Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
К какому времени относится это пребывание Григория у Оригена? Когда он прибыл в Кесарию и когда оставил ее, произнесши пред разлукой свою благодарственную речь? Хронологическое определение здесь наталкивается на трудно разрешимые недоумения. Чтобы обнять все исторические известия о жизни св. Григория до посвящения его во епископа Неокесарии, которые привлекаются для разрешения поставленных вопросов, необходимо еще указать, что сохранилось послание Оригена к Григорию, написанное бесспорно до его епископства, но без определенного указания на время и место написания, а также местопребывание в это время Оригена и самого св. Григория. В этом послании Ориген высказывает убеждение, что Григорий, при своих хороших дарованиях и необходимых упражнениях, может сделаться выдающимся римским юристом и знаменитым эллинским философом; но Ориген выражает желание, чтобы он принес свои богатые силы на служение христианству, усвоивши из эллинской философии только те части, которые содержат общие, подготовительные для христианства знания, а из геометрии и астрономии то, что полезно для объяснения Св. Писания, чтобы философия выполнила по отношению к христианству то служение, какое, по мнению философов, геометрия, музыка, грамматика, риторика и астрономия осуществляют в качестве вспомогательных наук для философии. На это, как думает Ориген, может быть, указывает повествование книги Исход, что сыны Израилевы выпросили в Египте у своих соседей золотые и серебряные сосуды и одежды, чтобы из них приготовить потребное для служения Богу; причем из благороднейшего золота были сделаны ковчег завета с крышкой, херувимы, очищение и золотой сосуд для манны; из второго сорта золота — золотой светильник с лампадами на нем, золотой стол предложения, золотой алтарь кадильный; из третьего и четвертого сорта — священные сосуды, из египетского серебра — иное, из египетских одежд — внутренние и внешние завесы
Однако Св. Писание сообщает, как, наоборот, нисхождение из земли Израильской в землю Египетскую послужило во зло, указывая этим на то, что для некоторых служит во зло проживание с Египтянами, т. е. с науками мира сего, после того, как они воспитаны были в законе Божием и в израильском служении Ему. Это доказывает пример Адера Идумеяяина, который, пока жил в земле Израильской и не вкушал египетского хлеба, не устраивал идолов, но когда бежал от мудрого Соломона в Египет, то чрез брак сделался близким родственником фараона и родил сына, который воспитывался с сыновьями фараоновыми [234] .
234
3 Цар. ХII, 28. Ориген здесь и далее приписывает Адеру то, что сделал Иеровоам.
Возвратившись оттуда, он привел народ к поклонению золотому тельцу. На основании опыта Ориген говорит, что мало таких, которые дары Египтян употребили на служение Богу, и, напротив, многочисленны братья Адера, которые вызвали к жизни ереси и поставили золотых тельцов в Вефиле, т. е. в доме Божием. Слово Божие разумеет именно тех, которые свои измышления вложили в Священные Писания, образно называемые „Вефилем“. На самой крайней границе земли — в Дане, по соседству с языческими пределами, был поставлен второй телец, и это указывает, на близкое родство измышлений братьев Адера с язычеством. В заключении письма Ориген настойчиво убеждает Григория заниматься чтением Св. Писания и изучать его со вниманием, чтобы не сказать о нем чего-либо слишком поспешно, изучать с богоугодным настроением, право и с твердой верой искать сокрытую от многих мысль и с постоянной молитвой о даровании понимания божественных писаний. Ориген пишет эти наставления вследствие отеческой любви к нему. — Как применяется содержание этого письма для разрешения поставленных вопросов, мы сейчас увидим, а теперь обратимся пока к рассмотрению других, более определенных известий.
Евсевий в „Церковной Истории“(VI, 30) пишет, что Феодор (Григорий) и Афинодор целых пять лет пробыли с Оригеном . Известие о прибытии братьев в Кесарию Палестинскую помещено Евсевием после сообщения о гонении на христиан в царствование Максимина и о вступлении, после него, на царство Гордиана (VI, 28 и 29, 1). Из этого необходимо заключать, что если не все время пребывания св. Григория и Афинодора в Кесарии, то, по крайней мере, некоторая часть его и во всяком случае окончание его должно падать на время царствования Гордиана, которое продолжалось от 238 до 244 г. Здесь, конечно, нет точного указания на время удаления братьев из Кесарии, но не дано и безусловной необходимости полагать его непременно в 238 г., — больше оснований отодвигать его от начала царствования Гордиана. Далее Евсевий определенно говорит, что Григорий и Афинодор целых пять лет пробыли с Оригеном. Согласно с этим свидетельствует и Иероним: quinquennio itaque eruditi abeo remittuntur ad matrem [235] . Казалось бы, таким образом, что по крайней мере, продолжительность пребывания св. Григория в Кесарии Палестинской удостоверяется вполне определенно. Однако точность этого указания Евсевия и (зависящего от него) Иеронима (и Свиды) оспаривается [236] . Указывают на слова самого Григория в прощальной речи, § 1, где он говорит. „вот прошло уже восемь лет с тех пор, как ни мне самому совершенно не приходилось произносить что-либо, или писать какую-нибудь большую или малую речь, ни слышать другого, кто бы частным образом писал или произносил, или же публично держал похвальные и защитительные речи (§ 3).
235
De vіr. ill. с. 65. Тоже и у Свиды: Migne, PGr. t. 117, col. 1267.
236
Ryssel V., Gregorius Thaumaturgos, S. 12; Joh. Draeseke, Jahbuch. fut. protest. Theol. VII (1881), H. I, S. 105.
Эти восемь лет, в которые Григорий не имел дела с риторикой, относят ко времени пребывания его в Кесарии при чем лишние, по сравнению с Евсевием, три года полагают на время гонения при Максимине Фракиянине (с июля 235 г. до мая 238 г.), когда Ориген должен был бежать в Каппадокию к епископу Фирмилиану, вследствие чего занятия св. Григория были прерваны на три года [237] . Эту же мысль И. Дрэзеке [238] старается раскрыть и обосновать путем анализа указанного выше письма Оригена к св. Григорию. Дрэзеке находит невозможным относить это письмо к тому времени, когда Григорий окончательно расстался с Оригеном и возвратился на родину. По его мнению, между увещаниями и речами Оригена в письме к Григорию и собственными выражениями Григория в его благодарственной речи должно получиться противоречие, если принять обычное мнение о происхождении письма. Ориген и начале письма указывает на возможность для Григория двоякого жизненного поприща, — сделаться или хорошим юристом или знаменитым философом; между тем, как Григорий в благодарственной речи ясно указывает только на юридическую практику. Не мог, далее, Ориген настойчиво убеждать Григория к занятию подготовительными науками к философии — геометрией, музыкой, грамматикой, риторикой, астрономией и самой философией, как предуготовлением к христианству, и прежде всего к внимательному, соединенному с молитвой, изучению Св. Писания и предостерегать даже пред возможностью уклонения от истины после того, как Григорий в своей речи одушевленно воспел хвалу полученной чрез Оригена христианской науке и в частности восхвалил дар Оригена в истолковании Св. Писания, благодаря которому для внимательно слушающего ученика не осталось в Св. Писании ничего сокровенного или недоступного. По всему, что известно нам из других источников, Григорий, возвратившись из Кесарии на родину, в существенном закончил свои научные занятия. Письмо же Оригена, напротив, показывает, что Григорий еще стоит в средине занятий. Все это находится в противоречии с собственными выражениями Григория и несоединимо с тем истинно христианским утешением, с которым он обращается к самому себе в конце благодарственной речи. По этим соображениям И. Дрэзеке считает невозможным полагать происхождение письма после окончательного удаления св. Григория в Понт и думает, что его нужно поместить за несколько лет раньше. И. Дрэзеке прежде всего указывает на сообщение Григория Нисского о пребывании св. Григория в Александрии, когда он был еще молодым человеком, — здесь была произведена попытка оклеветать его при посредстве распутной женщины [239] . Он настаивает что в таком фундаментальном факте из [жизни св. Григория, как пребывание его в Александрии, едва ли можно допустить ошибку со стороны Григория Нисского. Далее, по мнению И. Дрэзеке, сам Григорий в своей прощальной речи намекает на свое пребывание в Египте. В начале ее, где он извиняется в своем неумении произносить красивые, блестящие речи, он мотивирует этот недостаток указанием на недостаточность своего дарования и потом продолжает, что уже восемь лет прошло, как он и сам не произносил речей, и не слышал других, кроме этих достойных удивления мужей, которые посвятили себя занятию прекрасной философией. Кого мы должны разуметь, — спрашивает И. Дрэзеке, — в числе , ? Во всяком случае, — говорит И. Дрэзеке, — Григорий указывает этим не на присутствующих философов. Св. Григорий упоминает о немногих философах, с которыми он входил в соприкосновение, прежде чем Ориген пленил его душу, но они не шли в философии дальше пустых речей (§ 134). Таких философов, по мнению И. Дрэзеке, нужно искать не в Кесарии, а в Александрии, куда Григорий направился, когда угрожающее опасностью гонение Максимина в 235 г. принудило Оригена к бегству.
237
Ryssel V., Gregorius Thaumaturgus, S. 12.
238
DerBrief des Origenes an Gregorioe von Neoc"asarea в "Der Brief an Diognetos“, Leipzig, 1881, S. 155 ff.
239
Migne, PGr., t. 46, col. 901–944;
Письмо Оригена, к Григорию как утверждает И. Дрэзеке, также ясно свидетельствует в пользу александрийского пребывания Григория. Во введении письма определенно показано, что занятия Григория еще не закончены. Следующее за введением и занимающее большую часть письма аллегорическое изъяснение Св. Писания не могло иметь целью только обстоятельно иллюстрировать ту совершенно общую мысль, что Григорий должен отказаться от не недостижимой для него славы великого правоведа или философа и все свое знание во всех областях учености посвятить христианской науке; но эта цель должна быть и как-либо исторически осязаема. В самом содержании письма необходимо обратить внимание на то, что пять сортов египетских драгоценностей, равно как и пять видов приготовленных из них израильтянами священных сосудов, очевидно, стоят в связи с прежде названными Оригеном вспомогательными к философии науками. И если под образом египетского золота, серебра и одежд необходимо понимать светские науки, то они должны быть те именно дисциплины, в которых большею частию сам Ориген наставил Григория, и относительно которых он высказывает пожелание, чтобы его ученик — подобно тому как евреи полученное от Египтян, наставляемые божественною мудростью употребили для богопочитания, — так же употребил в качестве пропедевтики к христианству. Но почему Ориген светские науки, от исключительного увлечения которыми он предостерегает своего ученика, обозначает под образом египетских драгоценностей? Сделал ли он это потому, что у него случайно не было под рукою лучшего примера из Св. Писания, или потому, что он сам знание этих наук принес в Кесарию именно из Египта и там посредством их указывал своим ученикам путь к христианскому знанию? По мнению И. Дрэзеке, Ориген не случайно написал, что Писание знает, что для некоторых нисхождение из земли сынов Израилевых в Египет послужило во зло, чем оно намекает, что для некоторых служит во зло проживание с Египтянами, т. е. с науками мира сего после того, как они воспитаны были В Законе Божием: praesens в указывают, по мнению И. Дрэзеке, на переселение св. Григория в Александрию и пребывание его там. Туда именно Ориген и направил свое послание вслед ушедшему в Египет ученику.
Такое разрешение вопроса о времени и обстоятельствах происхождения письма Оригена к Григорию, по мнению Дрэзеке, имеет то преимущество пред обычным датированием его, что оно все объясняет. Ориген собрал в Кесарии около себя круг одушевленных учеников и в своей деятельности пользовался покровительством расположенной к христианам матери императора Юлии Маммеи; но в 235 г. Александр Север неожиданно был убит солдатами вместе с матерью, и тотчас его грубый преемник Максимин из ненависти к дому Александра, большею частию состоявшему из христиан, как говорит Евсевий [240] , поднял гонение, которое направлено было главным образом против предстоятелей церквей, как главных распространителей евангельского учения. С болью расстался Ориген с местом своей деятельности, особенно угрожаемым в виду соседства с Сирией, откуда происходила императорская семья, чтобы искать безопасности на чужбине. Осиротелыми он оставил своих учеников и между ними Григория. Союз дружественных личных отношений с ним был разорван, — никто не мог сказать, — не навсегда ли. Для посева, который он посеял, для света христианского познания, который он возжег в Григории, была серьезная угроза и опасность· Кто мог поручиться за то, что дальнейшие занятия Григория в языческой обстановке под руководством выдающихся учителей, которых можно было только искать в Александрии, не примут такого направления, которое снова сделает его совершенно чуждым христианству? Ориген хочет предостеречь неопытного, по крайней мере, сделать его внимательным к опасности. И таким образом он, узнавши о месте пребывания своего ученика, написал ему, вероятно, из Каппадокии письмо, которого аллегорическое изъяснение Св. Писания находит свое полное объяснение в этих отношениях. Прежде всего упоминание о бегстве от Соломона в Египет Адера, которого Ориген смешал с Иеровоамом. Этот пример подходил к Григорию, который из земли Израильской, из Кесарии, поспешил в Египет; этот случай черта за чертой параллелен библейскому, равно как и совершенно определенные выражения и обороты указывают на это объяснение, как единственно правильное. Как Адер, пока он был в земле Израильской и не отведывал египетского хлеба, не устраивал никаких идолов, так и у Григория, пока он проживал в месте чистого познания в Кесарии, нельзя было опасаться отпадения в язычество. Но тот ушел в Египет и чрез брак вступил в теснейший союз с царствующим фараоном страны, — а Григорий? Ориген боится, что он войдет в близкие, во всяком случае опасные отношения с руководителем умов в Александрии, учителем светских наук, Аммонием Сакком, учеником которого он сам некогда, правда в более зрелом возрасте, был и от умозрений которого, несовместимых с христианским учением, он едва отрешился. Адер, конечно, возвратился назад, но только затем, чтобы разделить народ на два лагеря и привести к египетскому служению тельцу в Вефиле и Дане. Можно было бы допустить, что Григорий возвратится с неповрежденною, не смущенною язычеством душою. Но собственный опыт Оригена говорил против этого предположения, — отсюда предостерегающие слова, не смотря на общность выражения, имеющие специальное значение: „я же, наученный опытом, могу сказать тебе, что мало таких, которые взяли из Египта полезное и вышли из него и соорудили то, что относится к служению Богу, — напротив, много братьев идумеянина Адера. Это именно те, которые вследствие эллинской изобретательности вызвали к жизни еретические учения и, так сказать, соорудили золотых телиц в Вефиле“. Не было ли и у Григория этой ? Не мог ли и он сделаться основателем секты, как, может быть непроизвольно предносившиеся пред взором писателя, гностики Василид, Валентин, Карпократ, которые все учили и действовали в Александрии, все „собственные сооружения воздвигли в Писаниях“.
240
Ц. И. VI, 28.
После этих опасений, которые в аллегорическом толковании Оригена можно читать между строк, получает свой хороший смысл и внутренне глубокое оправдание настойчивое заключительное увещание внимательно и с постоянною молитвою к Богу о просвещении изучать Св. Писание. — Письмо Оригена совершенно достигло своей цели и принесло славные плоды, что убедительно доказывает благодарственная речь Григория [241] .
Такова гипотеза Дрэзеке, которая, должно сознаться, с первого взгляда подкупает своею видимою естественностью и убедительностью представленных в ее обоснование соображений. Но иные результаты получаются при детальном анализе ее.
241
Мнение о том, что св. Григорий во время перерыва, вызванного гонением Максимина фракиянина, был в Алекеандрии, высказывает и атор статьи о св. Григории в „А Dictionary of ChristianBiography to the End of the sixt Century“. Ed.by Henr. Wace u W. Piercy. London 1911, p. 403.
Прежде всего уместно поставить вопрос, был ли св. Григорий в Александрии?
Св. Григорий Нисский, как правильно указал И. Дрэзеке, сообщает, что св. Григорий в юности жил в Египте, в большом городе Александрии, куда отовсюду стекалось юношество учиться философии и врачебной науке. Указание очень определенное; но оно подрывается в своем значении тем, что Григорий Нисский в этой связи ничего не говорит об Оригене и предшествовавшем этому обучении у него; только потом уже он сообщает, что св. Григорий, по окончании полного обучения внешней мудрости, встретился с Фирмилианом, подобным ему по нраву юношей, и вместе с ним, оставивши все занятия внешней философией, пришел к Оригену, главному в то время руководителю в христианской философии [242] ; но при этом однако, ничего не сообщает о месте этой встречи и вообще совершенно не упоминает о безусловно засвидетельствованном факте проживания св. Григория в Кесарии Палестинской. Отсюда естественно возникает предположение, что Григорий Нисский и раньше ошибочно направил св. Григория в Александрию, потому что с этим именно городом связывалось представление о знаменитом александрийском учителе Оригене. Смешение в этом пункте совершенно возможно, и потому это основание И. Дрэзеке должно признать, по меньшей мере, ненадежным. Если Дрэзеке придает столь решительное значение сообщению св. Григория Нисского, то он должен был бы признать, что св. Григорий был в Александрии до знакомства с Оригеном.
242
Migne, PGr., t. 46, col. 905; русск. пер., ч. 8, стр. 139–140.
Сам св. Григорий в благодарственной речи ничего не говорит о своем пребывании в Александрии, а между тем он очень обстоятельно, шаг за шагом рассказывает, как божественное Провидение привело его к Оригену. Св. Григорий не упустил бы случая сообщить о впечатлении, какое произвели на него александрийские философы, и о том предостережении, какое он получил от своего учителя. не забывавшего своего ученика и в разлуке. Для риторически построенной речи все это дало бы весьма красивую и поучительную страницу. Выражение , уже ввиду одного не может указывать на философов сравнительно отдаленной Александрии и, очевидно, имеет в виду присутствовавших в собрании учеников и друзей Оригена.