Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения

Павлищева Наталья Павловна

— Вчера не так, — уже откровенно посмеивалась Мальфрид

— Ясно, — вздохнул супруг. Натворила что-то и довольна, как бы потом полной ложкой расхлебывать ее радость не пришлось. — Княгиню видела?

— Да.

— О чем говорили?

— Да ни о чем. — Мальфрид пожала плечами. Ты умный, но и я не дура, так я тебе и сказала! — Забота у нее, все лицо пятнышками весенними покрылось, конопатая твоя княгиня!

— А ты и рада! — фыркнул боярин. Если этому радуется дуреха-жена, то ладно, пусть себе…

А Мальфрид постаралась отвернуться, чтобы муж не заметил

ехидную ухмылку, которую она едва сдерживала. Пакость явно удалась, только вот не посмотреть, что же теперь будет с княгиней?

Князь вернулся через два дня. Довольный увиденным — все же много построено, растут новые грады по границе со Степью, надежный заслон будет — он спешил поделиться этим с Анной. Не раз говорил жене о своей задумке, не раз почти хвастал крепостями, которые строит. Но Анна то и дело тяжела, потому недужна, ей все нельзя, даже поехать посмотреть не может. Когда в этот раз стоял, глядя на новые стены Белгорода, вспомнилось, как Рогнеда, будучи тяжелой двумя сыновьями, даже от киевлян отбивалась, не давая себя украсть. Анна слабее, ту, как хрупкую вещь, и трогать не смей, если она в тяжести. Берегут, холят, а дети все одно мрут, едва родившись. Правда, есть и выжившие, уже двое сыновей и дочь. Кто-то теперь будет?

Владимир спешил, хотелось погладить округлившийся живот жены, послушать, шевелится ли дите. Анна, как обычно, сидела, обложенная подушками. Князь только успел подумать, что зря она все время сидит, надо бы ходить побольше, но сказать ничего не успел, замерев от изумления. Лицо обернувшейся к нему княгини было красней вареного рака!

— Что?! — ахнул Владимир. — Что случилось?!

Губы Анны дрожали, она готова разреветься, но сдерживалась изо всех сил.

Оказалось, что княгиня, лицо которой каждую весну становилось конопатым, и ничто с этим не могло справиться, пожаловалась на свою беду заехавшей к ней Мальфрид. Боярыня быстро подсказала, мол, была конопатой в юности и сама, да избавлялась легко. Есть такое снадобье, лицо от него белое и нежное. Состав снадобья Мальфрид нашептала бедолаге на ушко, еще поболтала и уехала. Не успела она сесть в свой возок, как челядь уже собирала для княгини… голубиный помет!

— Что?! — изумился Владимир.

— Да-а… — все же залилась слезами Анна.

Остальное досказал князю лекарь, приехавший когда-то с ней из Царьграда. Снадобье составили и, не спросив его, сразу намазали княгиню, уж очень той хотелось к мужнину возвращению избавиться от многочисленных конопушек, делавших обличье совсем некрасивым.

— И что в том снадобье?

— Медовый взвар, мята, ромашка и голубиный помет.

Видя, что князь брезгливо скривился, лекарь развел руками:

— Это ничего, мы и яд иногда используем, но помета было слишком много, целый фунт!

— Сколько?! — ужаснулся Владимир. Представить, что на лицо княгини вымазали фунт голубиного помета, он просто не мог.

— Да, — снова сокрушился лекарь, — слишком много! Это вызвало покраснение лица, которое будет трудно убрать. Теперь княгине нельзя на солнце очень долго.

— Плевать на солнце, пусть в тереме сидит, все одно с такой рожей на люди не покажешься! Кто снадобью научил?

Анна, слышавшая слова князя, заревела в голос:

— Мальфрид…

— Сыскать и притащить сюда!

Справились быстро, Старой еще жил у своего родственника неподалеку от княжьего двора. Боярин, услышав, что его жену требуют к князю, посмотрел на красавицу долгим взглядом:

— Что ты натворила, когда была у княгини?

— Ничего… — скромность Мальфрид была явно напускной.

— Лучше скажи сразу, чтоб знал, откуда беды ждать! — Старой схватил жену за запястье.

Та выдернула руку, преувеличенно возмущаясь:

— Ничего я не натворила! Дала княгине совет, как от конопушек избавиться.

— И?.. — насторожился боярин.

Мальфрид делано пожала плечами:

— Откуда мне знать, что она напутала?

Боярин хотя и толст и ленив, но не глуп, сразу сообразил откуда ветер дует, усмехнулся:

— Сама беду на себя накликала, сама и выпутывайся.

Но, уже сажая в возок, все же поинтересовался:

— А чего насоветовала-то?

Губы Мальфрид дрогнули в усмешке помимо ее воли:

— Голубиным пометом мазать.

— Чем?! Сгорит ведь!

— Его в снадобье чуть надо было, может, много добавила?

Глядя в хитро блестящие глаза супруги, Старой покачал головой:

— Ты там-то не радуйся, не то все поймут.

— Не бойся, не дура! — огрызнулась боярыня.

Похожий разговор состоялся в княжьем тереме, Мальфрид повторила состав снадобья, честно-честно глядя в глаза князю, мол, медовый взвар, мята, ромашка и голубиный помет.

— Ты этим мазалась?

Бывшая княгиня скромно опустила глазки:

— Да, князь, в девичестве еще, чтобы лицо белее было…

— Целым фунтом помета?! — ахнул Владимир.

Глаза боярыни полезли на лоб:

— Каким фунтом?! Всего-то золотник нужно.

Князь рухнул на лавку, зайдясь от хохота. Лекарь из дальнего угла смотрел на него с недоумением. Вытирая слезы, Владимир махнул рукой византийцу:

— Поди сюда. Сколько княгиня помета взяла?

— Фунт… — осторожно протянул тот.

— А надо было? — повернулся к Мальфрид князь.

Та, с трудом сдерживая довольную улыбку, скромно протянула:

— Золотник только…

— Ах! — всплеснул руками лекарь. — Это же почти в десять раз разница!

С лица князя еще не сошла улыбка, но он все же поинтересовался:

— Ты кому состав говорила?

— Как кому?

— Ну, кому из боярынь рассказала, сколько чего надо?

— Да никому, — пожала плечами Мальфрид, — самой княгине на ушко и сказала, чтоб другие не слышали.

И снова терем потряс хохот князя. Он решил, что Анна сама увеличила количество помета, чтобы отбелить лицо скорее. Мальфрид уехала обратно, все также довольно улыбаясь, а Владимир долго еще не мог поцеловать свою жену не столько потому, что лицо было красно и сильно болело, но и потому, что, оказавшись рядом, живо представлял фунт голубиного помета на ее щеках.