Святополк II. Своя кровь

Романова Галина Львовна

–  А вот я у византийского кесаря Алексея Комнина два лета назад вино пробовал - фряжское [38] , - продолжал Василько.
– Оно на вкус совсем другое.

–  Угу, - пробурчал Давид.

–  Святополк Изяславич, слышал я, богат, и у него много добра иноземного собрано. Поговаривают, что особенно богат князь книгами, коих у него превеликое множество, да серебро к нему течет рекою от иудейских и германских купцов?

Давид кивнул, в душе проклиная словоохотливость Василька и

досадуя, что ему приходится сидеть тут сиднем.

[38] Фряжское – иностранное.

–  Твои пределы ляхи и угры не беспокоят?
– продолжал тот.

Давид помотал головой. В каморке ненадолго повисло молчание.

–  Я слышал, князь на ловы ездил?
– снова заговорил Василько.
– И много он дичины набил?

–  Д-Да.

–  А на какого зверя ходили?

Волынский князь понимал, что Василько просто старается разговорить его, но не мог заставить себя открыть рот. А теребовльский князь не мог взять в толк, почему молчит его собеседник. Очевидно, вино одних людей делает болтливыми, а других немыми.

–  Я летом новый поход затеял - ежели из этого целым ворочусь. А не смогу сам идти - так брат Володарь вместо меня встанет, - как ни в чем не бывало продолжал Василько.
– Мы уж о том с ним уговорились. Я хотел у тебя дружины попросить. Дашь своих людей? Хоть тысячу воев, ежели, как ты говоришь, с ляхами у тебя мир?

«Эва куда гнет!» - со злостью подумал Давид и хлопнул ладонью по столу.

На этот звук в каморку шагнул холоп. Это был один из людей Давида, оставленный им здесь на всякий случай.

–  Где наш брат, князь Святополк Изяславич?
– спросил он.

–  Стоит в сенях, - ответил холоп.

–  Пойду к нему.
– Давид Игоревич резко встал, кивнул Васильку.
– А ты пока посиди.

Теребовльский князь остался пробовать мед и не сразу понял, в чем дело, когда снаружи лязгнул засов.

–  Эй, кто там?
– крикнул он от стола.
– Давид Игоревич! Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Василько встал, подошел к двери, толкнул ее, потом налег сильнее, но она лишь дрогнула под его крепким плечом.

–  Эй, кто там?
– Василько грохнул по двери кулаком.
– Кто еще чудить вздумал? Отоприте!

Он ударил по двери несколько раз, но дубовые створки не подались. Василько чувствовал, что за дверью стоят люди, но что это означает?..

«Не езди, князь!
– всплыли в памяти слова странного отрока.
– Тебя хотят няти!»

Чуть не опрокинув лавку, Василько бросился к косящатому оконцу. Он легко вышиб его кулаком, высовываясь наружу, но широкие плечи застряли в узком проеме. Князь хватанул себя за бок - он был готов рубить окошко мечом, но поздно вспомнил, что оставил его на пороге. Василько высунулся из окошка, озираясь, чтобы позвать кого-нибудь на подмогу, но окно выходило на задний двор. Отсюда были видны только стены и крыши клетей да забор. Кричать придется долго.

Недоброе предчувствие

сжало грудь, но еще не хотелось верить, что все так серьезно. Василько надеялся, что заперт по ошибке - кто-то из глупых холопов, не зная о его приезде, привычно запер опустевшую, как думал, клеть. Но ведь он кричал, звал…

Снаружи затопали шаги, и он развернулся навстречу людям. Засов скинули.

Когда четверо суроволицых воев переступили порог, Василько угадал, что его заперли не случайно. Из-за их спин шагнул кузнец. Звякнула цепь кандалов.

–  За что?
– только и спросил Василько.

–  То князь сам поведает, - пробасил один из воев.

Все четверо двинулись на него, заходя с двух сторон и зажимая в угол. Василько метнулся было к двери, которую оставили приоткрытой, но навстречу ему оттуда высунулись копья. Молодой князь отшатнулся, и тут его схватили за локти.

Кузнец подошел спокойно, словно ему каждый день приходилось сажать князей на цепь. Голову Василька за волосы оттянули назад, чтобы он мог заклепать на горле железный ошейник. Тот соединялся цепью с двумя обручьями на запястьях, и еще пару кандалов замкнули на ногах.

–  Готово!
– Кузнец вытер руки о кожаный передник, убрал клещи и гвозди и вышел.

Выломанное окно заложили кое-как доской от лавки, и вой оставили Василька одного. Он опять услышал, как лязгнул засов и прозвучал негромкий голос, приказывающий сторожить узника до рассвета.

Давид с замиранием сердца прислушивался к крикам пленного князя, а затем к звукам короткой борьбы. Его воевода сам поставил сторожей возле каморки, доложил князю о сделанном деле, и волынский князь дрожащей рукой вытер обильный пот на высоком с залысинами лбу.

–  Святополк ждал его в своих палатах и вскочил, когда Давид ворвался к нему:

–  Взяли Василька! Теперь наш верх будет! Святополк тяжело оперся ладонями на столешницу, глядя в пол. Ему было и радостно, и тревожно. Давид ждал.

–  Что делать будешь с ворогом?
– наконец спросил он.

–  Не ведаю, - покачал головой киевский князь.

Всю ночь он ворочался на постели, толкал локтем в бок Ирину. Под утро покинул так и не сомкнувшую в тревоге глаз жену, прошел к Любаве. Но и у наложницы не нашел успокоения. Князю все казалось, что он что-то сотворил не так, но что - понять не мог.

Встав утром с тяжелой головой и так ничего и не придумав, он повелел созвать к себе всех своих бояр и знатных мужей от киевлян, как всегда делал, когда предстояло решить дело большой важности. По особому приглашению были призваны игумены, пришли люди от митрополита. Собравшиеся в палате люди удивленно переглядывались. Лишь весьма немногие ведали, что вчера в гости приезжал теребовльский князь, но не более того.

Святополк Изяславич пришел вместе с Давидом Игоревичем и его тремя боярами. Коротко кивнув головой, в ответ на нестройные приветствия бояр и поклонившись священникам, он сел на свой стол и заговорил быстро и горячо, боясь, что от волнения не сможет все высказать: