Святая Елизавета Венгерская
Шрифт:
— Конечно, — сказал Хорнблоуэр, радуясь, что может ненадолго расслабить внимание. Джерард — хороший флаг-адъютант, служит у него уже десять месяцев и все это время был ему надежным подспорьем, мало того, Джерард обладает тем светским чутьем, которое его адмирал так и не удосужился приобрести. Дело было быстро улажено.
— Что ж, очень хорошо, милорд, — сказал Худ. — Теперь разрешите откланяться. Буду иметь удовольствие встретиться с вашей милостью в губернаторском дворце.
— Премного обязан, сэр.
Новый Орлеан прекрасен. Хорнблоуэр с волнением предвкушал, как сойдет на берег. И, как выяснилось, не он один. Сразу после
— Простите, милорд, — сказал он, козыряя. — Какие будут распоряжения? Смысл вопроса был очевиден. Перед грот-мачтой собралась почти вся команда «Краба». Матросы со жгучим любопытством поглядывали на шканцы — на таком маленьком судне всем до всего есть дело, а дисциплина подчиняется иному распорядку, чем на большом корабле.
— Вы ручаетесь за поведение своих людей на берегу, мистер Харкорт? — спросил Хорнблоуэр.
— Да, милорд.
Хорнблоуэр вновь посмотрел на матросов. Те выглядели на редкость молодцевато — они обшивали себя всю дорогу от Кингстона, с того самого дня, как узнали, что шхуну осчастливит своим присутствием адмирал. В ладных синих рубахах, белых штанах и широкополых соломенных шляпах они смущенно жались, отлично понимая, о чем говорят на шканцах. Время мирное, все они добровольцы, пришли на флот по собственному почину. Хорнблоуэр никак не мог к этому привыкнуть — двадцать военных лет он командовал насильно завербованными матросами, только и норовившими дезертировать.
— Если вы сообщите мне, когда намереваетесь отплыть, сэр… простите, милорд, — сказал Харкорт.
— Не раньше, чем завтра на рассвете, — внезапно решился Хорнблоуэр. До утра все его время расписано.
— Есть, милорд.
Неужели портовые кабаки Нового Орлеана чем-то лучше подобных притонов Кингстона или Порт-оф-Спейна?
— Быть может, теперь я могу позавтракать, мистер Джерард? — спросил Хорнблоуэр. — Если, конечно, вы не возражаете.
— Так точно, милорд, — отвечал Джерард, старательно не замечая сарказма. Он давно усвоил, что его адмирал не любит заниматься делами до завтрака. Хорнблоуэр уже поел, когда на переходный мостик передали корзину с фруктами — ее принес на голове босоногий негр. Хорнблоуэр как раз намеревался отправиться в город.
— Здесь записка, милорд, — сказал Джерард. — Распечатать?
— Да.
— От мистера Худа, — сказал Джерард, сломав печать, и через секунду: — Думаю, вам лучше прочесть ее самому, милорд.
Хорнблоуэр нетерпеливо схватил записку. В ней говорилось:
Милорд,
Я взял на себя смелость послать вашей милости эти фрукты. Обязан известить вашу милость о только что полученном сообщении. Груз, привезенный графом Камброном из Франции и принятый на хранение таможенным управлением Соединенных Штатов, вскорости будет доставлен на «Дерзкий» лихтером таможенного агентства. Ваша милость, конечно, понимает, что это свидетельствует о скорой отправке «Дерзкого». Мне сообщили, что вес принятого на хранение груза весьма значителен, и я намереваюсь разузнать о нем побольше. Быть может, ваша милость, со своей стороны, изыщет способ ознакомиться с характером груза.
Остаюсь, с глубочайшим уважением вашей милости покорный слуга
Клудсли Худ Е.Б.В. генеральный консул в Новом Орлеане
Что
— Мистер Харкорт!
— Сэр… милорд!
— Я попрошу вас ненадолго зайти ко мне в каюту. Молодой лейтенант стоял в каюте по стойке «смирно» и с легким испугом ожидал, что скажет главнокомандующий.
— Это не выговор, мистер Харкорт, — бросил Хорнблоуэр сердито, — даже не нарекание.
— Спасибо, милорд, — ответил Харкорт, успокаиваясь.
Хорнблоуэр подвел его к окну и, как прежде Худ, указал рукой:
— Это — «Дерзкий». Бывший капер, ныне зафрахтованный французским генералом.
Харкорт взглядом выразил недоумение.
— Именно так, — сказал Хорнблоуэр. — А сегодня на него лихтером перевезут с таможни оставленный на хранение груз.
— Да, милорд.
— Я хотел бы знать про этот груз по возможности больше.
— Да, милорд.
— Разумеется, я не хочу, чтобы каждый встречный и поперечный знал о моей заинтересованности. Вообще никто лишний не должен знать.
— Да милорд. Отсюда в подзорную трубу я, если повезет, смогу многое рассмотреть.
— Совершенно верно. Вы увидите, тюки это, ящики или мешки. Сколько того и другого. По тому, какие используются тали, сможете прикинуть вес.
— Так точно, милорд.
— Тщательно записывайте все, что увидите.
— Есть, милорд.
Хорнблоуэр вперил глаза в юношеское лицо лейтенанта, пытаясь оценить его благоразумие. Он отлично помнил, как Первый лорд Адмиралтейства настойчиво советовал не задевать легкоранимых американцев. Хорнблоуэр решил положиться на молодого человека.
— Мистер Харкорт, — сказал он, — выслушайте с особым вниманием то, что я сейчас скажу. Чем больше я узнаю про груз, тем лучше. Но не идите напролом. Если представится возможность узнать, что там внутри, используйте ее. Не знаю, что это будет за возможность, но случай помогает тому, кто окажется к нему готов. Когда-то давным-давно Барбара сказала, что везенье — удел тех, кто его заслуживает.
— Я понял, милорд.
— Если просочится хоть малейший намек — если проведают французы или американцы — вы пожалеете, что родились на свет, мистер Харкорт.
— Да, милорд.
— Я не нуждаюсь в лихих молодцах. Мне нужен сообразительный, предприимчивый офицер. Вы уверены, что поняли?
— Да, милорд.
Хорнблоуэр наконец оторвал взгляд от лица Харкорта. Он и сам был когда-то лихим молодцом. Теперь он с большим, чем прежде, сочувствием вспоминал старших по званию, чьи поручения тогда исполнял. Старший офицер вынужден полагаться на подчиненных, но за все отвечает сам. Если Харкорт оплошает, если по его вине произойдет дипломатический скандал, он и впрямь пожалеет, что родился на свет — уж об этом-то Хорнблоуэр позаботится — но и сам Хорнблоуэр пожалеет о своем рождении. Однако незачем говорить об этом Харкорту.