Священная битва за Москву
Шрифт:
– А теперь на пианино поиграем.
Это было снятие отпечатков пальцев, причем сняли не только с рук, но и с ног, аккуратно смазав сбитые ступни черной краской. Затем вымазали и губы, было очень противно, голову грубо придавили к белому листику. Мальчишка попытался плюнуть, но ему врезали кулаком по лицу. Голова дернулась, лязгнули зубы. Просветили рентгеном, сфотографировав внутренние органы. Потом подвели к зеркалу. Олег Рыбаченко ошарашено смотрел, на себя. Съежившийся лысый мальчишка с фингалом под глазом, распухшими черными губами, на голове несколько шишек, на голом мускулистом теле синяки и следы от дубинок.
–
Грозно крикнул покрытый бородавками пчелиный начальник отделения.
– А теперь тебя следует пометить. Этот знак ты будешь носить вечно.
Человекообразный трутень в маске и в зеленом халате вышел из-за зеркал. Он достал трубку с подобием печати.
– Сейчас сделаем тебе пунсовку. Эти цифры твой номер - 1313131314. Под ним ты и будешь проходить как заключенный. Дай сюда свою руку.
Перепуганный Олег Рыбаченко, глядя на раскаленное железо, наоборот спрятал ее за спину. Тогда двое верзил-трутней силой вывернули конечность и протянули палачу. Тот капнул на руку спирту, а затем прижег ее. Мальчишка кричал и дергался, но его держали в железных тисках. Наконец пылающую сталь отняли, и он обмяк, едва не потеряв сознание от боли.
– Под ледяной душ его, пускай отойдет.
Олега Рыбаченко сполоснули ледяной водой. Пробрало так, что стали отбивать барабанную дробь зубы, но стало не много свободнее. Кажущиеся бесконечными процедуры оформления подошли к концу.
Пчела в белом халате пообещала:
– Теперь тебе выдадут казенную одежду.
Мальчишка вздохнул с облегчением, неприятно все время ходить голым, особенно в присутствии пчелиных самок, да и трясет от холода.
Вот люди в черных мундирах принесли сверток, грубо швырнув Олегу Рыбаченко робу. Короткие, выше колен, грязно белые с синюю полоску штаны, точнее шорты, подпоясанные веревкой и такая же, типичная для киношных зеков, полосатая рубашка с рукавами по бицепсы. И такое рваное облачение, возможно даже снятое с трупа, с выдранными пуговицами.
У Олега Рыбаченко хватило мужества спросить:
– И это все?
Массивная пчела в белом халате, противно хихикнула:
– Конечно все! А больше малолетнему преступнику не полагается.
Олег Рыбаченко нервно потер друг об друг зудящие, розовые пятки:
– А ботинки? Я что, босиком буду.
Пчела снисходительно объяснила:
– Ты преступник и должен каяться, а согласно закону все несовершеннолетние правонарушители обязаны ходить босыми, не взирая на пору года.
– И насекомое подмигнула.
– А на этой планете ,вы все люди на веки веков остаетесь несовершеннолетними!
– А если я простыну?
– Дубинка вылечит!
– И уже охранник-трутень вновь с оттяжкой врезал по голой попе.
– Одевайся быстрее, шкет.
Олег Рыбаченко дернулся, постанывая, кожу саднило, кое-как оделся, затянул пояс. На мальчика надели наручники, затем его отвели в комнату ожидания. Там Олега Рыбаченко поставили на колени, руки завели назад, присоединив запястья к лодыжкам. Так он и сидел в неудобной позе, дожидаясь окончательного решения своей участи. Коленки болели от бетонного пола, полуголые ноги закоченели. Теперь он тихо рыдал, ему было грустно и противно, все говорило, что он арестант, конченный для нормальной жизни человек. Ему уже никогда не вернуться на Землю и не вырваться из сумасшедшего мира. Правильно рыжий хлопец сказал: это ад! Теперь уже никак, беспросветный тупик! Вся его Артура личность была растворена и уничтожена в дотошных тюремных процедурах. Наконец начальница отделения пчела, с серебристыми погонами наконец добралась до его папки и произнесла.
– В детское отделение, группа ? 9, камера двенадцать.
С почти детских, с ровными пальцами рук Олега Рыбаченко, сняли наручники и пристегнули к руке стража. Подталкивая дубинками, пацана повели. Мальчику вновь стала страшно, как встретят его другие заключенные. Про тюрьмы рассказывали много ужасающих вещей, ведь там не просто дети, а преступники.
Вот они вышли во двор, острые камушки впились в босые ноги, новоиспеченный арестант шагал на носках и, ему было особенно больно. Капал дождь, сыро и холодно. У входа в соседнее помещение, огороженное высоченным забором, ревут, надсаживаясь кабаны-бульдоги. Коридоры мрачные с множеством решеток, даже проемы на этажах заставлены ими, а стены выкрашены в черный и серый цвет. Это ужасно давит на психику ребенка, и детское сердце вновь начинает биться сильнее, он больно ударился босыми пальцами о скользкую бетонную ступеньку, слегка замедлил движение, охранник врезал прикладом по спине.
– Не спи, салага!
Мальчик зарылся головой в разбавленную кровью, кого-то уже допросили, лужу, его грубо подняли за распухшее ухо. Наконец Олега Рыбаченко подвели к массивной двери, охрана из трутней гнусно усмехнулась. Послышались зудящие рыки:
– Вот мы пришли, но сначала прописка в камере.
– Это как!
– Глупо спросил мальчишка.
Трутни снисходительно объяснили:
– А так ты еще мал, мы тебя пожалеем. Десять ударов дубинкой по мягкому месту и все.
Олег Рыбаченко хотел было заскулить, но понял по волчьим глазам, что будет еще хуже. А так может быть обойдется. Его повернули, спустили штаны и со всего размаха врезали. Мальчишка ойкнул, потом закусил губу. "Будь мужчиной - мелькнула мысль". Следующие удары были еще больнее. Олег Рыбаченко тихо стонал, но сумел сдержать громкие крики. Наконец палачи закончили, сняли наручники и открыли дверь камеры. Затем последовал крепкий удар ногой, с размаху пацан влетел в нее. Спящие проснулись, протирая глаза. Глядя на них, Олег Рыбаченко успокоился.