Святая, смешная, грешная
Шрифт:
Он смотрел на меня, словно читая мои мысли, улыбаясь одними глазами. Но от этой, казалось бы, обычной вежливой улыбки, меня так искрануло, что я готова была снова натянуть маску на глаза. Вместо этого я так же вежливо улыбнулась в ответ, произнеся:
– Да, что-то не спится. Но, думаю, лететь ещё долго, успею поспать.
Интересно, он все мои слова понимает?
– Катя, – опять прозвучал его голос, – а давайте выпьем? Как это по-русски… За здоровье и знакомство! Я правильно говорю? Вы меня понимаете?
Теперь уже он сомневался, понимаю я его или нет.
– Да, понимаю. Вы неплохо говорите по-русски. Намного лучше, чем я на английском.
– Чего
– Спасибо, не откажусь от мартини. Может, тогда и усну, – улыбнулась я.
– Хорошо, я сейчас закажу.
Нажав кнопку вызова бортпроводницы, он опять улыбнулся:
– Вы раньше бывали в Майами?»
– Нет, первый раз. А вы?
– Да, я – гражданский лётчик, мне приходится летать, – подбирая слова, говорил Серж, иногда помогая жестами. Руки, мимика, улыбка – и всё становится понятным.
Подошла стюардесса, Серж заказал мартини и продолжил говорить. «О чём он говорит?» – тут я ловлю себя на мысли, что больше смотрю на него, чем слушаю. Ухоженные, с аккуратно подстриженными ногтями, но совсем не женственные руки, обрамленные белоснежными манжетами сорочки, элегантными движениями дополняли сказанное, если вдруг не находилось нужного слова. Серж был красив, даже в чём то изящен. В манерах, жестах? Не знаю. Но он точно не был похож на брутального Костю, хотя и женственности в нём тоже не было. В нём всего было в меру. Одним словом, француз. «И этот француз с каждой минутой тебе, Катя, нравился всё больше и больше. Даже не пытайся это отрицать», – говорил мне внутренний голос. «А я и не собираюсь», – отвечала я ему. Да, нравится, да, хорош собой. Да, сексуален. «Ты же за версту это от мужчин чувствуешь. По их взгляду, манерам, движениям, голосу»… В общем, это либо есть, либо нет. Другого объяснения я дать не могу. Вот в Серже это было! И я это чувствовала. «Кать, а, может, ты просто голодна? Вспомни, когда у тебя было это в последний раз? Поэтому ничего удивительного, что сидя в полумраке салона на расстоянии вытянутой руки с этим красавчиком, ты думаешь о сексе. Думаешь или хочешь?» – пытала я себя. И думаю, и хочу, что собственно одно и то же!
– Катя, это твой мартини, – услышала я голос, который отвлёк меня от приятных мыслей и вернул в не менее приятную реальность.
Действительно, сидеть рядом с ним, говорить, коверкая слова, брать из его руки мартини, чуть коснувшись пальцами, было приятно. Это возбуждало, не скрою. Выпив по порции освежающего, с кубиками льда, мартини, мы ещё немного поговорили, и с каждой секундой я чувствовала, что он нравится мне всё больше и больше.
– Предлагаю ещё по мартини. Ты как, готова?
Возможно, от мартини, немного кружившего мне голову, но мне показалось, что он стал лучше говорить по-русски. А, возможно, мы просто стали лучше понимать друг друга, и это мне нравилось? Я совершенно расслабилась, стала делать больше попыток говорить на английском. Он поправлял меня, а чтобы не беспокоить своей болтовнёй соседей, наклонялся ко мне всё ближе. Хотя, какие соседи? Сзади – никого, соседей через проход тоже не было. Впереди – пара пожилых китайцев, по– моему, крепко спали, не обращая внимания на наш разговор.
– С удовольствием! Ещё по мартини, и спать, – ответила я.
Серж ставит мартини на откидной столик, расположенный между нашими креслами. Его пальцы, медленно скользя по стенкам бокала, опускаются вниз. Это так изящно, красиво… Так сексуально.
– Выпьем? – спрашивает в полутемноте Серж, протягивая мне бокал.
– Выпьем, – отвечаю я.
Он медленно протягивает бокал, и наши пальцы встречаются. Всё, как у классика: «Они сошлись, как лёд и пламя». Я беру бокал в руку. Снизу мои пальцы через тонкое стекло обжигает лёд, сверху – его горячая ладонь. Наши глаза встретились. Мы сидели, словно под гипнозом, не шевелясь, ничего не говоря, просто смотря друг на друга. Во рту пересохло. «Глоток мартини был бы спасительным», – подумала я. Когда мои пальцы почти онемели от холода, а бесконечно долго смотреть в его глаза было уже невыносимо, я потянула бокал. Серж ли разжал свои пальцы так некстати, или я потянула как-то неожиданно, но всё содержимое бокала, включая кубики льда, оказалось на мне. На мгновение мы замерли, оба уставившись на натянутый треугольник тонкой юбки, через который, как сквозь марлю, медленно просачивался мартини. Серж, словно очнувшись, схватил салфетку и стал неуклюже промокать ею, при этом на всех известных мне языках твердя слова извинений. Ткань впитала в себя часть напитка, пропустив остальное через себя, оставив на поверхности лишь кубики льда. Серж пригоршней, словно мелочь из игрового автомата, пытался сгрести скользкие кубики льда. Я сидела с открытым ртом и круглыми как блюдца глазами, не в силах вымолвить ни слова.
– Ты думаешь, что я садомазохистка? – с лёгким приступом истерики вымолвила я. – Может, лёд еще в трусы мне засунешь? Убери руки сейчас же, идиот!
Я могла ожидать от него любой реакции, но только не этой. Серж поднял на меня свои виноватые миндалевидные глаза и произнёс, пытаясь правильно выговорить слова: «Фёдор Достоевский… Я читал его на английском».
Поистине смех и грех.
Чтобы мартини не просочился дальше на кресло, я инстинктивно сжала ноги. Мелкая дрожь покрывала моё тело. Я была в шоке и панике, не зная, что делать дальше и где спасительный выход?
– Отвернись, чего уставился? – сказала я, для большего понимания показав рукой, куда ему следует, а куда не следует смотреть в данной ситуации.
Лихорадочно вспоминаю, что у меня в ручной клади. «Так… Прокладки, косметика, зубная щётка, разная мелочёвка», – перебирала я в памяти. Вряд ли из всего перечисленного мне хоть что-то сейчас поможет. А вот полотенце – осенила меня догадка – вполне может спасти. Не лететь же мне ещё несколько часов пропитанной насквозь влагой и ароматами мартини.
Серж смиренно отвернулся, глядя в проход между креслами, но иногда бросая короткие виноватые взгляды на меня.
– Подай, пожалуйста, мою сумку. Она там, наверху, – показала я рукой.
Немного успокоившись от шока, я поняла – в принципе, не смертельно. Да и кого винить? Сама виновата. Вцепилась в этот бокал как дура, а теперь ищешь крайнего, срывая на нём злость. Серж встал, огляделся по сторонам, свёл большой и указательный палец как букву «О», показывая: «о-кей, всё нормально, все спят, всё хорошо».
«Конечно, хорошо, даже отлично! Не у тебя же мокрые и липкие трусы», – бурчала я про себя.
Когда моя сумка оказалась в кресле рядом со мной, я открыла её. Лихорадочно вытаскиваю из сумки: очки, телефон, планшетник, салфетки. Наконец, на самом дне – полотенце. Вот оно! Беря в руки, улыбаюсь, как спасительному кругу. Блин, трусы! Где трусы? Неужели в чемодане? Чёрт возьми, этого мне ещё не хватало.
Вижу участливый и грустный взгляд Сержа. Следя за моими руками, как я перекладываю и не нахожу то, что искала, он делает огорчённую физиономию и по-русски спрашивает: «Нету?»