Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
Всем этим в достаточной степени определяется и историческая ценность сообщений Григория Нисского о св. Григории Чудотворце. П. Кёчау [203] , указывая, что цель его похвального слова была панегирическая и назидательная и что ничто не лежало от автора так далеко, как желать предложить чистую историческую истину, все-таки соглашается, что слово Григория Нисского заключает в себе и нечто историческое, для добывания которого однако необходимо резкое выделение легендарных деталей и совершенно непредубежденное суждение. К бесспорным историческим известиям он относит следующие подробности: что св. Григорий встретился с Фирмилианом и вместе с ним пользовался наставлениями Оригена; что Григорий, не смотря на многие попытки удержать его, возвратился в свое отечество; что Федим Амасийский посвятил его во епископа (однако подробности признаются не историческими), и что он в соседнем городе Команах счастливо поставил во епископа Александра, впоследствии мученика, а тогда бывшего еще угольщиком. Он находит также возможным считать историческим фактом известие о Декиевом гонении в Понте, исключив легендарные прибавки, а также и о том, что св. Григорий побуждал свою паству к бегству, и что он сам бежал, а по окончании гонения учредил праздник в честь мучеников. Напротив того, П. Кёчау считает необходимым отвергнуть в похвальном слове Григория Нисского, как и во всех легендарных изложениях, местные и хронологические данные, если они не подтверждаются из других источников; в обоснование этого он указывает, что Григорий Нисский называет местом встречи св. Григория с Оригеном Александрию — известнейшее местопребывание Оригена, не упоминая о Кесарии Палестинской, и к Александрии относит историю обвинения св. Григория блудницей. Такого рода крупные ошибки, по мнению П. Кёчау, находят свое объяснение отчасти в том, что Григорий Нисский поразительным образом не знал творений Чудотворца, как ни близко по времени он стоит к нему, — и во всем его житии нельзя найти следа пользования
203
8) Des Gregorios Thauinaturgos Dankrede an Origenes, S. VI–VII.
Что Григорий Нисский в своем похвальном слове не обнаруживает знакомства с творениями св. Григория (кроме символа) и в частности с благодарственною речью его Оригену, а также ничего не знает о пребывании его в Кесарии Палестинской, — это отмечено П. Кёчау правильно; несомненно и то, что, в виду назидательной и панегирической цели своего слова, Григорий Нисский не дает точного и обстоятельного исторического изложения хода жизни св. Григория, а ограничивается преимущественно и, даже можно сказать, почти исключительно, чудесными деяниями его, в которых ясно сказалось действие в нем и чрез него Св. Духа. Однако ограничивать историческую ценность похвального слова Григория Нисского только теми немногими данными, на которые указал П. Кёчау, было бы проявлением чрезмерного и слишком узкого критицизма, при котором за отдельными фактами и подробностями их не хотят видеть целого; а это целое, по нашему мнению, и всею своею совокупностью, и отдельными подробностями, и даже мелкими чертами рисует пред нами живой, исторический образ великого понтийского святителя, с его необычайной деятельностью. Как уже было указано, Григорий Нисский хорошо знал Неокесарию и ее окрестности, знал местные предания, по семейным воспоминаниям ясно представлял и цельный образ великого святителя, — и следы всего этого нашли отражение во многих частностях, которые рассеяны по всему его похвальному слову от начала и до конца. Что св. Григорий для последующих поколений неизменно являлся в таком именно образе, в каком представляет его Григорий Нисский, об этом свидетельствуют не только св. Василий Великий, Руфин и сирийская повесть, но и Иероним, блаж. Феодорит, Сократ и т. д. Феодорит ставит рядом с св. Григорием его брата Афинодора, Фирмилиана, Елена, но только св. Григорию приписывает дар чудотворения [204] . Необходимо обратить внимание и на то, как Григорий Нисский сам определяет цель своего похвального слова, которая по его словам, заключается в том, „чтобы оный муж чрез воспоминание об его добродетелях явился присутствующим (на празднике) таким же, каким он сам был для видевших дела его современников“ [205] . Для осуществления этой цели Григорий Нисский, как мы видели, располагал всеми необходимыми данными и средствами и эту свою задачу он выполнил успешно, обнаруживая известную сдержанность и критическую чуткость в использовании того материала, каким он располагал. В заключении своего похвального слова он пишет: „есть и иные чудеса великого Григория, сохранившиеся в памяти даже до ныне, которых мы не присовокупляем к описанным нами, щадя слух недоверчивых, и чтобы не повредить тем, которые, по великости рассказываемых событий, готовы самую истину признать ложью“ [206] . Поэтому мы находим совершенно обоснованным пользование похвальным словом св. Григория Нисского в качестве источника для жизнеописания св. Григория не только в определенных датах, но и в отдельных чертах образа его личности и деятельности.
204
Haereticarum fabularum compendium, II, 8: Mіgne, PGr., t. 83, col. 393—396.
205
Migne, PGr., t. 46, col. 893. Русск. пер. ч. 8, стр. 126—127.
206
Migne PGr., t. 46, col, 957; русск. перев., ч. 8, стр. 197.
Что касается сведений о св. Григории в других источниках, то они отличаются крайнею скудостью, совершенно не гармонирующею с теми энергичными похвалами, какие воздаются ими знаменитому понтийскому святителю.
Евсевий сообщает только, что, когда Ориген в Кесарии Палестинской занимался своим обычным делом, и к нему стекалось бесчисленное множество учеников, как из жителей той страны, так и из других мест, то в числе других пришли к нему — Феодор, впоследствии знаменитый епископ Григорий, и брат его Афинодор; они сильно увлекались науками эллинов и римлян, но Ориген внушил им любовь к философии и убедил переменить прежнее занятие на божественное упражнение. Пробывши у Оригена целых пять лет, они достигли такого совершенства в божественном, что оба, будучи еще юными, удостоены были епископства в понтийских церквах [207] . Это и все, что мы узнаем от знаменитого церковного историка о выдающемся церковном деятеле III в.: он ничего не упоминает не только об его литературной деятельности вообще, но в частности и об его символе; а между тем он несомненно знал благодарственную речь св. Григория Оригену, так как она была приложена к написанной Памфилом, при участии Евсевия, апологии Оригена [208] . Не говорит Евсевий и о том, что св. Григорий был первым епископом Неокесарии и не называет даже самого города·. Нельзя предполагать, что Евсевий не распространяется о св. Григории потому, что не имел для этого документальных данных, — благодарственную речь, как сейчас сказано, он знал. Трудно видеть причину такой скудости сведений и в отдаленности Понта от центра тогдашней церковной жизни, тем более, что св. Григорий должен был интересовать Евсевия, как известный и преданный ученик Оригена. Может быть, основанием для такого отношения Евсевия к св. Григорию служило то, что он предполагал у читателей знакомство с апологией Оригена и теми сведениями о св. Григории, какие были изложены в ней. Но апология утрачена, а с нею утрачены и те сообщения о св. Григории, какие были изложены в ней. Но как бы то ни было, Евсевий в своей „Церковной истории“сообщает о св. Григории слишком мало, и это обстоятельство неблагоприятно отразилось и на полноте известий последующих историков.
207
Церк. ист. VI, 30; cp. VII, 14 и VII, 28.
208
Сократ, Церк. ист. IV, 27.
Блаж. Иероним [209] стоит в несомненной зависимости от Евсевия; однако он делает с своей стороны некоторые дополнения. Так, он называет понтийскую Неокесарию, как епископский город св. Григория; сообщает неправильно, что братья для изучения греческих и латинских наук из Каппадокии отправились сначала в Вирит и оттуда уже в Кесарию Палестинскую, а затем, после пятилетнего обучения у Оригена, были отосланы им к матери. Далее следует у Иеронима совершенно новый, по сравнению с Евсевием, отдел, где он говорит, что, отправляясь из Неокесарии, Феодор (т. е. св. Григорий) написал благодарственный панегирик Оригену и, созвавши громадное собрание, прочитал его в присутствии самого Оригена, — эта речь, — замечает Иероним, — существует доныне; свидетельствует, что он написал переложение Экклесиаста, — краткое, но очень полезное, и что известны и другие его послания, но преимущественно его знамения и чудеса, которые он совершил со многою славою для церквей. Эти прибавки блаж. Иеронима могут иметь своим источником, с одной стороны, непосредственное знакомство его с творениями св. Григория — благодарственною речью, переложением Экклесиаста и „иными письмами“, с другой стороны, те рассказы о чудесах св. Григория Неокесарийского, какие он мог слышать во время проживания своего на востоке [210] , и, наконец, собственные заключения блаж. Иеронима (обучение в Вирите).
209
De vir. ill., с. 65: C. Albr. Bernoulli, Der Schiftstellerkatalog des Hieronymus. Ein Beitrag zur Geschichte der altchristlichen Litteratur. Freiburg i. Br. u. Leipzig 1895, p. 40–41.
210
С. A. Bernoulli, Der Schriftstellerkatalog des Hieronymus, S. 279—293.
Сократ [211] сообщает, что о св. Григории Неокесарийском существует много рассказов в Афинах, Вирите, и во всем. понтийском округе; что он вышел из афинских школ и слушал законы в Вирите, но узнав, что в Кесарии Ориген толкует Св. Писание, он отправился к нему и, слушая здесь высокое изъяснение Св. Писания, распрощался с римскими законами и уже не отходил от Оригена. Наставленный Оригеном в истинной философии, св. Григорий, по приказанию родителей, возвратился в отечество и там, быв еще мирянином, совершил много чудес, — исцелял больных, изгонял своими посланиями бесов, и словами, а еще более делами приводил к истинной вере язычников. Далее Сократ дает ценное сообщение, что о св. Григории упоминает и мученик Памфил в книгах, написанных им в защиту Оригена, к которым приложена была также и прощальная речь св. Григория к Оригену. За исключением последнего сообщения, остальные известия Сократа представляются
211
Церк, ист. IV, 27.
212
Ad. Harnack не разделяет мнения Erw. Preuschen’a, что Сократ свои сообщения о св. Григории почерпал из апологии Памфила (Theolog. Lit. — Zeit. 1902, Sp. 208), на том основании, что почти все они ложны и вместе с тем обнаруживают зависимость от похвального слова Григория Нисского (Chronologie, II, S. 98, Anm. 2).
Позднейшие документы не сообщают ничего нового, — они или ограничиваются краткими похвалами великому учителю, особенно подчеркивая дар чудотворения, или же повторяют в сокращении похвальное слово Григория Нисского [213] ; поэтому мы и не будем останавливаться на анализе их. Сообщения, в которых заключаются указания только на творения св. Григория, почти исключительно подложные, будут приведены и оценены в соответствующих главах исследования.
Таковы источники, на основании которых, в связи с ходом современной св. Григорию церковной жизни, мы постараемся дать очерк жизни великого апостола понтийской страны и знаменитого отца Церкви III века.
213
Напр., Созомен, Церк. ист., VII, 27; Синаксарь Константинопольской церкви (Synaxarium ecclesiae Constantinopolitanae codice Sirmondiano, nunc Berolinensi, adjectis synaxariis selectis, opera et studio Hippol. Delehay'e. Bruxellis 1902, p. 230—231; Минологий Василия Порфирородного: Migne, PGr., 1.117, col. 185. Suidas: Migne, PGr., t. 117, col. 1267, который почти буквально переписывает блаж. Иеронима, очевидно, пользуясь греческим переводом его, и только прибавляет, что св, Григорий скончался при Аврелиане (прежде неправильно печатали: ). — Древния свидетельства о св. Григории собраны и напечатаны у Migne, PGr. t. X, col. 973—982, и у Ad. Harnack (Erw. Preuschett), Geschichte der altchristlichen Litteratur bis Eusebius, I, 1, S. 432–436.
ГЛАВА III.
Очерк жизни св. Григория Чудотворца.
Св. Григорий имел и другое имя — Феодор. Евсевий, сообщая о том, что к Оригену в Кесарию Палестинскую стекалось много учеников не только из местных жителей, но и отовсюду, говорит, что из них он знает, как наиболее выдающихся, Феодора, который тожествен с знаменитым среди: современных Евсевию епископов Григорием ( , ’ ), И брата его Афинодора [214] . Блаж. Иероним именует его Феодором, который впоследствии назван был Григорием (Theodorus qui postea Gregorius appellatus est [215] . Св. Григорий Нисский ничего не знает об имени Феодора. Из слов Евсевия можно сделать то заключение, что св. Григорий, когда был епископом, назывался только этим последним именем и с этим только именем известен был и другим. Но оно принято было им раньше посвящения во епископа, так как Ориген в письме к нему за несколько лет до поставления его во епископа уже называет его Григорием. Если же он пришел к Оригену с именем Феодора (как говорит Евсевий), а ушел от него с именем Григория, как должно заключать из письма Оригена, то перемена имени, очевидно, падает на время пребывания его в Кесарии Палестинской у Оригена и должна быть связана с важным событием в его жизни, можно думать, — с крещением. Если даже допустить, что он имел два имени — [216] , причем сначала преимущественно употреблялось первое имя, то несомненно, что со времени пребывания в Кесарии он стал называться исключительно Григорием.
214
Церк. ист., VI, 30.
215
De vir. iII. с. 65.
216
Так у Свиды: Migne, PGr. t. 117, cal. 1267.
Св. Григорий происходил из знатной и богатой семьи, — указание на это можно находить в благодарственной речи самого св. Григория (§ 56), где он говорит о желании матери дать ему такое образование, какое получали дети благородного происхождения; [217] а Григорий Нисский в похвальном слове прямо говорит: «я не упомяну в своем слове и о родителях его — виновниках его плотского рождения; не буду говорить об их богатстве, чести и мирской знатности“ [218] . Нет прямых данных для суждения о том, к какой национальности принадлежали родители св. Григория; но по всей семейной обстановке, как она улавливается из благодарственной речи св. Григория, из характера его образования и планов относительно жизненной карьеры, из языка его произведений, особенно благодарственной речи, можно заключать, что они принадлежали к потомкам греческих поселенцев в Неокесарии, быть может и вошедших в родственные связи с местною знатью, как это тогда часто бывало. „Нравы в отеческом доме (св. Григория) уклонялись от истины“, и св. Григорий находился под всецелым влиянием отца, почитателя демонов (§ 48: ). Таким образом, первоначальное воспитание св. Григория было чисто языческое, и языческое направление было настолько определенным, что ни у самого Григория, еще неразумного дитяти, ни у кого другого не было мысли и надежды на то, чтобы могла произойти какая-нибудь перемена в его религиозной жизни (§ 48).
217
В основу изображения жизни св. Григория до окончания им образования в Кесарии Палестинской у Оригена полагается его благодарственная речь Оригену, с обозначением параграфов по изданию P. Koetschau, Des Gregorios Thaumaturgos Dankrede Origenes, и русскому переводу автора настоящего исследования: Творения св. Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского. Пгр. 1916, стр. 18–52.
218
Migne, PGr., t. 46, col. 900.
О своем начальном образовании св. Григорий не сообщает никаких сведений; из этого можно заключать, что оно проходило обычным для детей его круга образом. Может быть, начало обучения положено было его отцом; а затем приблизительно с семилетнего возраста он поступил в школу грамматиста, где обучался чтению, письму и счету в объеме и по методам, какие установлены были тогда для школ этого низшего типа; приблизительно в двенадцать лет он перешел в школу грамматика, в которой усвоил основные познания по общеобразовательным наукам [219] .
219
О постановке и объеме преподавания в греко–римских элементарных школах см. Gerh. Rauschen, Das griechisch-r"omische Schulwesen zur Zeit des ausgehenden Heidentums. Bonn 1901; Ussing, Darstellung des Erziehungs — und Unterrichtswesensbei den Griechen und R"omern, deutsch aus dem D"anischen "ubersetzt. Altona 1870; Grassberger, Erziehung und Unterricht im klassischen Altertum. I-III. W"urzburg 1864–1881. Специально для первых веков христианской эры см. Ediv. Hatch, Griechentum und Christentum. Zw"olf Hibbert Vorlesungen "uber den Einfluss griechischer Jdeen und Gebr"auche auf die christliche Kirche. Deutcsh v. Erw. Preuschen. Freiburg in Br. 1892, S. 19–35.
В возрасте 14 лет св. Григорий лишился отца, который до конца жизни оставался язычником. Но с этим печальным событием в памяти Григория сохранилось воспоминание о каком-то чрезвычайном обстоятельстве, которое имело особенно важное значение в его внутренней жизни: „потом, — пишет он, — потеря отца и сиротство, которое может быть для меня было началом истинного познания, и тогда в первый раз я обратился к истинному и спасительному слову“(§§ 49–50). Св. Григорий не мог впоследствии точно уяснить, как это произошло, добровольно, или по какому-нибудь принуждению. Но размышляя об этом позднее, он усматривал признак священного и дивного промышления о нем именно в том, что это случилось тогда, когда ему исполнилось четырнадцать лет. По господствовавшему тогда взгляду в четырнадцать лет в человеке достигает ясного выражения всеобщий разум — или , почему с этого времени предписывалось начинать изучение философии. И св. Григорий подчеркивает такое „стечение обстоятельств“, что начало обращения его на путь познания истины совпало с этою естественною умственною зрелостью: с одной стороны, все что предшествовало этому возрасту, насколько оно представляло собою заблуждение, должно быть отнесено к его незрелости и неразумию, — кроме того, до этого времени и напрасно было бы вверять священное слово душе, не владеющей разумом; с другой стороны, когда душа сделалась способною к разумной деятельности, она не была лишена, если даже еще и не самого божественного разума, то, по крайней мере, сообразного с ним страха, и таким образом человеческий и божественный разум начали в нем господствовать одновременно, один — помогая свойственною ему неизъяснимою силою, а другой — воспринимая эту помощь (§§ 50–58). С того времени божественный свет стал просвещать его разум и постепенно возрастал в его душе, пока он не пришел к совершенному познанию истины, под руководством своего Ангела, с детства руководившего, воспитывавшего и опекавшего его, и общего всех Спасителя, великого Совета Ангела, направлявшего его не теми путями, какие казались полезными ему самому и родственникам, но сообразно с истинной пользой души (§§ 41–44).