Святая Русь. Княгиня Мария
Шрифт:
А как же Петруха Бортник? После Третьего Спаса явятся к нему за медом княжьи люди, увидят деревеньку – и пропадай вольная община. Правда, бывший князь и не ведал, где бортничает на него Петруха. Знали о нем лишь четверо гридней, кои раз в год наведывались к Бортнику. (За Петрухой так и закрепилась эта кличка.) Гридни Василька Константиновича. Да они, почитай, все полегли на берегах Сити, едва ли кто из четверых остался в живых. В Ростов вернулась горстка дружинников, но все они из послужильцев боярина Корзуна, так что о заимке Петрухи никто не ведает.
Скитник поднялся с валежины, глянул в напряженные лица сосельников и молвил:
– Я вам никогда недругом не был. Возьму грех на себя. Ни боярину, ни князю о вас не поведаю. Коль надумали здесь лихую годину пережить, оставайтесь.
Мужики и бабы (вот уж русский обычай по любому поводу бухаться в ноги) повалились на колени.
– Премного благодарны тебе, староста!
– Николи не забудем милость твою, Лазута Егорыч!
– Может, и сам с нами останешься? Завсегда рады такому старосте.
– Неисповедимы пути Господни, мужики, – загадочно отозвался Лазутка и сел на коня.
Скитник прожил с семьей три дня (успел и с Петрухой наговориться), а на четвертый – пошел седлать коня.
– Куда же ты, любый мой? – обеспокоилась Олеся.
– В Ростов. Надо о тесте разузнать. Не ты ль о родителях беспокоишься?
– Да как же не беспокоиться. Все же – отец и мать, да и о внучатах тревожатся.
– Все распознаю. А уж о внуках наверняка горюют. Угожи-то, сама ведаешь…
Лазутка распрощался с детьми, Олесей и помчал в Ростов. В городе ему повезло. Едва успел взбежать на крыльцо купеческого терема, как тотчас столкнулся с Секлетеей, коя увидела въехавшего во двор всадника из окна светелки.
Узнала Лазутку, всплеснула руками, запричитала:
– Горе-то какое, зятек! Доченьку с внучатами татаре загубили! От села – одни головешки, и людей, чу, всех саблями посекли.
– Не реви раньше смерти, теща. Дома ли Василий Демьяныч?
– В отлучке государь мой. На свой страх и риск по торговым делам уехал.
– Смел тестюшка.
– Уж куды как смел. Всюду татары шастают, а он в Новгород подался. Там, бает, басурман нет. Ох, не сносить ему буйной головушки.
– А где же он ране-то был, до татарского набега?
– Да все там же. Еще в зазимье туда укатил. Вот и сберег его Господь.
– А сама как уцелела?
– И меня Господь в беде не оставил. Все ростовцы город покинули, а я не посмела, волю государя своего исполняла. Строго наказывал: «Пуще глаз дом стереги. Авось и дочка с внучатами приедет». Вот и сидела, всех поджидаючи. А когда татары нагрянули, я на конюшне в сене спряталась. Весь день и всю ночь просидела, а потом, когда шум улегся, в избу потихоньку пошла. Тут у меня и ноженьки подкосились. В избе-то голо, шаром покати. Все, что годами наживали – псу под хвост. Жито, меды, вина, одежу, посуду, иконы – все выгребли. Деревянные ложки – и те забрали. Государь мой две седмицы назад вернулся – и за сердце
Секлетея вновь заголосила.
– Хватит лить слезы, теща. Порадую тебя. Живы твои деточки.
– Ой ли, зятек? – не веря своим ушам, воскликнула Секлетея.
– Живы! И Олеся, и внуки твои. Токмо сегодня от них.
Секлетея кинулась к киоту (Василий Демьяныч успел поставить новые иконы), закрестилась.
Весь вечер просидел Лазутка у тещи, но самое главное утаил.
– Живы – и слава Богу, а где – не пытай. Мужу скажешь: в надежном месте. Успокой его, когда вернется. Я еще к вам наведаюсь.
Глава 4. Александр Невский
Нет, не зря предрекала Мария великую славу двоюродному брату Василька – князю Александру Ярославичу, не зря спорила с владыкой Кириллом, кой продолжал сомневаться в пророчестве княгини.
– Свинья не родит сокола. Каков батюшка, таковы у него и детки, – осторожничал епископ.
– В народе есть и другая пословица: «Отец отопком щи хлебал, а сын в воеводы попал». Александр – тверд, разумен, сторонник единой державы и горячий патриот Отечества. Он еще скажет свое веское слово. Убеждена!
Не прошло и двух лет после сражения на берегах Сити, как о двадцатилетнем князе заговорила вся Русь.
Родился Александр 30 мая 1220 года в Переяславле-Залесском, где княжил его печально известный отец Ярослав Всеволодович, кой сидел много лет и в Великом Новгороде. (Дело в том, что новгородский князь приглашался из других удельных княжеств вечем, кое заключало с ним ряд – договор. Всю жизнь отец князя Александра то ссорился с новгородцами, то опять ладил с ними. Несколько раз его прогоняли за крутой нрав и насилия.)
Детство Александра прошло в Переяславле. Княжеский постриг – обряд посвящения в воины – Александр принял в три с половиной года. Обряд совершался в Спасо-Преображенском соборе Суздальским епископом Симоном. От владыки получил юный княжич первое благословение на ратное служение, на защиту земли Русской и русской церкви.
В 1228 году отец посадил отрока-князя и его старшего, одиннадцатилетнего брата Федора на княжение в Новгород. Когда Федор неожиданно скончался в 1233 году, Александр стал самостоятельно править вольным городом.
Великий Новгород называли феодальной республикой, коя не испытала ужасов ордынского нашествия. Попытка хана Батыя двинуть свои полчища на Новгород не увенчалась успехом благодаря мужеству русичей. (Тем не менее новгородцы вынуждены были признать себя зависимыми от Золотой Орды и платить дань ее ханам.)
Положение в Северо-Западной Руси было тревожное. Русскую землю опустошали татаро-монголы, а на северо-западных рубежах Новгородско-Псковской земли стягивались силы немецких, шведских и датских феодалов. В то же время Великое княжество Литовское пыталось захватить уцелевшие от татаро-монгольского разорения земли Полоцко-Минской Руси и Смоленска.