Священные камни Европы
Шрифт:
Раздразнил наш царь мужика сердитого
(Наполеон и Россия)
Войну с Россией Наполеон получил в наследство от революции, он не хотел этой войны, он искал союза с великой северной державой. Мир еще не был заключен, а Наполеон уже дал знать императору Павлу, что желает вернуть России всех русских пленных, оставшихся после разгрома корпуса Корсакова осенью 1799 года. При этом он не требовал даже обмена пленными. Более того, он распорядился, чтобы им сшили за счет французской казны новые мундиры по форме их частей и возвратили оружие. Шесть тысяч русских солдат и офицеров вернулись в Россию обласканными и одетыми с иголочки, как после великой победы. Кажется, история войн не знает
Наполеон относился к русскому царю очень серьезно и с большим уважением, он подчеркивал, что Павла Петровича отличают благородство и величие души. Такой характеристики со стороны Наполеона не удостоился ни один другой европейский монарх. Нам бы прислушаться к этой оценке Наполеона, а то мы привыкли воспринимать Павла, как придурковатого психопата, пребывающего во власти химер. А Наполеон за неровным характером рассмотрел рыцарскую душу русского царя, и он не ошибся в своей оценке.
Первый консул сказал посланцу Павла: «Ваш государь и я — мы призваны изменить лицо земли». Разумеется за этими словами стояла не только личная симпатия, но и политическая прагматика. Наполеоновская идея военного союза с Россией была основана на двух обстоятельствах. Во–первых, отсутствовали сколько–нибудь серьезные противоречия в интересах между двумя державами, а во–вторых, поялялась возможность грозить совместными усилиями британскому владычеству. 2 января 1801 года Бонапарт сказал: «У Франции может быть только один союзник — это Россия».
Целых десять лет Наполеон придерживался своей концепции союза с Россией, понимая, что она носит не случайный, не ситуационный характер, это не тактический, а стратегический союз. Он видел прочность этого союза и в том, что он вполне соответствовал интересам России. А это так и было.
Один русский дипломат провозгласил концепцию: «Дружи не с соседом, а через соседа». Все правильно. С соседом всегда есть пересекающиеся интересы, из–за этого с ним трудно договориться, тут любой мир, увы, не прочен. Франция же была для России «через соседа», нашим странам было нечего делать, а общих врагов мы имели более, чем достаточно.
Когда в Париж пришла весть, что Павел убит, Бонапарт пришел в ярость. Он кричал: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге». Наполеон воспринял убийство Павла, как личную трагедию. И по поводу англичан он не ошибся. Английский историк Элизабет Сиэрроу, изучив огромное количество неизвестных ранее архивных документов, не оставила сомнений в причастности британских спецслужб к организации заговора. Английские агенты и английские деньги помогли подготовить государственный переворот в России. Британия была и до конца останется главным врагом франко–русского союза, и главным виновником того, что этот союз рухнул.
Но ведь, казалось бы, убили–то не Россию, а всего лишь императора. Значит, Наполеон имел мало надежды на то, что с новым русским императором у него сложатся такие же хорошие отношения, как с его отцом? И в этом он не ошибся. Но он сделал все для того, чтобы союз России и Франции устоял.
Уже 22 ноября 1801 года Бонапарт сказал: «Отныне ни что не нарушит отношений между двумя великими народами, у которых столько причин любить друг друга и нет поводов ко взаимному опасению. Но со стороны нового русского царя Наполеон сразу же почувствовал враждебность.
Современный историк Олег Соколов пишет: «Александр не был англофилом, но, как ни странно, на международной арене он стал вести себя так, как будто его главной мечтой было служить интересам Англии. Понимая, что Франция не только не угрожает России, но и ищет с ней союза, Александр действовал так, будто завтра неизбежно
В 1804 году по поводу казни герцога Энгиенского в Петербурге при дворе был объявлен траур. Россия направила Франции ноту протеста. Бонапарт был оскорблен этой нотой, он сказал своему министру иностранных дел: «Объясните им хорошенько, что я не хочу войны, но я ни кого не боюсь».
И Талейран объяснил: «Жалоба, которую Россия предъявляет сегодня, заставляет спросить: если бы, когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось бы узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не пожелали бы их арестовать?»
И Александр в свою очередь почувствовал себя смертельно оскорбленным. А стоило ли оскорбляться? Вся Европа знала, что Александр, как минимум, был осведомлен о том заговоре, который закончился цареубийством, то есть над юным русским царем с самого его восшествия на престол тяготело проклятие отцеубийства. Даже если предположить, что смерть отца стала для него неожиданностью, бесспорно во всяком случае то, что он не наказал убийц своего отца–государя. И вот с таким–то пятном на душе он вдруг объявляет траур по некому заморскому принцу, до которого России было мало дела, да еще и заявляет протест Франции.
Между тем, герцог Энгиенский не был подло убит, как император Павел, его казнили по приговору суда, пусть и слишком скоропалительного, и не факт, что справедливого, но он был обвинен в заговоре с целью убийства первого лица Франции — достаточное основание для того, чтобы суд был военно–полевым. Это было домашнее дело французов, слишком сложное и запутанное, чтобы совать в него нос за тысячи километров. Наполеоновские солдаты вторглись на четыре километра на территорию маленького германского государства, чтобы арестовать герцога? Какое беззаконие! Все убийцы Павла были рядом с его сыном Александром. Ну вот ему на это и намекнули. Наполеон, ради блага двух стран готовый иметь дела даже с отцеубийцей, очевидно, мог надеяться на то, что этот отцеубийца не будет слать ему оскорбительные ноты.
И вот в сентябре 1804 г. Александр отправил с дипломатической миссией в Лондон Н. Н. Новосильцева, снабдив его инструкциями, в которых писал о желании «освободить Францию от деспотического гнета, под которым она стонет» и «освободить от ига этого тирана угнетенные им страны». Правлению Наполеона дается характеристика: «Отвратительное правительство, которое использует в своих целях то деспотизм, то анархию».
Оценки столь же несправедливые, сколь и абсурдные. Когда это Наполеон «использовал анархию»? Царь просто бессистемно сыплет оскорблениями, которые приходят ему на память. И уж не владельцу миллионов крепостных рабов было обвинять кого бы то ни было в тирании и деспотизме, особенно вступая в союз с Британией, которая распространила свою тиранию на полмира. И что нам было за дело до того, кто там кого в Европе угнетает? Не слишком ли дешево наш царь ценил русскую кровь, влезая в европейские свары?
Результатом миссии Новосильцева стало подписание 30 апреля 1805 года англо–русской конвенции и создание союза против Франции. Граф Ф. В. Ростопчин вполне справедливо сказал тогда: «Россия опять сделается орудием грабительской английской политики, подвергая себя войне бесполезной».
Зачем это надо было русскому царю? Кто–то считает, что царь не смог простить Наполеону обидных слов, которые услышал в ответ на ноту протеста в связи с казнью герцога Энгиенского. Но ведь уже у этой ноты была своя причина, царь начал «заводиться» раньше, чем его обидели. О. Соколов видит причину в личной неприязни Александра к Наполеону. Но вот с чего бы Александру возненавидеть Наполеона гораздо раньше, чем они познакомились? А ведь то как Александр оценивает Наполеоновскую политику говорит уже не просто о неприязни, а о лютой ненависти, к которой Наполеон не дал ни одного повода.