Святой Грааль
Шрифт:
В большом зале рассаживались за столы. Слуги и челядь сбивались с ног, таская во дворец из разгромленных складов и лавок вино и еду. Изоснежда издали увидела могучие фигуры северных воинов, просияла. Ее лучистые глаза заблестели как утренние звезды.
У Томаса ноги прилипли к полу, он прошептал отчаянным шепотом, не отрывая глаз от сияющей королевы, кланяясь ей издали, натужно улыбаясь во весь рот:
— Сэр калика, ты в пещерах о стены терся, с богами общался, хоть и языческими, но все же богами... Ты бы объяснил как-нибудь королеве, что я душой уже принадлежу
— Чтобы выдрала мне глаза? Нашел дурака! Я уже видел ее ногти... А у нее еще зубы как у акулы.
— Ну, королева же, не простая женщина...
— Смотрит на тебя не как королева. Нет уж, выкручивайся сам. Не надо было улыбаться. Они ж все расценивают это как обещание жениться!
Пир стал одновременно военным и государственным советом, собранием военачальников, возобновлением присяги на верность. Потери оказались велики, лица воинов за столом были мрачными. Вино лилось рекой, но то у одного, то у другого военачальника скрежетали в ярости зубы, а серебряный кубок сминался в кулаке, выплескивая вино на праздничную скатерть.
Напуганные вожди окрестных племен спешно прислали заложников: наследников или младших дочерей, принесли клятвы верности на мече, огне и внутренностях черной собаки. Наследников сразу поместили под неусыпную стражу в каменном флигеле в саду.
Пока вожди приносили присягу, Томас в полном вооружении стоял за креслом юной королевы. Он был страшен, грозно сверкал очами, с металлическим звоном бросал огромную ладонь в стальной рукавице на рукоять исполинского двуручного меча, — уцелевшие варвары, кому удалось вырваться живыми из города, успели принести вести в свои племена об этом страшном ненасытном мече.
Олег сидел за дальним столом вместе с простыми воинами, пил за троих, ел за пятерых, веселился неестественно. Томас косился завистливо: калика не высовывался, проявляя свой особый характер, как он говорил, свойственный его народу, потому хотя ему и не кричали хвалу как герою, но не сыпались шишки, каких обрушилось на него полный мешок. Он же неторопливо договорился с Тилаком, спасая Томаса от неприятного разговора, что тот приготовит для них запасных коней с одеялами, вином, мясом и овсом, — вместе с их боевыми жеребцами рано утром выведет из конюшни прямо к мраморным ступеням дворца.
Пир длился всю ночь, Томас выбрался к коню прямо из-за стола. Прекрасная Изоснежда вышла провожать, продлевая мучения Томаса. Огромные голубые глаза были полны слез, смотрела умоляюще, нижняя губа мелко дрожала. Она молчала, боясь своего голоса, только трепетно трогала грудь рыцаря тонкими пальцами, смотрела неотрывно, слезы держались в озерах глаз на запрокинутом лице, не прорывая запруду.
Когда Олег нетерпеливо напомнил Томасу вполголоса, что не надо продлевать страдания ни свои, ни чужие, Томас стиснул зубы и резко вскочил в седло. Жеребец вздохнул тяжело, уловив настроение хозяина, укоризненно покосился на королеву.
— Прощай, чудный рыцарь из сказочной страны, — прошелестел едва слышный голос юной королевы. — Помни, здесь твое королевство, оно вечно будет ждать тебя!.. Я останусь девственницей до скончания дней... Когда
— А ты? — выдавил Томас.
— Я? — грустно улыбнулась Изоснежда. — Буду править твоим именем. Королева, ждущая возвращения своего могучего защитника.
Олег схватил мощной рукой повод жеребца Томаса, громко гикнул, кони с места взяли в галоп. Земля загрохотала под стальными подковами, дорога стремительно понеслась навстречу, пугливо бросаясь под копыта и мгновенно проскальзывая, чтобы позади облегченно вздохнуть и прийти в себя.
Кони неслись тяжелым галопом, пока не повалил пар. Олег не оглядывался. Когда белые стены города скрылись за зелеными холмами, он позволил усталым коням перейти на шаг, тяжело вздохнул:
— Ну, одна рукавица и кинжал — еще не потери. Хотя и жаль, конечно. Ты, надеюсь, старую рукавицу положил? Которую вез в мешке про запас?
Томас оскорбленно вскинулся, сказал с болью:
— Сэр калика! Как ты можешь в такую минуту...
Олег неодобрительно хмыкнул, глаза оставались вопрошающими.
Томас нехотя признался:
— Старую... Но кинжал остался новый!
Олег кивнул, направил внимание вперед на дорогу, брови сошлись на
переносице. Томас с неловкостью понял, что заботливый друг уже думает, где по пути купить трехгранный узкий кинжал на замену, хорошо бы и пару запасных рыцарских перчаток, сплетенных из стальных колец, обшитых сверху стальными пластинами, ибо боевые рукавицы выходят из строя чаще всего...
— Сэр калика, — попросил Томас смущенно, — не упоминай про схватку с пауками, ладно? Дома смеяться будут. Не поймут, дурни.
От Мерефы до побережья Черного моря оставалось верст сорок. Выехали с
утра, и даже с коротким отдыхом в жаркий полдень Олег надеялся к вечеру достичь моря. При удаче на следующее утро могли уже плыть по волнам, погрузившись на какой-нибудь корабль — их тысячи у побережья, не рискующих удаляться далеко от земли. Так вдоль берега и добрались бы за несколько дней до Константинополя, где их пути с благородным сэром рыцарем разойдутся. Он пойдет по северо-западной дороге, которая через Сербию, Хорватию, Германские государства и королевства франков приведет в конце концов в его Британию, а его, калики Олега, путь лежит на север через опасные земли конных орд печенегов, половцев и других степных народов...
Томас ехал по-прежнему в полном доспехе, даже шлем не снял — терпел жару, парился, хотя на десятки верст ни души, иной раз — ни кустика, лишь низкорослая трава, где зайцу не схорониться. Деревни встречались редко, да и те Томас и Олег проезжали с гордо задранными носами: мерефяне снабдили едой и деньгами на год вперед. При малейшем воспоминании о Мерефе лицо рыцаря омрачалось. Олег, жалея друга, спешно начинал рассказывать житейские случаи, забавные происшествия из жизни царей и героев. Знал удивительно много, Томас помимо воли заслушивался.