Святослав
Шрифт:
— В ямах для хлеба пищат мыши, — горько усмехнулся Ми-кула.
— Так ты хочешь, чтобы я у тебя мышей из ям повыгонял?
– сердито процедил Бразд.
— Нет, Бразд, — сказал Микула, — мои мыши пусть мне и остаются. Но, кроме мышей, у меня никакой скотины нет. Подох отцовский конь, а без коня нет и хлеба.
— Я в этом неповинен. — Бразд отвел глаза в сторону. — Мы были равны, когда уходили из отцовского дома. А потом каждый делал то, что умел.
— Вот я и не умею работать так, как другие, как ты, брат Бразд, — вырвалось у Микулы. — Верь мне, я не щадил рук, делал
— Чем же я могу помочь тебе?
— Я пришел к тебе как к брату… Мы с тобой одного рода, одной крови… Помоги!
Бразд долго смотрел на свои руки, лежавшие на столе, потом перевел взгляд на лицо Микулы, у которого мелко тряслась нижняя губа.
— Что там кровь и твой род? — Бразд тяжело вздохнул.
– Старого нашего рода уже нет, у каждого из нас теперь свой род. Ты говоришь — кровь, но и кровь у людей разная… Помочь же тебе я не знаю как. Может, хочешь, чтобы я тебя принял в свой дом?
— Нет, Бразд, — поспешно перебил его Микула, — я не хочу, не пойду в твой дом… Ты говоришь правду — старого нашего рода уже нет, у каждого из нас теперь свой род. Так помоги же мне спасти мой род. Дай мне купу.
Бразд долго смеялся.
— Что я слышу! — сказал он наконец. — Я, правда, даю купу людям. И не я даю — что я, княжий холоп, — я даю людям купу от князя. И закуп должен давать: князю — оброк, мне -урок. Если же он этого не сделает, я имею право, как посадник князя, бить его плетьми, аще же убежит, сделаю обельным холопом… А с тобою я что сделаю, если не отдашь оброка и урока?! Буду бить плетьми, сделаю холопом? Как-никак, а ты мне брат…
— Что ж, — глухо произнес Микула, — если будет нужно, бить будешь, сделаешь холопом…
Так Микула взял купу у своего брата.
3.
Много людей собралось в этот день в Золотой палате, все скамьи из нее вынесли заранее; вдоль стен толпились лучшие мужи Руси — князья земель и городов, бояре и воеводы, тысяцкие, огнищане, княжьи тиуны.
Только в конце палаты, как всегда, стояли кресла: княгини Ольги — посередине, Святослава и Улеба — по бокам.
Вскоре из дверей вышла княгиня с сыновьями, несколько бояр и воевод. Княгиня Ольга вышла вперед, но не села, как это бывало обычно, в свое кресло, а остановилась и некоторое время стояла возле него.
Все собравшиеся знали, для чего их позвали и что им скажет княгиня. И все же она была очень взволнована и, начав говорить, сама не узнала своего голоса, часто останавливалась, чтобы перевести дыхание.
— Дружина моя, — начала княгиня, — бояре, воеводы, люди Руси! Из близких и далеких земель, со всех окраин днесь позвала я вас сюда, ибо нужда в том велика и важна… Ведомо вам, дружина моя, что вот уже много лет прошло, как не стало князя Игоря и как села я по вашему слову на Киевском столе. За эти годы я сделала, что смогла. А чего не сделала — не кляните, а поскорее выправляйте, ибо тяжкое сейчас время на Руси, мнози дела нужно сотворить. Вот почему собрала я вас, дружина моя! Дела много, а сама я стара и немощна стала, чую уже и конец свой, люди. Давайте же посоветуемся, кто теперь
Тихо было в палате, молчала и княгиня Ольга.
— Тебя волим, княгиня… поможем! — послышалось несколько голосов.
— Нет, дружина моя, — ответила на это княгиня, — я сказала не всуе, мы должны назвать князя.
— Святослав! — раздалось тогда множество голосов одновременно. — Просим Святослава!
И уже все в палате закричали:
— Святослав! Святославу быть князем! Просим Святослава! Когда шум затих, княгиня Ольга произнесла:
— Думала и я, кому князем быть. Святослав будет вашим добрым князем. Иди, сын, садись на столе!
Святослав сел в кресло, на котором когда-то сидели Олег и Игорь, на котором только.вчера сидела его мать, княгиня Ольга.
И сразу в палате прозвучал голос:
— Сел еси на Киевском столе князь великий Святослав. Множество голосов подхватило:
— Славен князь Святослав! Славен!
Но вскоре голоса стихли. Два боярина и двое воевод взяли с пола и подняли заранее приготовленный кусок дерна, возложили его на голову князя.
Он почувствовал, как холодная земля коснулась его головы, от дерна отрывались и катились по шее и спине комочки земли.
— Где еси, князь? — спросили у Святослава.
Это была минута нерушимой клятвы, которую всегда в день вокняжения давали людям своим князья Руси. Святослав знал, что надлежало говорить и что говорили князья до него. Он ответил:
— Под родною землею есмь и под людьми моими.
— Будешь ли верно служить людям своим?
— Клянусь.
— А если отступишь?
— Пускай земля поглотит меня/…
Тогда два боярина и двое воевод подняли кусок дерна и разбили его на голове князя Святослава. Земля и корни обсыпали его голову, грудь, руки. Так она засыплет его, если он забудет людей своих.
Но князь Святослав никогда не забудет этой клятвы. Вот подошло к нему несколько гридней. Острой бритвой сняли волосы с головы, оставив только одну прядь: пусть она напоминает людям, что отныне Святослав — великий князь. Вот подошла к Святославу мать, княгиня Ольга, она держала в руках скованный лучшими кузнецами из красной меди, позолоченный, осыпанный множеством драгоценных камней шлем.
Гридни подали ей меч, и она опоясала им Святослава. Один из старейших бояр подал Святославу лук и тул.
— Славен наш князь! — гремели голоса, выплескиваясь из дверей и окон.
Тогда князь Святослав вышел из Золотой палаты, за ним двинулись воеводы и бояре.
Перед крыльцом, куда ни глянь, по всей Горе, на городских стенах, на крышах домов, даже на ветвях деревьев — повсюду было полным-полно людей. От самого крыльца, по обе стороны дороги, что вела к Перуну, в своих боевых доспехах, со щитами и мечами, в несколько рядов стояли дружинники, а впереди них, во главе, — сотенные и десятники. Над ними серебром сверкали копья, под порывами ветра с Днепра развевались знамена земель Черниговской, Переяславской, Древлянской, Новгородской и еще многих, приславших сюда своих гонцов. За дружинниками стояли купцы, ремесленники, женщины и дети со всей Горы…