Святотатство
Шрифт:
— Заговорщик из Помпея никудышный, — пожал плечами я. — В прошлом году у него была возможность, опираясь на поддержку армии, объявить себя диктатором, но по непонятным причинам он упустил эту возможность. Теперь он ввязался в политические игры. Но, как и сказал Цицерон, здесь он обречен на поражение, так как в политическом смысле слишком наивен и неопытен. Если он сумеет избежать изгнания, то лишь благодаря хитрости Цезаря и богатству Красса. Возможно, командовать армиями Помпей и умеет, но во всех прочих отношениях он — полное ничтожество. Подумать только, не сумел провернуть ерундового убийства!
— А может, покушение не удалось всего лишь благодаря случайному везению? — усмехнулась Юлия.
— Конечно, везение тоже нельзя сбрасывать со счетов. Заговорщики обычно предпочитают не пачкать собственных рук и всю грязную работу поручают тем, кто находится у них в подчинении. Неопытный или неумелый исполнитель может поставить под угрозу успех всего заговора. Помпей хотел меня убрать, потому что понимал — я единственный человек в Риме, способный раскрыть их замысел. Он хотел, чтобы моя смерть выглядела естественной, и потому из всех возможных способов убийства выбрал яд. Но Клодий, которому он поручил меня бить, отказал себе в удовольствии сделать это собственноручно, потому что в ранге преступлений отравление занимает одно из самых презренных мест, уступая лишь поджогу. На мое счастье, Клодий передоверил это дело Нерону. А желторотый юнец не справился со столь ответственным делом, и я остался жив.
Протрезвев после той безумной ночи, Клодий догадался, что Нерон попытается меня предупредить. Потому и послал своих этрусских наемников следить за моим домом. Когда Нерон подошел к моим воротам, они его убили.
— Но почему они не забрали трубочку с письмом? — спросила Юлия.
— Полагаю, они просто-напросто не знали о существовании письма, как и их патрон. Клодий имеет изрядный опыт по части заговоров. Он неизменно руководствуется главным правилом конспирации — никогда и ничего не записывать. Ему и в голову не пришло, что молодой дуралей, направляясь ко мне домой, где мы могли поговорить с глазу на глаз, предпочел изложить все дело в письме. Своим наемникам он приказал убить мальчишку, но не упомянул о том, что тело следует обыскать.
— А почему он приказал убрать травницу?
— Решил замести следы. Она слишком много знала. У нее Нерон приобрел яд. Ей было известно, что ее платье предназначалось для некоей персоны мужского пола, желающей проникнуть в дом Цезаря под видом женщины, доставившей листья лавра. Такого опасного свидетеля нельзя было оставлять в живых, особенно учитывая, что она давно вызывала у меня подозрения. И Клодий заставил ее замолчать навеки.
Юлия вздрогнула.
— Эти люди не знают жалости, — пробормотала она.
— Уверяю тебя, по их стандартам убийство какой-то там крестьянки вообще не считается преступлением. Ради достижения своих целей они способны, не моргнув глазом, уничтожить население целой страны. Разумеется, я не против того, чтобы немного потеснить варваров, если это необходимо для блага и процветания Рима. Но затевать войну лишь потому, что это послужит хорошим карьерным скачком для беспринципного авантюриста — подлость и безумие.
Прежде чем выйти на улицу, я должным образом вооружился. Мой гладий не уступал по размерам легионерскому, а лезвие его было таким острым, что могло перерубить соломинку. Спрятать такой огромный гладий в складках тоги было сложновато, но подобные мелочи меня уже не волновали, и я открыто прикрепил его к поясу. Про кинжал я тоже не забыл, а вместо одного цестуса на всякий случай захватил два.
— Держись подальше от реки, — посоветовала Юлия. — Если ты упадешь в воду, все это железо мигом утащит тебя на дно.
— Спасибо за заботу, — кивнул я, поглощенный собственными мыслями.
— Должна тебе напомнить, — сказала Юлия, залившись румянцем, который сделал ее еще очаровательнее, — что, явившись сюда, дабы предупредить тебя об опасности, я подвергла себя немалому риску. А войдя безо всякого сопровождения в дом холостого мужчины и оставаясь под его крышей в течение долгого времени, я нанесла существенный урон своей репутации. Если я вернусь в дом дяди целой и невредимой, бабушка набросится на меня, словно разъяренный дракон. И уж конечно, первым делом прикажет меня высечь, и можешь не сомневаться, в отличие от тебя, она прекрасно знает, где хранится фамильная плеть. А после порки меня, скорее всего, ожидает ссылка на какой-нибудь пустынный маленький остров в Эгейском море. Всякий сочтет подобное наказание справедливым для девицы, которая запятнала бесчестьем имя своей семьи.
— О, я очень виноват перед тобой, что касается моей признательности, то слова бессильны ее выразить, — забормотал я. — Уверен, что смогу все уладить. Когда все будет позади, я поговорю с твоим отцом и…
Привлекательные женщины обладают весьма неприятным свойством лишать меня дара связной речи.
— С моим отцом? — голос Юлии возвысился почти до визга. — Ты собираешься поговорить с моим отцом? Я буду крайне удивлена, если ты сумеешь дойти живым до конца своей улицы!
Я понял, что она вот-вот разразится рыданиями.
— За меня не бойся. С помощью парней Милона я, как котят, разбросаю этих презренных этрусков с их презренными кинжальчиками и молоточками.
— Ты окончательно лишился разума, — воскликнула Юлия, и на мгновение мне показалось, что я разговариваю с отцом. — Клодию прекрасно известно, что Милон твой друг. У него есть своя банда, и можешь не сомневаться, в случае чего его люди придут на помощь этрускам. А если и этого будет мало, ему пришлет подкрепление Помпей. Ты обречен, и я тоже!
Выкрикнув это, она наконец залилась слезами.
— Прошу тебя, успокойся, — взмолился я. — Все не так безнадежно, как тебе кажется.
Дрожа всем телом, Юлия упала в мои объятия. Будучи порядочным человеком, я умолчу о событиях, последовавших за этим. Скажу лишь, что мы не зашли слишком далеко, поскольку у нас не было для этого ни времени, ни возможности.
— Хозяин, твой друг здесь, — донесся до меня голос Катона.
Выйдя в атрий, мы застали там целую толпу народа. Прежде всего в глаза мне бросился Милон, здоровенный, как дом. Его окружало десятка два уличных бойцов, таких же огромных, но далеко не таких красивых. Я представил Милона Юлии, которую тот, по своей привычке, окинул откровенно оценивающим взглядом.
— Никогда прежде я не разделял твоих вкусов, Деций, — произнес он после этого. — Рад видеть, что с годами они претерпели столь заметное улучшение.
Лицо Юлии окаменело, но Милон улыбнулся своей открытой заразительной улыбкой, и она улыбнулась вслед за ним. Никто и никогда не мог устоять против Милона, когда он пускал в ход свое обаяние.
— Идем, Тит, — сказал я. — Нужно поговорить.
Оказавшись в своем кабинете, я вкратце рассказал Милону обо всем, что выяснилось в последнее время. Он выслушал меня со своим обычным вниманием. Дойдя до письма Нерона, я протянул его своему другу, и тот прочел его от первой до последней строки. Он обладал способностью, читая, не произносить слов вслух. Сам я так этому и не научился. Закончив чтение, Милон вернул мне письмо и вновь расплылся в улыбке.