Священная битва за Москву
Шрифт:
– Мальчишка одет не форме!
Трутень низким голосом ответил:
– Это иномирянин, выбранный Фжаббой...
Пчела-генерал прикрикнула:
– Тогда его следует перевести в холодное отделение тюрьмы!
Трутень тряхнул лапой, послышался пронзительный писк и неуловимое лассо крепко обвило шею Олегу
– Ведите его! Пускай его разберут, как новичка, по косточкам.
И удавка потянула мальчугана в белое с синей полоской здание. Бронированные двери раздвинулись в разные стороны, словно двери в лифте - негромко пропищала музыка. Вот они вошли в помещение, откуда после уличной жары повеяло прохладой. И вообще, казалось, и гравитация изменилась - это оказался иной мир и подмирье. Правда небольшое сходство с полицейскими участками из Голливудских фильмов оставалось.
Рослый охранник-трутень схватил мальчишку за ухо, вывернул его, другой отсоединил ошейник.
Потом его сильно толкнули прикладом.
Олег Рыбаченко опять взвыл, казалось, что ухо отрывают. Его повели сначала по ступеням лестницы, потом по коридору. В ноздри ударил резкий запах хлорки. Далее следовали двери из прозрачной брони. Его ввели в помещение с зеркалами на стенах, крепкий удар обрушился между лопаток, и мальчишка полетел головой, едва не расшибив ее об пол. Хлопок, и искры сверкают перед глазами. Две толстые, высокие, похожие на бегемотов тетки-пчелы, полосаты и брюхастые с пластиковыми, точнее резиновыми перчатками на лапах, уже ждали его.
– Он ваш, можете его кастрировать!
– Захохотали охранники-трутни.
– Раздевайся! Быстрее щенок!
– "Гориллоподобные" дивы-пчелы подняли его за волосы.
– Похоже мальчик не в себе!
– Давай поможем ему!
– И начали грубо срывать одежду. Ошарашенный Олег Рыбаченко лишь вяло сопротивлялся, но когда попытались стащить трусы, он рывком вырвался и ринулся бежать. Несколько охранников ринулось ему наперерез, мальчик поднырнул и проскользнул между ног. После прибавил прыти, но далеко уйти не удалось, на встречу ему выскочила крупная оскаленная свинья-бульдог. Олег Рыбаченко не выдержал и повернул назад. Тут то на него и налетела свора надзирателей. Они принялись месить заключенного пацана пластиковыми, со стальным стрежнем, дубинками. Возможно, они бы забили его, если бы грозный окрик не остановил:
– Этот клоп еще может пригодиться для следствия, прекратить!
Мальчика подняли, плеснули в лицо холодной водой, затем повернули, бросили на живот. Трутень ревел:
– По пяткам его, чтобы не бегал, только не покалечить!
Ребенку-заключенному врезали по босым пяткам несколько раз с оттяжкой. Олег Рыбаченко вскрикнул и заскулил,
Вместо сочувствия, ядовитое шипение:
– Это еще цветочки, а когда тебя допросит следователь, ты еще не так запоешь.
Мальчика подняли и подвергли унизительному и дотошному обыску. Надавили пальцем на пупок, от чего в животе возникли судорожные спазмы. Заглянули в рот, уши, ноздри, обыскали с головы до пят, грубо ощупав даже срамные места. При этом еще включили фонари, хотя и так било четыре ярких прожектора с разных мест.
Олегу Рыбаченко, разумеется, было стыдно и страшно, а когда ковырялись в теле, вставляя зонды и шланги: противно и очень больно. Невольно пищишь в этом тюремном аду.
Он перестал считаться за человека, все говорило, что он арестант, бесправная личность. Его бросало то в жар, то в холод: лицо бледнело, как у мертвеца и тут наливалось вишневым цветом. Потом вот голышом его повели к парикмахеру. Несколько босоногих девушек, в полосатых робах и легких кандалах, захихикали, видя как пацан краснеет и пытает укрыть срам, но руки живая проволока держит сзади. Запястья немеют от напряжения.
И обязательные портрет Фжаббы Трупа, тошнотворного урода, реальной усыпанной бородавками жабы на каждом углу. Сама парикмахерская, в зеркалах и с прожекторами, напоминает зал обыска, а кресло -зубоврачебное, да еще с зажимами.
Человекообразная пчела в черном костюме и липкими крыльями грубо придавила голову, как барана состригла туповатой машинкой, было больно, лезвие задело, свежую шишку. Мальчику казалось, что с каждым клоком срезанных светлых волос отлетает его душа и частица собственной индивидуальности. А грубый парикмахер-садист бесцеремонно, словно по живому топчет их. Когда закончили, надсмотрщик-трутень врезал дубиной по свежевыбритой голове.
– Получай, лысый!
Олег Рыбаченко едва не потерял сознание, ноги подкосились. Схватив за многострадальные уши, его подняли, поволокли в душевую. Там его поставили в центр кабины и заперли, предварительно сыпанув хлоркой на лицо и плечи. Мальчишка замер, ожидая очередной пакости тревожно прислушался. Загудело, и на него обрушился поток обжигающей горячей воды. Пошел пар, кожа покраснела, адская боль, казалось, сгораешь.
– Помогите!
– Заорал пленный пацан.
В ответ кипяток прекратился, и обрушилась студеная вода. От ее потоков стало сводить зубы. Олег Рыбаченко стал замерзать и трястись, как вдруг на него вновь обрушились жгучие волны. Затем ледяной холод. Попавший в ад мальчишка, впал было в истерику, но пытка водой прекратилась. Красный как рак он вышел из кабины, ступать приходилось на носки, пятки посинели от хлестких дубинок.
Теперь его повели в другой зал. Там его голого фотографировали с разных точек, измеряли, взвешивали, брали кровь из вены. Переписывали приметы и родинки, искали шрамы, ожоги. Затем последовал смешок.