Святополк II. Своя кровь

Романова Галина Львовна

–  Но как же мне, - попробовал он перекричать этот шум, - как же мне быть! Мономах идет на меня войной! Как обороняться от него?

–  Князь, - Ян Вышатич прижал руку к сердцу, - ты наш князь, тебя не отдадим, а коли надо - замирим со Владимиром Всеволодовичем! Не может он ослушаться слова всего Киева!

Святополк медленно перевел дух. Случилось то, на что он не надеялся и во что до сих пор до конца не верит. Если бы это было правдой! Мономах грозен и строг, но, надо отдать ему должное, справедлив. Его можно уговорить. Князь вдруг понял, что согласится на многое, лишь бы у него не отнимали стол, не лишали власти и имения.

Конечно, за это придется чем-то пожертвовать, но главное - замириться с Мономахом, а там поглядим.

–  Добро, мужи киевские, - он расправил плечи и глянул на толпу повеселевшим взором, - коли хотите примирить меня с Владимиром Всеволодовичем - шлите послов!

Ирина Тугоркановна прижалась к стене, краешком глаза глядя из косящатого окошка на княжой двор. Он был заполнен толпой, люди кричали, размахивали кулаками, бросали в воздух шапки. У иных было оружие. Стоявшего на красном крыльце и говорившего с народом Святополка Изяславича не было видно, но княгиня и не пыталась найти глазами мужа. Привлеченная шумом, она выглянула полюбопытствовать - и надо же было такому случиться, что взгляд ее сразу упал на высокого стройного черноволосого юношу, что стоял в первых рядах возле старого боярина!

После того летнего дня, когда принимала Иванка в своих хоромах, княгиня несколько раз видела молодого богатыря в княжеских палатах. Он всегда приходил с приемным отцом Данилой Игнатьевичем, и ни разу им не удалось встретиться. Молодая женщина издалека следила за юношей, вздыхала и сейчас смотрела только на него, дыша и протирая пальчиком замерзающее слюдяное оконце. Румяный на морозе, с горящими глазами, как он был красив! Красивее всех половецких юношей, каких она видала дома, и даже здешних молодых мужчин.

Сзади скрипнула дверь, и молодая княгиня отпрыгнула от окошка, боясь, что ее застанут за непотребным делом и угадают ее мечту. В светелку бочком протиснулась княжеская наложница Любава.

–  Здрава будь, княгинюшка, - приветствовала она ее.

–  И ты здравствуй, - осторожно ответила Ирина Тугоркановна.

–  Прости, что пришла к тебе незвана-непрошена, - Любава встала у двери, сцепив пальцы на груди, - но не могу я… Ведаю, не любишь ты меня… не должна любить, - поправилась она, заметив, как дернулась к ней княгиня при этих словах, - я ведь князю детей родила, любил он меня и по сию пору любит…

–  Что же ты от меня хочешь? Уступить его тебе?
– Перед мысленным взором Ирины мелькнули черные глаза Иванка.

–  Княгиня, ты из половецких степей родом, а ведомо мне, что у переяславльского князя, который под киевскими стенами стоит, мачеха половчанка, из твоего племени. Сказывали, князь Мономах очень любит и почитает ее, как родную мать. Помоги Святополку, княгиня!.. Сошлись с княгиней Анной - пущай замолвит словечко перед грозным князем!

Ирина обернулась на окошко. Толпа еще стояла у крыльца, но Иванка на прежнем месте не было. То ли ушел совсем, то ли встал с другой стороны. Короткое счастье кончилось… Молодая женщина вздохнула. Она знала, что у ее отца было много жен и младшие подчинялись старшим, что были любимые жены, перед которыми трепетали и заискивали остальные. Здесь ее покрестили, священник объяснил ей ее новую жизнь, и Ирина знала, что на родине ее мужа живут только с одной женой. Но привыкла она по-другому, и поэтому молодая княгиня кивнула:

–  Я пошлю к ней.

Глава 20

Князья

уже готовы были перейти Днепр и окружать Киев, когда от передовых сторож, что уже вышли на лед возле причалов, примчались гонцы с известием, что стольный град открыл Золотые ворота и из них навстречу вышло посольство. В числе послов, кроме бояр, заметили священников - они несли кресты и пели молитвы, а среди них выступал сам митрополит Николай.

Владимир Мономах был удивлен, но и доволен столь быстрым поворотом дела. Вот сейчас ему поклонятся городские мужи, митрополит поднесет Дары и от имени всех киевлян попросит быть новым князем, потому как старый запятнал честь и более народу не надобен. Он сидел на коне впереди своей дружины, возле походного шатра, с крутого берега озирая реку, полки и город на том берегу. Чуть поодаль встали его союзники братья Святославичи - Олег и Давыд с двумя старшими сыновьями. Бояре переглядывались, шептались.

Полки расступились, когда в сопровождении воинов к Мономаху приблизилось посольство. Владимир узнал городского тысяцкого Яна Вышатича, двух старых бояр, служивших еще его отцу Всеволоду Ярославичу, но оставшихся в Киеве после его смерти, митрополита и двух игуменов - из Выдубицкого и Печерского монастырей. Позади них скромно стояла, сложив руки на груди, мачеха, вдова Всеволода Ярославича и смотрела на него печально и тепло. Ее присутствие удивило Мономаха, а первые же слова, сказанные боярами, заставили податься вперед - показалось на миг, что он ослышался.

–  Князь!
– повел речь Ян Вышатич.
– Люд киевский приветствует тебя на нашей земле и просит, чтобы ты не ходил на нашу землю, не зорил ее, не брал Киева на щит. Сие деяние не принесет тебе ни чести, ни выгоды. Отыди от пределов наших, не губи зря людей. Ты великий воин, не раз с победами ходил по земле, оборонял Русь от поганых, добыл много чести и славы. Не пятнай свою честь братней которой…

–  Что?
– Мономах нахмурился.
– Ян Вышатич, в своем ли ты уме? Ты что хочешь - чтобы я отошел от Киева? Сейчас, когда…

Мономах осекся. Киев был готов упасть к его ногам, как спелое яблоко - только руку протяни. Так он думал еще миг назад - и вот киевляне отказывают ему.

–  Ты слывешь князем мудрым и справедливым, князь, - продолжал Ян Вышатич, - так не преступай первым старых законов, не начинай которы, не желай земли брата твоего, киевского князя Святополка Изяславича. Сам же в Любече крест целовал, чтобы не преступать пределов чужих земель…

–  Да ведь Святополк сам первый роту нарушил!
– Голос переяславльского князя не дрогнул, но всем показалось, что над берегом Днепра нависла грозовая туча.
– Он кровь родича своего пролил, пожелав земли его заять…

–  Князь наш того не желал, - нахмурился старый тысяцкий.
– То ему Давид Волынский наговорил. Мы же ему присоветовали о своей голове печься.

–  Он бы о ней лучше пекся, ежели б не совершал злодеяния!
– Владимир Мономах чуть повысил голос, зная, что его слушают и дружинники, и союзные князья.
– Он первый вверг нож в нас, а наговорил ему что Давид Волынский или нет, того мне неведомо. Казнили невиновного, и злодеи должны получить по заслугам. Я пришел к Киеву, чтоб ратной силой призвать Святополка к ответу.