Святой
Шрифт:
– Нет? Тогда я отправлю все эти фотографии с тобой и Эджем, тобой и священником в полицию, твоей матери, директору школы и епископу. И в газеты тоже. «Священник соблазняет подростка и делится ею с его криминальным шурином» отличный будет заголовок.
– Покажи фотографии, - попросила она.
– Они в машине.
Он подошел к старой потрепанной «Хонде» и открыл пассажирскую дверь. Он ждал.
Последнее, чего она хотела, это садиться в его машину. Нет, последнее чего она хотел, чтобы у Сорена возникли проблемы из-за нее. Она подошла к машине и
– Покажи фотографии, - потребовала она.
– Они в моей квартире.
– Ты сказал, они в машине.
Отец повернул руль и выехал на улицу. Он повернул на ближайшем перекрестке, словно пытался увезти ее как можно быстрее от дома Кингсли.
– Ты должна поблагодарить меня, - сказал отец, набирая скорость.
– Ты не захочешь связываться с Эджем. Наслышан об этом французском ублюдке. Думаю, ты и так всё знаешь. Ты трахаешься с ним.
– Я не трахаюсь с ним. Мы друзья.
– Друзья? Он тоже твоя нянька? Почему он забрал тебя из школы?
– Ты ненормальный. Шпионишь за собственным ребенком.
– Элеонор трясло от потрясения и злости. Она была права. Кто-то был в церкви и подслушивал ее разговор с Сореном.
– Присматриваю за собственным ребенком. А не шпионю. Хорошо, что я это сделал. Меня не было год, а ты раздвинула ноги перед каким-то больным священником-растлителем.
– Мой священник самый лучший мужчина из всех живущих, - ответила она. Перед ее глазами закончилась вся ее жизнь - имя Сорена в газетах, перевод, низложение, изгнание, и все по ее вине.
– Он был лучшим отцом для меня, чем ты когда-либо. Из-за тебя у меня были проблемы. И именно он их решил.
– Да, и мы оба знаем, как ты расплачиваешься с ним.
– Останови. Я выхожу.
– Нет, не выходишь, девочка. Ты уезжаешь со мной из города.
– Я сказала, останови, - закричала она, потянувшись к рулю.
Он ударил локтем ей в живот так сильно, что воздух покинул ее легкие. Она тяжело закашляла и снова потянулась к рулю. Отец оттолкнул ее, и Элеонор свернулась, выворачиваясь из его рук.
– Сядь, сучка, - приказал он. Он дотянулся до ее шеи, и Элеонор сделала глубокий вдох. Она закрыла глаза и ударила отца по лицу ботинками. Из его носа хлынула кровь, машина резко остановилась на дороге.
Элеонор открыла дверь и побежала. Она бежала так быстро, как могла, пока не нашла такси и не села в него. Она назвала адрес Кингсли и умоляла поторопиться. Несколько минут спустя она бросила водителю несколько купюр, вбежала вверх по ступенькам и вломилась в дверь особняка, найдя Кингсли, стоящим в фойе и заряжающим пистолет.
– Элли, какого черта с тобой произошло?
– Он посмотрел одновременно и с облегчением и с яростью.
– Мой отец... Он вышел из тюрьмы. Он заставил меня сесть в его машину. Что вы собираетесь делать с пушкой?
– Убью твоего отца.
– Он засунул пистолет в кобуру под пальто. Он схватил ее за запястье и притянул к себе. Начав с бедер, он исследовал
– Тебе больно?
– спросил он.
– Нет, я цела...
Он поднял руку. Ладонь была покрыта кровью.
– Иисусе, - прошептала она.
– Царапина на шее.
– Отец пытался меня задушить, - объяснила она. Должно быть, это он поцарапал ее.
– Пойдем со мной, сейчас же, - сказал Кингсли и повел ее на третий этаж.
– Почему вы собирались убить моего отца? – задала вопрос она, когда Кинглси открыл дверь в комнату, которую она никогда не видела. Она была похожа на какой-то причудливый кабинет. Он усадил ее в кресло и на несколько секунд оставил, затем вернулся с аптечкой. Кингсли опустился на колени перед креслом, открыл аптечку и приказал ей наклонить голову в сторону.
– Вы не ответили на мой вопрос, - заметила она. Ее сердце все еще болезненно колотилось в груди, легкие горели из-за бега и паники.
– Почему вы собирались убить моего отца?
– Из-за этого.
– Кингсли вытащил что-то из кармана и протянул ей.
Спиртовой салфеткой Кингсли очистил порез на ее шее, и она прочитала записку.
Сто тысяч, или труп твоей подружки будет на дне Гудзона к завтрашнему утру.
К ней прилагались адрес и фотография.
– Боже мой, - прошептала она, ее живот скрутило. – Это моя фотография в десятом классе. Я отправила ее ему вместе с открыткой на день рождения.
Она держала фотографию дрожащими руками.
– Он собирался убить меня?
– спросила она. Отец так старался усадить ее в машину. И она была достаточно глупой, чтобы поддаться ему.
– Мог. Он мог проверить, заплачу ли я ему. Мне плевать. Он угрожал тебе.
– Он сказал, что у него есть фотографии меня и Сорена. Он собирался отправить их маме и епископу, и, возможно, даже в газеты.
Кингсли сел.
– Я боялась, что подобное может произойти, - сказала она.
– Что мы будем делать?
– Сиди. Будь здесь, - приказал он и встал.
– Не покидай эту комнату.
– Ладно.
– Она уставилась пустыми глазами на Кингсли. Он ласково погладил ее по щеке.
– Спасибо.
Казалось, это его удивило. Все еще прижимаясь к ее щеке, он тяжело выдохнул, будто принял решение.
– Французский король Луи XIII потерял отца, когда ему было девять, - начал Кингсли, на его лице была маска серьезности.
– Слишком юный, чтобы править, его мать Мария де Медичи выступала в роли регента. Она должна была править, пока ему не исполнится восемнадцать. Понимаешь, закон гласил, что шестнадцатилетний Луи был недостаточно взрослым, чтобы править. Но его мать испоганила всю страну, поэтому у Луи не было выбора. Луи выслал мать и казнил ее любовника, казнил ее последователей и восстановил порядок. Он сел на трон, и весь Париж возрадовался. Некоторые дети могут себе позволить роскошь ожидания восемнадцати свечей на праздничном торте, чтобы стать взрослыми. Остальные из нас взрослеют, когда у нас не остается другого выбора.