Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
Ho есть, по мнению Jul. Lebr'eton’a, в этом трактате, по крайней мере, одна глава, которая ничем не обязана Немезию; это — шестая глава, раскрывающая вопрос о бессмертии души. Автор утверждает свой тезис тремя платоновскими аргументами: душа бессмертна, потому что она проста, потому что она — принцип своего движения и потому что она не разрушается своим злом, которое есть порок. Немезий, напротив, отказывается приводить доказательства из Платона [562] : он находит их грубыми, трудными для понимания, едва доступными и посвященным; он думает, что христиане должны довольствоваться авторитетом Писания, а язычники, аргументами отрицательными, которые он дал дальше. Сверх того, необходимо заметить, что 6–ая глава выделяется между всеми другими по своей форме изложения. Она — единственная, где автор сам выступает на сцену и, по–видимому, обращается к совершенно определенному адресату: „, , “. Из этой именно главы извлечено место, цитованное в двух сирийских списках VIII века, под именем св. Григория Чудотворца. Все эти признаки, по мнению Jul. Lebr'eton'a, делают довольно вероятным усвоение этой 6–й главы св. Григорию; тоже самое заключение можно сделать для 5–й гл., которая тесно связана с 6–ою: к этой главе принадлежит фрагмент, цитованный Николаем Мефонским под именем Григория Чудотворца. Должно ли присоединить сюда и 7–ю главу, где доказывается, что душа разумна, — Jul. Lebr'eton не находит никаких указаний, чтобы разрешить этот вопрос.
562
Migne, PGr., t. 40. col. 589.
Что
563
р. 81–82. 83.
Обращаясь к оценке выводов Jul. Lebreton’a, считаем необходимым предварительно решить вопрос, на котором останавливался уже и названный исследователь: нет ли оснований утверждать принадлежность трактата св. Максиму Исповеднику? Часть рукописей усвояет его этому церковному писателю, — рукописное предание почти на половину говорит за него. Здесь не имеет существенного значения, что имя св. Максима не встречается ни в одном манускрипте раньше XIII века, особенно если этими рукописями представлена иная редакция трактата. Кроме того, усвоение его св. Максиму казалось бы вероятным и на основании наблюдений над стилем, идеями, характером композиции в подлинных творениях св. Максима: он не отличался оригинальностью; в начале своих творений он объявляет, что он желает быть только компилятором [564] ; в частности он использовал Немезия [565] ; он воспроизводит почти текстуально два доказательства из трактата „О душе“по вопросу о бессмертии души [566] . Его два послания (6–е и 7–е), [567] в особенности 6–е, сильно напоминают рассматриваемый трактат и по форме и по стилю.
564
a) Migne, PGr., t. 91, col. 12.
565
Opusc. ad Marin.: Migne, PGr. t. 91. col. 13; cp. Немезий, O природе человека, гл. 33: Migne, PGr., t. 40., col. 732. 733. PGr., t. 10, col. 144. t. 91, col. 357.
566
Migne. PGr., t. 91. col. 20; cp. трактат „О душе“, гл. 6: Migne.
567
Migne, PGr., t. 91, col. 424—440.
Однако всем этим доводам можно противопоставить тот факт, что уже в VII веке трактат „О душе“был переведен на сирийский язык под анонимным заглавием: „мнения философов о душе“. Едва ли вероятно, чтобы это могло случиться, если бы трактат был написан св. Максимом. Еще более невероятным делает это мнение то обстоятельство, что этот перевод уже в рукописи VII века имеет многочисленные и значительные глоссы в гл. IV, 1, VI, 3 и VII, 2 [568] . Следовательно, автором трактата „О душе“не мог быть св. Максим Исповедник.
568
Jul. Lebr'eton, p 82.
Перейдем теперь к анализу высказанных Jul. Lebr'eton’oм суждений относительно происхождения трактата „О душе“. Как мы видели, этот исследователь утверждает, что трактат „О душе“в той форме, в какой он усваивается св. Григорию Чудотворцу, не может принадлежать ему, потому что он составлен неизвестным компилятором только между V и VII вв.; основанием для такого датирования служит зависимость его от Немезия. Компилятор для своего краткого руководства воспользовался произведением Немезия „О природе человека“, и, может быть, также фрагментом произведения св. Григория Чудотворца, которому, может быть, принадлежат 5 и 6 главы нынешнего трактата, — относительно 7–й главы автор не может высказаться определенно. Таким образом, необходимо прежде всего остановиться на вопросе о зависимости трактата „О душе“от Немезия, — можно ли признать ее бесспорною?
Jul. Lebreton зависимость трактата „О душе“от Немезия просто утверждает, но не доказывает ее, и сделать это для него было бы весьма трудно прежде всего потому, что „Немезий не был самостоятельным и глубоким мыслителем: его научные идеи не оригинальны и почти всецело имеют свой первоисточник в эллинистической литературе и древней философии“; самое изложение у него компилятивно; он — типичный эклектик–систематизатор и довольно талантливый популяризатор античной науки [569] . При таком характере литературной деятельности Немезия невозможно утверждать зависимости именно от него, когда он сам может быть возведен к древнейшим источникам. И эти источники могли быть общими для Немезия и Григория Неокесарийского. Это априорное соображение находит фактическое подтверждение именно в том аргументе, который представляется Jul. Lebr'eton’y, по–видимому, самым убедительным, именно в сопоставляемых им местах из трактата „О душе“и из Немезия Из трактата „О душе“, как указано было, взяты второй и третий параграфы четвертой главы, а из Немезия — отрывки второй главы его произведения „О природе Человека“. Jul. Lebr'eton находит в первом очевидное извлечение из второго. Но прежде всего необходимо подчеркнуть, что такой очевидности в действительности нет, так как нет буквального совпадения между сравниваемыми текстами: и тот и другой так конструированы, что один ни в каком случае не может быть извлечением из другого. Это— первое, что лишает приведенное Jul. Lebr'eton’ом доказательство убедительной силы. Но самое главное заключается в том, что сам Немезий не только не выдает приведенных им доводов за свои, но и указывает источник, из которого он почерпнул их. В начале отдела, к которому принадлежит приведенный Jul. Lebr'eton’oм отрывок, Немезий пишет: „против всех вообще мыслителей, признающих душу телом, достаточно того, что сказано Аммонием, учителем Плотина, и Нумением пифагорейцем, — именно“…, и далее излагаются их рассуждения, к которым посредством присоединяется рассматриваемый здесь отрывок. Непосредственно после него Немезий продолжает: „Ксенократ так заключал: если душа не питается, а всякое живое тело питается, то, значит, душа — не тело. Все это сказано вообще против тех, которые считают душу телом“. Ясно, что Немезий заимствовал доказательства от движения и питания души именно у названных им мыслителей [570] . У них же мог взять это доказательство и автор трактата, если бы даже он писал значительно раньше. Но не представляется надобности и в таком предположении общего источника, так как эти доказательства, видимо, были ходячими и раньше Аммония. Тертуллиан в своем произведении „О душе“, написанном в самом начале III в., говорит: „против этого (т. е. положения, что душа есть тело), восстают платоники, более по идеализму своему, чем по стремлению к истине. Они говорят: всякое тело одушевлено или не одушевлено. Если оно не одушевлено, то движется извне, а если одушевлено, то движется извнутри. Душа же и не движется извне, так как она не есть существо неодушевленное, и не движется извнутри, так как она скорее сама движет тело. Поэтому она не есть тело, так как она движется с какой то стороны не по
569
Владимирский Ф. C., Антропология и космология Немезия, еп. Емесского, в их отношении к древней философии и патристической литературе. Житомир 1912, стр. 449.
570
К этому месту произведения Немезия см. В. Domanski, Die Psychologie des Nemesius. M"unster 1900, S. 17, Anm. 2.
571
2) Гл. 6: русск. перев., издание Киевской Дух. Академии, стр. 13.
572
3) Гл. 6: русск. перев., стр. 14.
В других местах, как мы видели, Jul. Lebr'eton не может указать „очевидных извлечений“и ограничивается „сближениями“, выражающимися в сходстве доказательств и отчасти выражений. Ho, не говоря уже о том, что эти сближения сами по себе не являются принудительно очевидными, они могут проистекать из источников, общих для Немезия и автора трактата „О душе“. На это может указывать то же произведение Тертуллиана „О душе“, где этим защитником телесности (sui generis) души приводятся противоположные мнения философов, напр., о том, что „душа не телесная, так как ее свойства постигаются не телесными чувствами, а духовными“(гл. 6; ср. трактат „О душе“, гл. 1).
Таким образом, можно сказать, что зависимость трактата „О душе“от Немезия Jul. Lebr'eton’ом не доказана бесспорно; а в таком случае и дата происхождения его между V и VII веками, где пятый век указывается в связи с временем происхождения сочинения Немезия „О природе человека“, не имеет прочной основы: трактат „О душе“мог произойти и раньше, так как использованные им доводы были применяемы уже в самом начале III века, как показывает пример Тертуллиана.
Jul. Lebr'eton совершенно основательно устанавливает вероятность принадлежности св. Григорию Чудотворцу 5 и 6 глав, из которых 5 глава засвидетельствована ссылкой Николая Мефонского, а 6–я — надписанием фрагмента из нее в двух сирийских манускриптах VIII века. Он не нашел возражений и против 7–й главы, хотя отсутствие каких-либо указаний побудило его воздержаться от определенного суждения относительно нее. Но эти главы составляют больше трети всего трактата. Отправляясь от них, как от прочной основы, мы можем придти к определенному суждению относительно автора всего произведения.
В 5–й главе автор трактата пишет: „что душа проста, обнаруживается из того, на основании чего доказано, что она бестелесна“. Если эта глава принадлежит св. Григорию, то у него же в произведении должны быть и доказательства бессмертия души; а эти доказательства даны в предшествующей — 4–й главе трактата (мы пока не касаемся ее состава). В свою очередь в 4–й главе трактата мы читаем: „что в нашем теле есть душа, доказано выше“, а это доказательство находится во 2–й главе. С другой стороны, в 6–й главе, как это отмечено и Jul. Lebr'eton’oм, выступает и сам автор (думаю — ), и обращается к определенному читателю (выслушай — ). Естественнее всего и без всяких натяжек это обращение поставить в связь с началом трактата, где сказано: „ты просил меня, достопочтенный Татиан, прислать тебе рассуждение о душе с убедительными доказательствами по отделам, и ты желал бы, чтобы я сделал это, не пользуясь свидетельствами Писаний“, — следовательно, началом 6–й главы само собою предполагается введение или посвящение трактата. Начало же 6–й главы, так отличающее ее от остального трактата, объясняется, вероятно, тем, что вопрос о бессмертии души представлял с точки зрения автора наиболее серьезный интерес и требовал от читателя особенного внимания. Замечательно, что введение трактата имеется именно в шести манускриптах, надписывающих его именем св. Григория Чудотворца, и только в одном с именем Максима Исповедника. Таким образом, опираясь на 5 и 6 главы, можно установить принадлежность к первоначальному составу произведения значительнейшей части текста нынешнего трактата. Что касается остальных глав произведения (1 и 3), то, когда доказана принадлежность св. Григорию остальных частей произведения, не представляется уже надобности в нарочитых доказательствах их первоначальности. Необходимо только обратить внимание на то, что весь трактат представляет собою цельное произведение, в котором начало устанавливает причины, побудившие автора взяться за решение вопросов о душе, с указанием и того, почему он аргументирует не на основании Св. Писания; а все изложение является ответом на вопросы, определенно поставленные во второй половине введения. В своем введении автор говорит, что он расположит свое рассуждение, воспользовавшись тем порядком, какой применяли опытные в этом деле; а в качестве доказательств он намерен воспользоваться общеизвестными соображениями, и ради краткости и пользы он хочет выставить только те умозаключения, которые настоятельно необходимы. В этих словах автора не только дано определение характера произведения, но намечено и объяснение той неустойчивости его текста, на которую обратил внимание Jul. Lebr'eton при исследовании рукописного материала. Произведение по самому своему первоначальному замыслу не рассчитано на оригинальность: оно должно было в сжатой форме привести такие соображения относительно души, которые, с одной стороны, были бы согласны с христианским учением о ней, но, с другой стороны, и не заключали бы в себе специально христианских доказательств, которых не выносили противники Татиана, требовавшие, чтобы им представлены были рациональные доводы. Автор трактата исполнил эту просьбу и написал для Татиана краткое руководство, в котором изложен ясный и удобоусвояемый материал, дающий готовые средства для возражения противникам. В виду этого задача автора сводилась к тому, чтобы из суждений философов определенного направления выбрать то, что отвечало поставленной ему цели. Так как вопрос о душе издавна занимал человечество, то существовала уже значительная научная литература, освещавшая его с разных сторон и в различных направлениях; несомненно, были краткие руководства, при посредстве которых известные положения проникли в широкие круги общества. Этот вопрос разрабатывался уже и христианскими писателями до св. Григория: св. Иустином, Мелитоном, Тертуллианом, продолжал занимать и писателей последнего периода до–никейской эпохи (св. Петр Александрийский, св. Александр Александрийский). Такого рода данными и воспользовался автор трактата. И чтобы доказать, что он не принадлежит св. Григорию Чудотворцу, необходимо было бы предварительно доказать, что высказанные им положения относятся к более позднему времени. Но это невозможно.
Составленное св. Григорием руководство, очевидно, отвечало потребностям христианского общества и потому часто переписывалось. Но в своем полном виде оно сохранилось в сравнительно немногих рукописях, удержавших подлинное имя автора; большею же частью считались важными собственно самые доказательства, почему введение или совершенно опускалось, или же сокращалось до извлечения из него только плана произведения, хотя в 6–й главе непроизвольно оставалось указание на первоначальное назначение его для определенного лица. Когда произведение потеряло своего автора и стало рассматриваться просто как полезное руководство практического значения, то переписчики уже находили возможным более свободное обращение с данным в нем материалом, и второй параграф 4–й главы мог быть опущен, потому что он, по–видимому, повторял сказанное во второй. главе; а четвертый и пятый параграфы могли показаться маловажными и неубедительными. Св. Максим Исповедник, занимавшийся вопросом о душе и написавший на эту тему два послания, можно думать, имел у себя и список произведения св. Григория Чудотворца в качестве материала и потому без введения, — отсюда естественно появление его среди творений этого писателя. Так представляется нам судьба написанного св. Григорием Чудотворцем трактата „О душе“на основании данных в рукописном предании.