Святой Вроцлав
Шрифт:
О нем мне известно больше, чем о других, и я мог бы заполнить целые тома историями из его жизни. Ему не было и шестнадцати, когда на школьной экскурсии он выдул пол-литра спирта и поспорил, что доберется вплавь до расположенного посреди острова озера. Спор он выиграл. Одноклассники, добравшиеся до острова на лодке, застали его совершенно голым, закопавшимся в земле. На дворе стояла средина ноября, а он таким вот образом пытался согреться. До тридцати лет он пил жестоко, чем вводил в ступор собственных пациентов — он садил клиента в зубоврачебное кресло, трясущимися руками готовил укол и боры, вращая покрасневшими белками глаз. Руки у него ходили ходуном, даже когда он включал бормашину, но застывали у самого рта обливающегося потом пациента, и чем сильнее тряслись они перед тем, тем лучше выходило сверление и очистка каналов. Очень жаль, что я не мог пользоваться его услугами.
После того, как ему исполнилось тридцать, с выпивкой он
Хотя сам Томаш никогда не желал быть дантистом, но соглашался с тем, что выбор сделал верный. У него было три кабинета в городе, семь сотрудников, и все это он мог бы и умножить, если бы только имел к этому желание. Смолоду он хотел сделаться хирургом или кардиологом. Он хотел быть нужным — зубы то может рвать даже кузнец, который, несмотря на самые лучшие желания, никак не сможет сковать кардиостимулятор, тем более, вшить его в грудную клетку. Чем дольше глядел он на старших коллег, тем лучше понимал, что ему сложно было бы оставаться хорошим человеком, Томаш даже подумал, что по-настоящему полезным и ценным для общества может быть лишь подлец. Таковым он делаться не желал, в связи с чем выбрал для себя профессию скромную, но денежную — стоматологию, освобождая самого себя от необходимости брать на лапу и выбора: для кого скальпель хирурга, а для кого тихая могилка.
Если бы у нас появился шанс для последней совместной беседы, я бы спросил: что для него в жизни самое важное. Понятное дело, вопрос прозвучал бы уже после того, как мы наржались бы как лошади, просмотрев «Попутчика» [20] . Думаю, что Томаш Бенер сразу бы сделался серьезным, погладил бы светлую бороду, возможно, допил бы соточку — конечно, если бы жены не было поблизости — и ответил бы: быть хорошим человеком.
В тот самый миг, когда Малгося призналась одноклассницам в убийстве Кубы, а Михал вручал две сотни адвокату Фиргале, Томаш Бенер налил себе водки, смешал ее с виноградным соком и осторожно вошел в комнату дочери. На пороге он задержался и внимательно осмотрелся. Комната Малгоси была настолько маленькой, что половину занимала складная кровать, рядом с которой стоял письменный стол с компьютером. Если прибавить к этому платяной и книжный шкафы, оставшегося места только и хватало на то, чтобы открыть дверь и сделать шаг вперед. Малгося о порядке заботилась, что Томашу казалось совершенно несоответствующим ее натуре, как будто бы где-то на самом дне его задолбаной доченьки жило чудище, ответственное за складывание книжек по размеру и цвету обложек, упорядочивание дисков по кучкам, а также за тщательную чистку клавиатуры вручную.
20
Триллер 1986 года с Рутгером Хауэром в главной роли — Прим. перевод.
Томаш поставил стакан на подоконник, осторожно отодвинул стул и присел. Прошелся взглядом по книжкам — большинство авторов он не знал, сами названия казались ему странными. Как-то раз он подарил дочке «Алхимика» [21] и услышал от нее, что это чушь, мистика для кухарок, убогое бумагомарание. После того книжек Малгосе он уже не покупал. Сейчас же водил пальцем по корешкам, выбрал небольшой томик в белой обложке, пролистал и вздохнул — книжка была о лесбиянках и о том, как избавиться от беременности, как будто бы одно с другим имело хоть что-то общее. Томаш поставил ее на полку. Жалко времени, вот прочитает — но не поймет ни книжки, ни собственной дочки.
21
Сами понимаете, Паоло нашего Коэльо; в Польше он и сейчас ой как популярен — Прим. перевод.
Покривившись, он выбрал что-то из Грабала [22] — автор казался ему уважаемым и довольно-таки безопасным. Томашу хотелось знать, а не испугаться — и он уселся поудобнее на стуле перед компьютером. Если когда он и жалел, что у него нет сына, то именно в такие вот мгновения, ведь с парнем легче установить контакт, с ним можно было побегать или поиграть в войнушку. После того он покопался в куче дисков и включил компакт Мерилина Мэнсона [23] . Глянул на часы. У него было двадцать минут.
22
Богумил
23
Мэрилин Мэнсон (англ. Marilyn Manson, настоящее имя — Брайан Хью Уорнер, Brian Hugh Warner; род. 5 января 1969) — американский музыкант, художник и бывший музыкальный журналист, основатель и бессменный лидер рок-группы Marilyn Manson. Его сценический псевдоним сформирован из сложения имен двух американских знаковых фигур 1960-х годов, а именно актрисы Мэрилин Монро и осужденного за несколько убийств Чарльза Мэнсона — Википедия
Он пытался узнать все сразу и, возможно, именно потому ничего хорошо и не узнал. Компьютер был для него черной магией, перед тем он несколько раз его включал, но куча иконок, картинок и звуков вызывала у него головную боль. Он опасался последствий собственного незнания, тайн информатики он так и не углубил, так что мог оставить следы своего присутствия. В связи с этим, Томаш предпочитал читать Грабала и слушать, чего ему собирается проорать Мерилин Мэнсон.
Томаш размышлял: ну что может быть страшного в этой музыке. Да, громкая, точно так же, как и для его отца «Роллинг Стоунз». Мэнсон не слишком отличался от них, и если бы отнять перепродюсированное звучание и загробный вокал, это была бы группа, которых тысячи. Томаш даже нашел парочку гармоний, которые ему понравились, и пожалел, что никогда не пойдет с дочкой на их концерт. С диска звучат паршивенько, а вот живьем могут быть на все сто.
Он выслушал два номера и прочитал восемь страниц. Книжку поставил на место, диск воткнул назад в стопку и выключил проигрыватель. Уже за дверью он почувствовал себя гадко, как человек, который читает письма собственных близких или занимается онанизмом в сортире. Томаш пристроился на кухне, лицо укрыл в ладонях, лишь через длительное время сориентировавшись, что плачет. Он попытался внутренне собраться, как будто бы мысли и чувства обладали мышцами, которые можно напрячь, после чего уже совершенно разрыдался.
После того подошел к окну, уже со следующей порцией выпивки, прижал нос к стеклу. Он видел бурые глыбы ближайших домов, мчащиеся по Жмигродской автомобили и черную стену соседнего жилого массива. По каким-то непонятным причинам именно эта стена показалась ему отличающейся от всех остальных. Быть может, это потому, что уже много дней он не видел солнца?
Несмотря на дождь, Томаш вышел на балкон и попытался приглядеться к домам на противоположной стороне улицы. Что-то в них изменилось, а вот что — конкретно сказать он не мог; блоки сделались более массивными, казалось, они даже расширяются книзу; нет, до Томаша неожиданно дошло, в чем там дело. Ни в одном из окон не горел свет, зато время от времени кто-то выбрасывал из тех же окон массивные пакеты. По какой-то непонятной причине Томашу захотелось тут же помчаться туда; ему казалось, что достаточно будет протянуть руку, и он испытает чувство приятного тепла, словно у костра.
Мыслями он пробежал вперед на год или два, когда Малгося уже освоится в университете, поумнеет, сможет остаться одна — в каком-то возрасте дети обязаны быть одни — а он заберет Аню, книжки, что там еще пожелает, и они переберутся в Надолице, в домик с такой широкой дверью, что через нее можно внести женщину на руках. Этот домик уже ожидал их.
Заскрежетал ключ в замке, и Томаш спешно вернулся в комнату. Промокший, он направился навстречу жене, и тут понял, что ему уже и не печально.
Зато печально было Малгосе и Михалу. Каждый из них печалился по иной причине. А встретились они на лестничной клетке. Михал воевал с дверью, а Малгося поднималась на свой этаж. Никто из них понятия не имел, что они живут так близко один от другого.
Парень уже закончил очищать дверь от пломб и наклеек, сейчас же стоял на пороге, придавленный размерами несчастья. Он понятия не имел, как ему удастся убрать весь этот кавардак; не знал даже — каким макаром начать. Малгося увидала Михала со ступеней и не могла поверить собственному счастью. Еще пару минут назад она проклинала испортившийся лифт, а теперь думала, что ради таких вот неожиданностей она могла бы ежедневно подниматься даже и на десятый этаж. Михал, естественно, девушку не заметил. Она же видела, как их преподаватель стоит на пороге, чешет голову и пялит глаза. Наверняка, в квартире он должен был застать нечто ужасное.