, не терпящее никаких соображений, а тем более возражений и собственного осмысления.
– Закуривайте, товарищ Коломзандер, – Марципанов протянул ему открытую коробку «Герцеговины Флёр». – Как вы понимаете, положение у нас критическое, но справимся. Уж поверьте моему слову, не из таких ещё ситуёвин выкручивались. Что вы об этом думаете?
– Как партия прикажет, так и будет, – отрапортовал Коломзандер. – Ведь приказы не обсуждаются, а выполняются. Если последует команда умереть, то приказ будет непременно выполнен, и я готов идти в первых рядах.
– Вот как? А если победить фашиста? – в глазах у Марципаныча проскочила ехидная усмешка, будто сам он ни в какую победу уже давно не верил.
– Это тоже не обсуждается, – упрямо сдвинул брови Коломзандер. – Если исчезнет вера в победу, то таковой никогда не наступит. Приказ есть приказ!
– К сожалению, бывает и так, когда приказы необходимо отдавать согласно наступившим обстоятельствам, – Марципанов внимательно посмотрел на подчинённого и, поскольку тот не проявлял никакой активности, ждал, куда кривая вывезет и продолжил развивать тему несанкционированного вызова.
– Так вот, в связи со сложившейся обстановкой на закрытом пленуме ЦК партии было решено гроб с телом нашего великого вождя вывезти на Урал. Война войной, знаете ли, но священные реликвии должны находиться в безопасном месте. Как ни крути, а знамя есть знамя. Не будет у страны знамени – страну можно списывать в отставку и расформировывать, как полк, утративший знамя.
Товарищ Марципанов снова затянулся, остро глянул на Коломзандера из-под густых с проседью бровей. Поскольку тот всё ещё выжидательно молчал, продолжил свою тираду:
– Так вот, на пленуме ЦК партии было решено тело вождя отправить в Пермь и, если понадобится, даже дальше, а руководство операцией возлагается на вас, товарищ политрук. Вопросы есть?
От неожиданности Коломзандер не нашелся, что сказать и только усердно вытер мигом вспотевший лоб большим синим клетчатым платком.
– Что скажешь, Семён? – товарищ Марципанов ещё раз внимательно посмотрел на собеседника. – Задание ответственное и прямо скажу, не простое. Поэтому у тебя есть ещё время подумать. Взвесь все «за» и «против», потому что от ошибок мы должны быть избавлены – этому всегда учил великий Ленин. Если есть хоть малейшие сомнения, то говори, не стесняйся. Товарищи поймут…
Товарищ Марципанов замолчал, лишь затягивался папиросой и не сводил цепкого взгляда с подчинённого. Собственно, такую задачу, на первый взгляд, мог бы выполнить любой проверенный и верный партии офицер. Но это только на первый взгляд. Тут важность была не только в пунктуальном выполнении приказа. Тут нужен был соображающий офицер, готовый пожертвовать жизнью ради выполнения задания, верный революционному еврейскому народу и при этом вся операция должна была оставаться тайной за семью печатями. Хотя офицер ещё мог бы отказаться от ответственного задания.
– Никак нет, – пришёл, наконец, в себя Коломзандер, – никак нет! Я постараюсь оправдать доверие партии и правительства! Не подведу!
– Вот и хорошо, – скупо улыбнулся товарищ Марципанов, – на все сборы у тебя есть четыре часа. И сегодня же в ночь выезжаешь. Да! Ещё одно. Команду себе подбери понадёжнее, а то знаю я твоих архаровцев: сплошь пропойцы и халявщики.
– Как можно?.. – смутился политрук.
– Как? Так, сяк, об косяк, за ноги и об пол, – хохотнул Марципанов. – Вон, вчерась один обвиняемый неожиданно все свои прежние показания стал упорно отрицать, а до этого молчал, как будто в рот воды набрал.
– Молчал?
– Точно так, – подтвердил начальник. – Видишь, как случается иногда…
Коломзандер вежливо поддержал начальство покорной улыбкой, потому что знал – выбора нет. Но когда официально отдал честь, развернулся и отправился собирать своё тело в поход, какое-то тревожное смутное чувство не покидало разбитую тревогами голову.
Такая тревога посещала его с раннего детства и только в случаях чрезвычайной опасности. Офицер вышел из управления. Двери как всегда проскрипели не смазанными петлями, но в этот раз скрип несмазанных петель напомнил конкретный случай, когда рядом чувствовалась опасность. На улице прохожих было совсем мало. Казалось, город безвременно вымер или готовится к собственным похоронам.
Рязанский вокзал с вечера был оцеплен войсками НКВД – мышь не прошмыгнёт, кошка – тем более, а транспорта со священной реликвией всё ещё не было. Коломзандер два раза уже бегал звонить в Кремль, но никто ничего определённого ему сообщить не мог. Казалось, нервы у политрука вот-вот лопнут, как струны на гитаре и завьются колечками.
Наконец в пустынном заснеженном переулке показался кортеж из четырёх броневиков. Машины, утробно урча, подкатили вплотную к длинной высокой платформе, на которой транспорт давно поджидали красноармейцы. Цепочкой рассыпавшаяся охрана обеспечивала дополнительную безопасность. Но охранять ценный груз было не от кого, потому что в поздний час по морозной улице особо не погуляешь. Даже извозчиков не было. Только иногда проскакивали «ЗиМы» да «Полуторки». Опасаться можно было разве что авианалёта. Именно в ночное время промороженную столицу чуть ли не каждый день накрывали с воздуха, даря мега-кило-тонны взрывной смерти, но на сей раз обошлось.