Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека

Диксон Гордон Руперт

Упреки и негодование сменили ликующие возгласы. Воины перестали сражаться, некоторые, побросав оружие, пытались спастись бегством. Арагх немедленно воспользовался переменой в ходе сражения, бросился вдогонку и заваливал солдат со спины. Но трусливые наемники не интересовали Джима.

— Наводи порядок, Арагх! — крикнул он волку. Пламя всемогущества свирепо пылало в его груди. Джим жаждал поединка с рыцарем. — Он не уйдет!

— Нет! Остановись! Сэр Джеймс! — донеслось до Джима.

От двери башни отделилась фигура. Это был Брайен,

полностью одетый в латы и во всеоружии. Он тяжело побежал к конюшням, где ржали, стремясь освободиться от привязи, лошади.

— Слишком поздно! — радостно прогремел Джим. — Я вызвал его первым!

Он перелетел через стену замка. До леса всаднику оставалось не более четверти пути.

— Сдавайся, сэр Хьюго, — во весь голос вскричал Джим. — Я все равно настигну тебя!

Он ожидал, что рыцарь, позорно покинувший на произвол судьбы солдат, пришпорит лошадь — в панике пустит ее галопом, заслышав голос дракона и увидев снижающуюся махину мышц. К удивлению Джима, сэр Хьюго остановил коня, развернулся и изготовил к атаке копье. Затем он пришпорил лошадь и поскакал на Джима.

Джим едва не рассмеялся. Рыцарь потерял голову. Или, смирившись с фактом, что поражение и смерть неизбежны, он решил погибнуть в бою? В то же время, он внезапно вспомнил слова, сказанные Смрголом в логове драконов. Многие ли из вас отважатся встретиться с джорджем в панцире, с направленным на вас рогом?

Затем он и сэр Хьюго сошлись в схватке. Невероятной силы удар и ослепляющая боль стерла зрение, мысли, память — все…

Глава 17

— Мой мальчик… — приговаривал горестно дрожащим голосом Смргол. — Мальчик мой…

Долгое время сознание Джима различало лишь двигающиеся тени, перемежающиеся периоды расплывчатого света и полной тьмы; неясные чужие звуки и скрежеты то приближались, то растворялись вдали… Чуть позже появились голоса — знакомые и незнакомые. Но бескрайнее море боли то засасывало в темные глубины забытья, то выталкивало на поверхность опаленной реальности, всецело подчиняя сознание собственной прихоти. Джим существовал в мире боли. Боль вгрызалась в тело, в мозг, в нервные волокна, в кости…

Чудовищное страдание стало основой бытия. Оно длилось… длилось… вечность… бесконечность…

Но, вычленив из внешнего мира голос Смргола, волны океана боли стихали, мало-помалу переходя в рябь. Отступление вселенского дискомфорта вызвало блаженство. Остаточная боль являлась старым закадычным приятелем, и ее исчезновение было сопоставимо с утратой друга детства. Джим попытался сосредоточиться на громадном пятне, находившемся совсем рядом.

— Смргол?.. — вопросил Джим-Горбаш.

Продравшийся сквозь сухость горла хрип напоминал лишь призрак, бестелесный дух того зычного, громоподобного голоса, которым в момент первого пробуждения в драконьем теле наделил Джима этот странный мир.

— Он заговорил! — Это был Смргол. — Хвала всемогущему Пламени! Он будет жить! Волк, зови остальных! Передай, он будет жить! Пусть приходят все!

— Иду, — раздался ворчливый голос Арагха. — Я разве сомневался, что он выживет? Ты забыл мои слова?

— О, нет, нет… — сдавленно произнес Смргол. — Я старый дракон и видел много своих соплеменников, павших от рогов джорджей… Горбаш, как ты себя чувствуешь? Говорить можешь?

— Самую малость… — прошептал Джим. — Что произошло?

— Идиоты вечно попадают в передряги! — Суровый тон явно не давался ворчливому Смрголу. — Что надоумило твою беспутную башку броситься на панцирного джорджа? Джорджа с рогом и верхом на лошади?!

— Что со мной произошло? — прохрипел Джим.

— Рог, или копье, как они его обзывают, проткнул тебя! Вот что произошло! Любой, кроме дракона, умер бы на месте, едва коснувшись земли. Любой дракон, кроме драконов нашей ветви, умер бы в течение часа. Ты восемь дней качался над пропастью. Но раз уж ты заговорил, то теперь будешь жить. Дракон, не убитый на месте, выживает. Такова уж наша природа, малыш!

— Выживает… — повторил Джим. Как странно и непривычно звучало для него это слово!

— Безусловно! Такими уж мы созданы. Три дня — и ты подымешься на ноги. А еще через два — будешь как новенький.

— Нет, — заспорил Джим. — Уже нет.

— О чем ты говоришь! Ерунда! Как я сказал, так оно и будет. И перестань пререкаться!

Старый дракон продолжал говорить, но темные мутные воды вновь затопили сознание Джима. Он не станет вести бессмысленный спор со Смрголом и не позволит себе поддаться доводам старика. Изменение состоялось, и он никогда не станет таким, как прежде.

Ощущение перемены не покинуло Джима и в последующие дни. Как и предрекал Смргол, Джим быстро поправлялся, разговаривая в часы бодрствования с теми, кто его навещал. Со слов гостей он постепенно восстановил картину того, что произошло с ним у стен замка после схватки с сэром Хьюго.

Теперь Джим понял, почему драконы, несмотря на физическую силу и мощь, опасались рыцаря в доспехах, сидящего на коне и вооруженного копьем. Всадник и конь, закованные в металл, имели массу никак не меньше тонны. Эдакая машина, несущаяся со скоростью десяти миль в час и сосредоточившая весь вес на острие шестнадцатифутового копья, имела практически стопроцентные шансы проткнуть плоть дракона насквозь.

Копье не задело сердца и легких Джима — иначе Горбаша не спасла бы даже его драконья конституция. Острие вошло в грудь, где мышечная масса левого крыла была тонка, и, пронзив тело, на восемь дюймов вышло из левого плеча. Что хуже всего, копье переломилось, оставив короткий обломок торчать из груди.

Все, кто видел падение Джима, посчитали его стопроцентно мертвым. Даже Хьюго де Буа не удосужился удостовериться, а посему взобрался на коня — после столкновения он вылетел из седла — и спешно ретировался, не дожидаясь, пока Брайен бросится в погоню.