Святотатство
Шрифт:
К нам приблизился раб с подносом. Я взял кубок, наполнил его и протянул Фаусте. Традиция, согласно которой женщинам запрещалось пить вино в обществе мужчин, уходила в прошлое, сохраняясь лишь в торжественных случаях. К тому же общепринятые законы и правила не распространялись на людей, подобных Фаусте.
— Благодарю, — кивнула она, но, приняв кубок из моих рук, не стала подносить его к губам. — По городу ходят слухи, что ты расследуешь происшествие, случившееся во время ритуала в честь Доброй Богини. Ты хочешь поговорить со мной в связи
— О, как прискорбно, что я успел стяжать себе репутацию человека, который вечно что-то вынюхивает, — воскликнул я. — На самом деле, в данный момент мысли мои предельно далеки от каких бы то ни было расследований.
Надо признать, это не вполне соответствовало истине.
— Представь себе, я явился сюда в качестве посланца Купидона, — завершил я свою тираду.
— Ты намерен сделать мне брачное предложение? — холодно изрекла Фауста. — Я слышала, ты не женат.
Судя по выражению ее лица, стать моей супругой ей хотелось столь же сильно, как заняться ловлей жаб.
— В таком случае мой отец прежде переговорил бы с твоим опекуном, — заметил я. — Нет, я пришел сюда по поручению своего друга, Тита Анния Милона Папия. Несколько дней назад он увидел тебя впервые и пополнил ряды несчастных, сраженных твоей красотой наповал.
Фауста оживилась на глазах.
— Милон! — воскликнула она. — Человек он незаурядный, это видно с первого взгляда. Признаюсь, я беседовала с ним не без удовольствия. Но о семье, из которой он происходит, мне ровным счетом ничего не известно. Он носит имя, данное назваными родителями. Как такое могло случиться?
— Его отец — Гай Папий Целс, землевладелец из южных провинций. Перебравшись в Рим, он сам был усыновлен своим дедом по материнской линии, Титом Аннием Луском. Как ты понимаешь, на этот шаг они решились исключительно из политических соображений, дабы обеспечить отцу Милона возможность постоянно проживать в городе и стать членом городской трибы.
По крайней мере, генеалогический экскурс оказался кратким. Будь Милон патрицием, мне пришлось бы пересказывать его родословную в течение часа.
— Но сельские трибы пользуются большим уважением, чем городские, — заметила она, выслушав мой рассказ. — Все знатные семьи принадлежат к сельским трибам.
— Так было прежде, благородная Фауста. А ныне власть в Риме принадлежит уличным бандам, одну из которых возглавляет Милон. Древние времена и длинные родословные сегодня значат не так уж много. Милон твердо намерен сделать свое имя самым громким в Риме, и можешь не сомневаться, он достигнет своей цели. Многие патриции, не имеющие за душой ничего, кроме знатного происхождения, влачат ныне полунищенское существование. Если ты свяжешь свою судьбу с одним из таких жалких патрициев, тебе придется прозябать в бедности. А если ты станешь супругой Милона, тебя ожидает участь, которой позавидуют многие.
— Все это звучит заманчиво, — усмехнулась Фауста. — Разумеется, у твоего друга в городе есть дом, отвечающий его притязаниям и амбициям?
—
О том, что жилище будущего супруга Фаусты представляет собой хорошо укрепленную крепость, а слуги его — отчаянные головорезы, получившие закалку в гладиаторских сражениях, я решил не распространяться. В конце концов, сюрпризы вносят в семейную жизнь приятное оживление.
— Многие знатные римляне просили моей руки, но все они нагоняли на меня скуку, — призналась Фауста. — А ведь мне уже двадцать семь лет. Я почти склонялась к тому, чтобы до конца своих дней оставаться незамужней и находиться под опекой Лукулла. Сегодня я впервые получила брачное предложение, которое меня заинтересовало. Ты можешь передать Милону мое согласие. Отныне он может навещать меня, когда ему будет угодно. Но, надеюсь, он понимает, что все вопросы, связанные с нашими дальнейшими планами, мы должны решать с глазу на глаз. Я скорее вскрою себе вены, чем смирюсь с браком, который за меня устроили другие.
— Восхищаюсь твоей решительностью, благородная Фауста. Не обладай ты столь независимым нравом, тебя наверняка выдали бы замуж за Катона. Уверен, новость, которую я принесу Милону, сделает его счастливейшим из смертных. Не желаешь ли выпить еще немного этого превосходного вина?
Фауста покачала головой. По-моему, она даже не отпила из своего кубка. Я налил вина себе.
— Возможно, после того как мы уладили столь важное дело, ты согласишься оказать мне небольшую любезность и удовлетворить мое любопытство относительно того скандального происшествия, о котором ныне говорит весь Рим? — вкрадчиво осведомился я.
— Увы, это невозможно, — бросила Фауста.
— Ах да. Подобно всем прочим женщинам, ты боишься нарушить ритуальный запрет?
— Запрет здесь ни при чем. Просто той ночью меня не было в доме Цезаря.
Я замер, не донеся до рта кубок с вином:
— Не было? Но тебя там видели!
— Тот, кто сказал тебе об этом, ошибается или лжет, — не моргнув глазом, отчеканила Фауста. — Как тебе наверняка известно, в ритуале могут принимать участие только замужние женщины. А тратить время на пустую болтовню с девчонками, большинство из которых моложе меня почти вдвое, у меня не было ни малейшего желания.
— Как видно, меня ввели в заблуждение, — пробормотал я. — Прошу, прости меня.
— За что? — пожала плечами Фауста. — Ты ничуть меня не обидел. Передай Милону, что я с нетерпением жду вестей от него.
С этими словами она встала и протянула мне руку, которой я почтительно коснулся.
— Желаю тебе удачного дня, Деций Цецилий, — бросила она на прощание.
Я проводил ее взглядом. Спору нет, эта женщина была хороша собой и держалась безупречно, но это отнюдь не означало, что она говорила правду. Кто-то из них двоих — она или Юлия — пытался меня обмануть. И я точно знал, кому предпочитаю доверять.