Святославичи
Шрифт:
Молодая женщина лежала на соломе, свернувшись калачиком, укрытая плащом дружинника. Воибор натянул вожжи, когда Олег окликнул его по имени. Телега остановилась, Олег спрыгнул с коня прямо в лужу и сдернул узлы с седла.
Ода, увидев, как Олег раскладывает перед ней платья и покрывала, залилась благодарными слезами. Стоя на коленях в повозке, она обняла стоящего на дороге Олега, перемежая поцелуи словами благодарности.
Воибор соскочил с облучка телеги и деликатно удалился в лес.
Сосновый бор уже проснулся и поприветствовал наступающий день разноголосыми трелями птиц:
Успокоившись, Ода попросила Олега помочь ей одеться.
Олег забрался в повозку и, стараясь не глядеть на мачеху, подавал ей то, что она просила, поддерживал ее и расправлял на ней складки одежды. Руки Оды тряслись от пережитого потрясения и от утренней свежести, ноги при малейшем усилии подгибались сами собой, все ее тело болело, иссеченное плетью. Одевшись, обессиленная Ода опустилась на солому, доверив Олегу расчесать и заплести свои длинные растрепанные волосы. Олег, не раз в детстве заплетавший косы сестре, легко и быстро справился с этим делом.
Когда Воибор вышел из-за деревьев, он увидел в повозке не униженную полураздетую женщину, но полную достоинства княгиню в атласной приволоке с белым покрывалом на голове. Вот только лицо по-прежнему было заплаканным.
Сидя в телеге, Олег слушал под скрип колес печальный рассказ Оды о том, как Вышеслава призналась отцу, что она не девственница по вине Удона, который для нее дороже всех мужчин на свете. Пораженный Святослав заставил дочь раздеться донага и лично удостоверился в правдивости ее слов, бесцеремонно ощупав Вышеславу. После чего, поручив своим боярам без него передать Вышеславу в руки польских сватов, Святослав вскочил на коня и галопом поскакал в Чернигов.
Дальнейшее Олегу было известно.
– Святослав грозился с позором упечь меня в монастырь, коль случится так, что Болеслав вернет Вышеславу назад, - негромким голосом говорила Ода.
– Он велел мне молить Бога, чтобы Мария-Добронега, мать Болеслава, которую негласно поставят в известность обо всем, согласилась бы помочь Вышеславе не осрамиться в первую брачную ночь. Мне страшно даже думать, что будет, ежели поляки с позором вернут Вышеславу.
– Ода тяжело вздохнула.
– Но пусть будет монастырь, только бы без унижений. К сожалению, мой муж не может не унижать.
– А что ожидает Вышеславу в случае позора?
– спросил Олег.
– Тоже монастырь, - грустно ответила Ода и склонила голову к Олегу на плечо.
Олег задумчиво глядел на длинную гриву своего коня, бредущего за телегой, на могучие сосны, сквозь густые кроны которых не было видно ни клочка голубого неба.
Телегу тряхнуло на ухабе. Ода тихонько застонала.
– А Удон возьмет Вышеславу в жены, коль ее брак с Болеславом расстроится?
– снова спросил Олег.
Ода не ответила. Она спала.
Княжино Селище было расположено на крутом холме и представляло собой деревянный теремок, окруженный многочисленными хозяйственными пристройками. Вершина холма с трех сторон была обнесена тыном, за которым ниже по склону расползлись лачуги
От вида, открывающегося из окон теремка, захватывало дух.
Извиваясь среди полей и холмистых лугов, несла свои спокойные воды река Белоус, по берегам которой зеленели кудрявые заросли вербы. Вдалеке, охватывая полукругом речную долину, стоял стеной высокий сосновый лес. Под самым обрывом текла совсем небольшая речушка, впадающая за березняком в Белоус.
Уже вовсю колосились хлеба, и проносившийся ветер колыхал зеленые нивы, словно морские волны.
Ода и Олег, осмотрев теремок сверху донизу, задержались в одной из светелок, которую Ода облюбовала себе под спальню. Они стояли у раскрытого окна, завороженные открывшимися далями и чистотой синих небес.
День выдался солнечный, и испарения от пропитанной обильными дождями земли, напоенные густым запахом луговых трав, поднимались кверху вместе с неясной призрачной дымкой, смягчающей полуденный зной.
Огнищанина [98] , заправлявшего княжеским хозяйством, звали Перегуд. Он выслушал все наставления и распоряжения Оды, покорно кивал головой. Со слов княгини выходило, что она сама пожелала прожить остаток лета вдали от Чернигова без мужа и детей.
Ода отобрала из молодых рабынь две приглянувшиеся ей девушки, повелев огнищанину переодеть их в чистые нарядные платья и поселить рядом с ее опочивальней.
[98] Огнищанин - управляющий княжеским хозяйством.
Олегу надо было возвращаться в Чернигов, Ода не удерживала его. Она лишь попросила навещать ее почаще.
– Я еще надоем тебе своими приездами, матушка, - с улыбкой сказал Олег.
Ода недовольно повела бровью.
– Хотя бы здесь называй меня по имени, - промолвила она.
– И знай, что после всего случившегося я скорее отдамся тебе, нежели твоему отцу.
Эти слова для княжича были подобны раскату грома.
Синие глаза мачехи в упор глядели на Олега, в них не было стыда или смущения, не было страха перед Господом или собственной совестью. Это были глаза женщины, бросающей вызов моральным устоям и целомудрию христианки. Они горели страстным желанием отомстить обидчику хотя бы таким путем. Колебания Олега были мгновенно побеждены этим взглядом.
Юноша порывисто обнял обеими руками голову молодой женщины и приник к ее устам. Ода не сопротивлялась, покрывало упало с ее запрокинутой головы. Этим поцелуем было сказано все: страстное стремление княжича видеть в своей молодой мачехе желанную женщину натолкнулось на ее готовность принадлежать ему и только ему.
Обратно Олег ехал полупьяным от чувств. Оказывается, как сладок грех! Но разве грех любить? Олег спрашивал сам себя и сам же себя укорял: любить женщину не грех, но не жену же отца своего!