Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
– А ты будто половцев на Русь не водил?
– мгновенно ощетинился Олег.
– А кто супротив меня поганых той зимой навел? Да еще стяг свой, княжеский, половчину поганому передал? Не так ли?
Остальные князья и бояре сдержанно загудели, обсуждая событие. Отдать стяг инородцу, неверному язычнику? Но Владимир Мономах и бровью не повел.
– Было сие дело не ради моей выгоды!
– воскликнул он.
– Я ради спокойствия всей земли на сие дело решился!
– И на убийство послов половецких тоже поэтому пошел?
– вспомнил Олег.
– Почто к тебе Итларь и Китан два лета назад прибегали зимой? Не с войском же шли! Тайно, обманув, ночью убил!
–
– ответил Мономах.
– А с врагами разговор короток - смерть поганым, и все тут! Я их на Русь не звал… Да и почем ты ведаешь, о чем они прибегали со мной говорить?
– Уж ведаю!
– Это Итларевич твой тебе набрехал?.. Да он земли нашей первым врагом был! А ты врагам нашим помогал. Чем они тебя прельстили? Что обещали? Не зря ты с ними стакнулся! Половчанку за себя взял, своим у поганых стать желаешь!
Услышав такое обвинение, многие бояре разинули рты, а князья ошеломленно уставились на Олега Святославича. Даже брат Давыд - и тот дернулся отсесть от него. Но сам Олег держался гордо и спокойно, темные глаза его не изменились, разве что руки на коленях сжались в кулаки.
– Вы половцев врагами величаете, - холодно отмолвил он, - а того не разумеете, что они со мной поступали честнее, чем вы, братья родные и двоюродные. Они меня с родины не высылали, отчины не лишали…
– Так и мы тебя не трогали особо!
– вставил слово Святополк.
– Сидел ты в Тмутаракани, блюл наши русские дела и заботы…
Давид Игоревич скривился и переглянулся с Володарем Ростиславичем - пока Олег жил пленником в Царьграде, Тмутараканью правили они, а после его возвращения стали изгоями.
– Моя отчина Чернигов! Почто меня лишили моей земли? Не потому ли, что Всеволод Ярославич, отец твой, себе захотел мой богатый край взять? Брату Давыду вы Смоленск отдали, а мне что? А Ярославу?
– А что вы для земли нашей сделали, чтоб вас волостями награждать?
– огрызнулся Мономах.
– Лишь тот, кто о земле печется, живота ради нее не жалеет, днем и ночью в заботах, как сделать ее обильнее и от ворога защитить, лишь тот достоен владеть землею!
Услышав такие слова, Василько встрепенулся, словно боевой конь, заслышавший трубный голос рога. Молодой князь был полон замыслов, что теснились в его голове, он горячо желал их осуществления, поверив в свои силы еще два года назад, когда в союзе с Боняком и Тугорканом ходил воевать на стороне Алексея Комнина против восставших булгар и их союзников печенегов. До этого он лишь пробовал свои силы, но та война показала Ростиславичу, что он может надеяться и на большее. С тайными мыслями получить себе поддержку у старших князей он и ехал на снем, тем более что военная сила ему была надобна. И вот они, золотые слова!.. Владимир Всеволодович, двоюродный дядя, вот кто ему нужен!
Заметив, как загорелись глаза Василька, Давид Игоревич нахмурился, а его бояре стали пристальнее наблюдать за молодым князем. Вот он встретился взглядом с Мономахом, задержал на нем взор, чуть кивнул ресницами… Мономах в ответ, не сводя с него глаз, наклоняется к своему боярину Ратибрру, шепчет что-то…
– Братья, братья-князья!
– тем временем пытался урезонить родичей Святополк, чувствующий, что со снема все могут отправиться сразу на новую усобицу.
– Негоже нам о малом спорить, великое забыв! Опять встала меж нами распря! Почто она? Нам же на погибель, ворогам на радость! Всем нам ведомы наши беды и утеснения. Для того мы тут и собрались, чтобы сообча решить, как землю Русскую поделить.
– А чего ее делить?
–
– Она и так поделена!
– Как?
– бросил на него гневный взгляд Олег.
– И кем? Несправедливость чинится - кто сильнее, тот и забирает себе соседские волости…
Святополк Изяславич уловил в его словах намек, переглянулся с Мономахом, но тот шептался о чем-то со своим боярином Ратибором и не заметил взгляда великого князя. Но слова Олега услышал и нахмурился.
– А чего ты хочешь, брат Олег?
– не спеша отвернувшись от Ратибора, спросил он.
– Новгород?
Теперь уже насторожился сам Святополк. Новгород издавна, еще со времен Владимира Красно Солнышко считался вторым городом в Русской земле. Им владел наследник великокняжеского стола. По лествичному праву он сейчас был в вотчине Мономаха, ибо еще Всеволод Ярославич послал туда внука Мстислава Владимировича. Отдать Новгород Олегу означало признать его права на наследование золотого Киевского стола. И война прошлой осени ясно показывала, что Олег хочет этот город.
– Новгород не Новгород, но Смоленск, где я ныне живу, мал для нас всех, - хмуро ответил Олег.
– У меня сыновья подросли, у Давида взрослые дети, Ярослав женат… Совсем нас земель на Руси лишить хотите? А мы не изгои! Своей доли требуем!
– Долю еще заслужить надобно, - отмолвил Мономах, и спор пошел по новой.
В тот день так ничего и не решили - до самого вечера князья спорили, поминая прежние обиды и перечисляя, где и какие города принадлежали им в прежние времена. Вспомнилась Тмутаракань, Олешье, мелкие распри, начиная со дня смерти Ярослава Мудрого, когда первый раз делили столы. Князья перечисляли, кто когда сидел где без волостей, вспоминали, где и как долго им пришлось княжить, и требовали себе эти земли. Святополк отстаивал владения умершего брата Ярополка в Луцке, Ростиславичи требовали себе часть Волынской земли, ибо при Ярополке они сидели в ней без волостей, получив от Всеволода Ярославича и старших братьев его лишь городки для кормления. Давид Игоревич вспоминал торговый город Олешье и Тмутаракань, спорили об отнятых у поляков землях и червенском Перемышле, столе умершего Рюрика Ростиславича, который его братья Володарь и Василько ни за что не хотели отдавать во владения кому бы то ни было. О последнем особенно яростно спорил Давид Игоревич, отчаянно не желая усиления братьев-соперников.
Наконец Владимир Мономах как хозяин дома, под чьей крышей собрались князья, поднялся с места и объявил, что ему пора на вечернюю службу в местную церковку. Гости восприняли это как знак отойти на покой и стали прощаться.
Мономаху было очень важно обдумать все услышанное. Самый важный разговор будет завтра, когда прочие тоже продумают, что и с кого требовать, посоветуются с боярами и придут к решению. Но он был должен суметь направить русло беседы так, чтобы уладить дела между всеми.
Мономах действительно направлялся к своей домовой церкви, чтобы побыть в тишине, но не прошел и полпути, как сзади послышались торопливые шаги:
– Князь! Владимир Всеволодович, погоди!
Мономах - с ним был только боярин Ратибор - остановился, оглянулся. За ним спешил Василько Ростиславич, порывистый и сильный в движениях, красивый, горячий. Подбежав, коротко поклонился, тряхнув русыми кудрями:
– Дозволь слово молвить, князь!
– Дело у тебя ко мне или так просто, на беседу зовешь?
– Мономах покосился на невысокую, украшенную деревянным кружевом церковку, что темным пятном выделялась на осеннем небе.