Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Сагарда Николай Иванович

В другом фрагменте из того же произведения, надписываемом: „Против стыдящихся креста Христова“, читаем: „некоторые и о Боге, применяя к Нему меру собственного настроения, думают, что Он считает достойным похвалы или порицания то же, что и дурные люди, руководясь мнениями человеческими как бы правилом и мерою; но они не понимают по присущему им неразумию, что всякая, без сомнения, тварь нуждается в красоте Божией. Ибо Он Сам, по всецелой и всяческой сущности Своей и природе, Словом Своим все влечет к жизни; ибо желает ли Он благого, Он, будучи благом, останавливается на Самом Себе; вожделенно ли для Него прекрасное, Он, будучи Сам единым прекрасным, взирает на Самого Себя, вменяя в ничто предметы удивления людей. Поистине прекраснейшим и похвальным должно называть то, что Сам Бог признает прекрасным, хотя бы оно унижалось и осмеивалось всеми, а не то, что считают таким люди. Посему, если и этим знамением (т. е. крестом) Он восхотел освободить души от пагубных страстей, постыдив полчища демонов, то должно было принимать, а не злословить, рассматривая сие, как данное для освобождения и разрешения от. уз, уготованных нам за преслушание. Ибо слово пострадало, пригвоздившись ко кресту плотию, чтобы расслабленного заблуждением человека возвести к горнему и божественному величию, древом возвратив его к жизни, которой он прежде был лишен, потому что этим знамением притупляются страдания, так как Он чрез страдания соделался страданием страданий и чрез смерть смертию смерти , не будучи удержан смертию и сокрушен страданием . Ибо ни страдание не сразило его совершенно, ни смерть не причинила Ему вреда, но в страдательном состоянии Он оставался бесстрастным и в смертном бессмертным, объемля все, что в воздухе и в средине и вверху и соединив смертное с бессмертным Божеством, и смерть окончательно побеждена в знамение бессмертия вознесенной на крест плоти“. [449] В высшей степени важно, что эти разъяснения св. Мефодия о бесстрастном страдании и умерщвлении смерти смертию Христа направляются против тех, которые злословят это учение и, следовательно, не принадлежат к христианскому обществу, как и противники Григория. Но еще важнее то, что подобные же выражения повторяются в молитве, которою св. Мефодий заканчивает трактат о воскресении: „Ты послал с неба Твое Слово, наставляющее

нас на истину, Которое, будучи бесстрастным, по Твоей воле восприняло эту многострастную плоть, чтобы бесстрастное, ради борьбы чрез страдание сделавшись страданием для страданий, освободило от страданий, и чрез смерть бессмертного оказавшись смертию для смерти, упразднило смерть, чтобы смертное, ради милосердия Твоего, обратилось в бессмертие и страстное в бесстрастие“. [450] Употребление этих выражений в молитве дает возможность предполагать, что они уже ко времени св. Мефодия нашли доступ в литургическое словоупотребление, и что заключающиеся в них мысли составляли достояние церковного богословия [451] . Это подтверждается употреблением подобных выражений в „прибавлении“к сохранившемуся в сирийском переводе произведению Александра Александрийского De anima et corpore [452] и в пасхальных посланиях св. Афанасия Александрийского [453] . Отсюда уже не должно представляться удивительным сходство в выражениях между трактатом „К Феопомпу“и творениями св. Илария и Эранистом блаж. Феодорита: они сделались обычными в церковном словоупотреблении. Но для нашей ближайшей цели важно то обстоятельство, что вопрос о возможности страданий для Бога обсуждался во время св. Мефодия и в близких к нему кругах, и он считал необходимым остановиться на нем в своем произведении, направленном против Порфирия, и хотя у св. Мефодия прямо говорится о крестных страданиях Бога Слова, но в сущности постановка вопроса та же, что и в трактате „К Феопомпу“ [454] .

449

Nath. Bonwetsch, Methodius von Olympus. I. Schriften. Erlangen und Leipzig 1891, S. 346–348.; русский перевод: „Св. Мефодий, епископ и мученик, отец церкви III века. Полное собрание его творений“. Под редакц. проф. Е. И. Ловягина. Спб. 1877, стр. 255–256, 254–255.

450

Nath. Bonwetsch, Methodius v. Olympus, I, S. 281.

451

Nath. Bonwetsch, Die Theologie des Methodius von Olympus. Berlin 1903, S. 90–91.

452

Migne, PGr., t. 18, col. 606–607: „Он пострадал, чтобы исцелить наши страдания; Он умер, чтобы возвратить нам жизнь; ибо, когда страдал наш Господь, страдало его человечество, которое Он имел подобное человеку, но Он разрешил страдания того, кому Он был подобен, и умирая, Он смерть искупил“.

453

10–е пасхальное послание § 8 (Mіgne, PGr., t. 26, col. 1401; русск. перев., ч. 3, стр. 462–463): „Он (Господь) страдал, чтобы человеку, который в нем страдал, уготовать нечувствительность по отношению к страданиям; Он нисшел, чтобы нас возвести; Он подверг Себя испытанию рождаемости, дабы мы возлюбили его несотворенного; Он уничижил Себя до тления, дабы тленное могло облечься в бессмертие; Он сделался немощным ради нас, дабы мы восстали в силе; Он нисшел до смерти, чтобы нам даровать бессмертие и мертвых соделать живыми“. Ср. 14–ое послание, § 4 (Migne PGr., t. 26, col. 1421; русск. перев., ч. 3, стр. 495–496). 10–ое пасхальное послание, §§ 8–10 ясно показывает, как изменилась постановка вопроса о страданиях Господа в борьбе с арианством.

454

Cp. Nath. Bonwetsch, Die Theologie des Methodius von Olympus, S. 169–170.

Hо мы еще ближе подойдем к разрешению вопроса о возможности происхождения трактата „К Феопомпу“от св. Григория Чудотворца, если обратим внимание на возражения Цельса и опровержение их Оригеном, как они изложены в четвертой книге сочинения „Против Цельса“(§§ 14–15, 17–18). Цельс говорит: „Бог — благ, прекрасен и блажен; Он находится в самых лучших и отменных условиях. Если же Он нисходит к людям, то в этом случае для Него необходимо предполагается изменение: его благость должна обратиться в греховность, его нравственная чистота в нечто постыдное, его блаженство — в несчастье, его совершенство — в величайшую порочность. Кто же пожелает испытать такого рода изменение? Кроме того, таково уж свойство смертной природы, чтобы изменяться и принимать иной вид; бессмертная же природа такова, что она всегда пребывает одной и той же. Во всяком случае Бог не мог принять на Себя такого изменения“. Ориген отвечает: „Это нисхождение возможно для Него и без изменения; вопреки мнению Цельса мы не учим, что оно должно соединяться с переменой его благости в греховность, его нравственной чистоты в нечто постыдное, его блаженства в несчастие, его совершенства в величайшую порочность. Бог пребывает неизменным в Своем Божестве и снисходит до человеческих дел только чрез Свое провидение и домостроительство. A что Бог неизменяем, это мы утверждаем на основании Божественных Писаний… Все они (Эпикур и стоики) своим естественным умом не могли возвыситься до идеи Бога, как существа, совершенно неизменяемого, простого, несложного, неделимого. Но то существо, которое снизошло к людям, было в образе Божием и по любви к человечеству умалило Себя, чтобы таким образом быть понятным для людей. Но отсюда еще не следует, что с Ним произошла перемена от добра в сторону зла, так как Он греха не сотворил, и его нравственная чистота также не изменилась в нечто постыдное, так как Он греха не познал, не перешел Он и из состояния блаженства в состояние бедственное, ибо Он, хотя Себя смирил, но чрез это не потерял ничего из Своего блаженства, так как Он смирил Себя на пользу рода нашего. Также и его высочайшее (нравственное) совершенство отнюдь не превратилось в величайшую порочность, ибо каким образом его благодеяние и человеколюбие могут быть выражением величайшей порочности? Если врач видит все ужасы (болезненного состояния) и осязает гнойные раны, чтобы уврачевать больных, то ужели скажешь ты, что он из доброго изменяется в злого, из прекрасного в постыдного, или что он из состояния благополучия переходит в состояние бедственное? Правда, врач, смотрящий на все ужасы (болезней) и осязающий гнойные раны, не застрахован совершенно от опасности, могущей произойти от соприкосновения с такими вещами; но Тот, Кто является целителем ран наших душ силою Слова Божия, Которое в Нем пребывает, Сам был вне какой-либо опасности. И если Цельс думает, что бессмертный Бог, Слово, не мог воспринять смертного тела и человеческой души без того, чтобы не произошло при этом изменения и преложения, то тогда мы сами научим его, что Слово в Своей сущности всегда пребывает Словом и не испытывает никаких страданий, которые удручают тело или душу. И только, чтобы приспособить Себя к не могущим выносить лучей и сияния Его Божества, Он делается как бы плотью и плотски ведет свои речи до тех пор, пока всякий (сначала) принимающий его в таком виде, а затем поднятый Словом выше, не окажется, наконец, в состоянии — если можно так выразиться — созерцать начальный (и высочайший) его образ… Если бы Цельс уразумел только, что будет с душою в вечной жизни, а также составил бы себе понятие о сущности души и ее происхождении, то он не нашел бы ничего смешного и в том, что Бессмертный вошел в смертное тело“… Кроме того, Цельс говорил, что Бог или действительно изменяется, — как думают христиане, — в смертное тело, чего допустить нельзя, или же Он не изменяется, но только делает так, чтобы смотрящие на Него приходили в уверенность, что Он изменяется, — если же это так, то, значит, Он допускает ложь и обман [455] .

455

Origenes Werke, 1 Band. Die Schriften vom Martyrium. Buch I–IV gegen Celsum. Herausgeb. v. P. Koetschau, p. 284–288. Русск. перев. проф. Л. И. Писарева·. „Против Цельса. Апология христианства Оригена, учителя Александрийского, в восьми книгах“. Часть I. Казань 1912, стр. 349–354. Cp. in Ezechielem hom. VI, 6: Migne, PGr., t. 13, col. 714–715.

В трактате „К Феопомпу“возражения против возможности пришествия Бога на страдания и смерть для спасения людей основываются на эпикурейском учении об отношении Божества к людям. И эта сторона трактата не остается без знаменательной параллели в III веке и притом у писателя, духовно родственного с св. Григорием Чудотворцем и во всяком случае ученика того же Оригена, именно у св. Дионисия Александрийского. В своем произведении „О природе“св. Дионисий опровергает воззрения эпикурейцев, отрицающих Промысл, выставляет на вид ту несообразность, что деятельные люди и даже философы находят высшее удовольствие в благодеяниях другим, а боги, по их учению, воздерживаются от участия в таком удовольствии; „деятельность, управление, благотворение, попечение и тому подобные занятия, может быть обременительны для ленивых, неразумных, слабых и нечестивых; к ним причислил себя Эпикур, помыслив таковое о богах. Для прилежных же, способных, рассудительных и разумных, какими надлежит быть философам (насколько же более богам?), все это не тягостно и не трудно, но весьма приятно и легко; небрежение и медлительность в совершении чего либо полезного для них позор“… „Все умеющие изготовлять полезные для жизни произведения, радуются, помогая своим соплеменникам, и добиваются похвалы и награды за свои труды на общую пользу, одни за то, что занимаются лечением, другие за то, что служат государству; а философы гордятся даже более других, занимаясь воспитанием людей… Между тем боги, которых поэты воспевают у них, как подателей благ, у этих философов с насмешкою восхваляются за то, что никому не могут даровать никаких благ и сами не причастны им. Да и каким образом они находят доказательства, что существуют боги, если они не видят их присутствующими или действующими что-нибудь…, не признают за ними ни творения, ни устроения…, не приписывают им ни промышления, или суда, или милости в отношении к людям, чтобы мы поклонялись им по долгу страха или почтения“ [456] .

456

Ch. L. Feltoe, The Letters and other Remains of Dionysius of Alexandria. Cambridge 1904, p. 155. 158–160. Русский перевод свящ. Дружинина, стр. 14, 16–17.

Приведенные извлечения

из сочинения Оригена показывают, что и около половины III века, когда написана апология „Против Цельса“, были распространены возражения против христианства, основывающиеся на невозможности для блаженного Бога по самой его природе, снизойти в условия человеческого бытия, не претерпев изменений; а так как бессмертная природа такова, что она всегда пребывает одной и той же, то Бог и не мог воспринять такого изменения. Так как „Истинное слово“Цельса написано около 180 года и само в свою очередь отражало уже существовавшие в образованном обществе взгляды на христианство, то естественно, что в первой половине III века эти взгляды и вытекающие из них возражения, между прочим благодаря и произведению Цельса, были широко распространены, так что и Ориген почти чрез 70 лет вынужден был взяться за опровержение их. Но несомненно, что он касался их в беседах со своими учениками как в Александрии, так и в Кесарии Палестинской; несомненно также, что уроки по разбору этого рода воззрений слушал и св. Григорий Чудотворец. Правда, Ориген не советовал своим ученикам читать произведений атеистов, [457] утверждавших что нет Бога или промышления; но он, конечно, не мог закрывать глаз на действительность и, бесспорно, сам и сообщал ученикам об учении этих философов, и делал разбор их воззрений, что наглядно подтверждает ученик и преемник Оригена в александрийской школе св. Дионисий, сочинение которого „О природе“, представляющее разбор учения эпикурейцев, по общему мнению, стояло в связи с преподаванием в школе. Конечно, Цельс, в изображении его Оригеном, был скорее платоником, но сам Ориген относился подозрительно к чистоте его платонизма: „ты, — обращается он к Цельсу, — который в своем сочинении не выступаешь всецело как эпикуреец и притворяешься даже верующим в Провидение“. [458] Но в век господства философского экклектизма, когда при упадке философского интереса в греко–римском обществе имели сильное влияние в практическом отношении эпикурейские воззрения, неудивительно, что они могли быть привлечены и в качестве основы для возражения против существенного положения христианского учения, и таким образом получилось якобы научно обоснованное возражение против христианства, которое и было выражено Феопомпом.

457

Благодарственная речь Оригену, § 152.

458

„Против Цельса“, кн. IV, § 4: русский пер., стр. 337.

Почвой, на которой возникли возражения со стороны язычников против учения христиан о возможности пришествия Бога на страдания, служила обычная, преимущественно в „малоазийском“богословии со времени св. Игнатия и Мелитона, мысль о страданиях Бога. Св. Игнатий называет Христа во плоти Богом, в смерти истинною жизнью ( [459] , невидимым, ради нас видимым, неосязаемым, бесстрастным ради нас страстным (, ’ , , , ’ ) [460] , говорит о крови Бога и о страдании Бога [461] . И Мелитон пишет: „невидимый делается видимым, непостижимый постигается, неизмеримый измеряется, бесстрастный страдает, бессмертный умирает (invisibilis videtur, incomprehensibilis prehenditur, incommensurabilis mensuratur, impassibilis patitur, immortalis moritur). [462] Точно также и св. Ириней называет его невидимым, соделавшимся видимым, и непостижимым, соделавшимся постижимым, и бесстрастным, соделавшимся страстным (invisibilis visibilis factus et incompehensibilis factus comprehensibilis et impassibilis passibilis) [463] .

459

1) К Ефес. VII, 2.

460

К Поликарпу, III, 2.

461

К Ефес. I, 1. К Римл. VI, 3.

462

Fragmentum 13: Otto, Corpus apologetarum, IX, p. 419.

463

Adv. haereses, III, 16, 6: Migne, PGr., t. 7, col 925—926; русск. перев. свящ. П. Преображенского, Москва, 1871. стр. 353.

Таким образом, из всего сказанного вытекает, что 1) вопрос о бесстрастии Божества в IV и V веках получил совершенно иную постановку, чем какая дана ему в трактате „К Феопомпу“, а сходство в выражениях объясняется тем, что они вошли в общее употребление в церковном богословии и, может быть, в литургическом языке; 2) в творениях св. Мефодия Олимпийского этот вопрос имеет ту же постановку, что и в трактате,, К Феопомпу“, с тем только различием, что св. Мефодий говорит прямо о Боге Слове, тогда как в трактате „К Феопомпу“речь идет вообще о Боге, и только в последних строках сделан совершенно неожиданный переход к пришествию Иисуса; 3) сочинение Оригена „Против Цельса“свидетельствует, что не только в конце II века, но и около половины III века, когда написана эта апология Оригена, учение о пришествии Бога на землю подвергалось нападкам и издевательствам со стороны образованных язычников; 4) сочинение Оригена „Против Цельса“, вместе с произведением св. Дионисия Александрийского „О природе“, показывает, что в школе Оригена вопрос о пришествии Бога на землю подвергался обсуждению в той именно постановке, какая дана ему в трактате „К Феопомпу“.

Все эти положения дают нам основание утверждать, что „внутренние основания“не заключают в себе данных, которые говорили бы против происхождения трактата „К Феопомпу“от св. Григория Чудотворца; даже более того, сопоставление его содержания с другими памятниками древне–церковной литературы приводит нас к ІІІ–му веку и даже к школе Оригена, к которой принадлежал и св. Григорий Чудотворец. A так как о рассматриваемом трактате мы имеем единственное свидетельство в пользу происхождения его от св. Григория, то, при совершенном отсутствии других претендентов на него, мы можем считать бесспорным, что трактат „К Феопомпу“написан св. Григорием Чудотворцем.

Когда написано св. Григорием это произведение, за отсутствием даже каких-либо косвенных указаний, этот вопрос остается совершенно открытым. Правда, общий дух его, а также обилие классических примеров говорит за то, что св. Григорий во время составления его находился еще под живым впечатлением уроков Оригена; но само собою понятно, что этот признак слишком растяжимого свойства, чтобы на основании его можно было утверждать, что произведение написано Св. Григорием еще до епископства, если даже еще не пред глазами учителя, [464] так как он вообще обнаруживал философские дарования и склонности, [465] почему необходимо считаться и с тем фактом, что св. Григорий и в епископстве оставался религиозным философом. [466]

464

V. Ryssel, Gregorius Thaumaturgus, S. 124.

465

См. письмо Оригена св. Григорию.

466

a) Ad. Harnack, Die Chronologie der altchristlich. Litteratur, II, S. 10, Anm. 5.

ГЛАВА VІ.

К Евагрию.

В двух сирийских рукописях Британского Музея — addit. 12170 и 14597 — сохранился сирийский перевод трактата или послания „К Филагрию о единосущии“, автором которого назван святый Григорий Чудотворец. Оба сирийских кодекса — очень древни: тот и другой восходят к концу VI или началу VII века [467] . P. de Lagarde в 1858 г. опубликовал сирийский текст в своих Analecta Syriaca. В. Риссель в своем труде о св. Григории Чудотворце дал перевод послания на немецкий язык, присоединив исследование о подлинности произведения и характере языка сирийского перевода. В. Риссель доказывает, [468] что послание „К Филагрию о единосущии“а) не заключает в себе характерных признаков догматического учения позднейшего времени, так как термин „единосущие“встречается только, в надписании, которое может быть позднейшего происхождения; б) по своему содержанию оно отвечает типу догматического учения III века: в самой постановке вопроса нет ничего такого, что не позволяло бы относить его к III веку; точка зрения решительно древняя, так как учение о Троице ставится в связь с понятием о домостроительстве; в) раскрытые в нем тринитарные воззрения гармонируют с тринитарными воззрениями Оригена и таким образом оправдывают надписание послания, усвояющее его одушевленному ученику Оригена — Григорию Чудотворцу; г) содержание трактата соответствует тринитарным воззрениям и способу выражений св. Григория. Что касается адресата произведения, то В. Риссель, опираясь на известие сирийского писателя Афанасия Баладского († 587), что Григорий Чудотворец писал против сочинения Порфирия, направленного против Евангелий, предлагает читать в надписании „К Порфирию“вм. „К Филагрию“.

467

1) W. Wright, Catalogue of the Syriac Manuscripts in the British Museum, p. 650, col. 1. P. Martinus у J. B. Pitra, Analecta Sacra, t. IV, p. X. X.

468

Gregorius Thaumaturgus, S. 100–118.

Целый ряд ученых, писавших критические заметки об исследовании В. Рисселя непосредственно после его опубликования, признали основательность его суждений и выводов относительно подлинности послания. Лейпцигский профессор Г. В. Лехлер пишет: „что строй мыслей соответствует третьему веку, и ничто в нем не указывает на эпоху арианских или христологических споров и, следовательно, ничто не говорит против принадлежности сочинений (разум. и трактат „К Феопомпу о возможности и невозможности страданий для Бога“) Григорию Чудотворцу, — это автор доказал убедительно“. Страсбургский профессор Г. Гольтцманн [469] находит, что лишь после изданных в переводе Рисселя сочинений Григорий становится осязательною величиною в истории догматов; что подлинность этих сочинений В. Риссель доказал блистательно [470] .

469

Deutsche Literaturzeitung, herausgeb, v. Max. R"odiger, 1880, № 11 Sp. 361.

470

Cp. проф. B. B. Болотова библиографическую заметку в „Христ. Чт.“1882, № 11–12, J. Draeseke в „Jahrb"uch. f. prot. Theol“. 1881, S. и в 384. DerBrief an Diognetos nebstBeitr"agen zur Geschichte des Lebens und der Schriften des Gregorios von Neocaesarea. Leipzig 1881, S. 206.