Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий
Шрифт:
Об использовании письма древними русами есть свидетельства у ряда восточных авторов. Так, арабский путешественник Ибн-Фадлан, плававший по Волге в 920–921 годах, описывая похороны знатного руса, упоминает, что после погребения на кургане был водружен столб и на нем написано имя умершего и имя царя русов. Однако считать это письмо славянским нет никаких оснований. Русы Ибн-Фадлана с уверенностью определяются как скандинавы, а использовавшееся ими письмо почти наверняка было скандинавскими рунами» [67] .
67
Гиппиус А.А. Русские письмена // http://senat.org/Russia-Bulgaria/RusWord.html
Повторяя устаревшие еще лет сто назад постулаты норманнской теории, доктор филологических наук и член-корреспондент РАН начисто отрицает возможность наличия докириллической письменности у славян, почему-то предполагая, что русские могли обретаться исключительно на территории Восточно-Европейской равнины, забывая о существовании огромного количества
Доктор исторических наук Аполлон Григорьевич Кузьмин в своей работе «Откуда есть пошла Русская земля…» дает перечень существовавших в средневековье в Европе, Азии и даже Африке «Руссий»: «Вопрос о начале «руси» еще сложнее, потому, что нет уверенности в главном: знаем ли мы язык этого племени? А источники дают столько различных «Русий», что среди них легко растеряться и затеряться. Только в Прибалтике упоминаются четыре Руси: остров Рюген, устье реки Неман, побережье Рижского залива и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. В Восточной Европе имя «Русь», помимо Поднепровья, связывается с Прикарпатьем, Приазовьем и Прикаспием. Недавно Б.А. Рыбаков обратил внимание на сведения о Руси в устье Дуная. Область «Рузика» входила в состав Вандальского королевства в Северной Африке. И едва ли не самая важная «Русь» помещалась в Подунавье. В X–XIII веках здесь упоминается Ругия, Рутения, Руссия, Рутенская марка, Рутония. Во всех случаях, очевидно, речь идет об одном и том же районе, каковым мог быть только известный по источникам V–VIII веков Ругиланд, или Ругия. Располагалась Ругия-Рутения на территории нынешней Австрии и северных районов Югославии, то есть именно там, откуда «Повесть временных лет» выводила полян-русь и всех славян. Возможно, ответвлением этой Руси явились два княжества «Русь» (Рейс и Рейсланд, то есть Русская земля) на границе Тюрингии и Саксонии. Об этих княжествах, пожалуй, мало кто и слышал. А они известны источникам, по крайней мере, с XIII века вплоть до 1920 года, когда были упразднены. Сами «русские» князья, владевшие этими землями, догадывались о какой-то связи с восточной Россией, но не знали, в чем она заключалась.
Помимо названных «Русий», русские летописцы знали какую-то «Пургасову Русь» на нижней Оке, причем даже в XIII веке эта Русь не имела отношения ни к Киеву, ни к Владимиро-Суздальской земле.
В нашей литературе упоминалось (в частности, академиком М.Н. Тихомировым) о «русской» колонии в Сирии, возникшей в результате первого крестового похода. Город носил название «Ругия», «Руссия», «Росса», «Ройа». Примерно с тем же чередованием мы имеем дело и при обозначении других «Русий»» [68] .
68
Кузьмин А.Г. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X. Кн. 1. Предисловие //russkaja_zemlja_veka_vi_x_kniga_1/p1.php
Видимо, господин норманнист Гиппиус об этих Руссиях не подозревает. И он не одинок в этом демонстративном невежестве.
Митрополит Московский и Коломенский Макарий, рассуждая о возможности существования русской письменности до Кирилла и Мефодия веком ранее А. Гиппиуса, приходит к тому же выводу: найденные Константином Философом в Херсоне книги не были написаны славянским письмом.
«По-видимому, некоторый намек на существование у славян какого-либо перевода библейских и богослужебных книг до Кирилла и Мефодия дают следующие слова Черноризца Храбра: «Прежде убо словене не имяху книг, но чрътами и резями чьтяху и гадаху погани суще; крестивше же ся, римьскими и гръчьскими письмены нуждахуся писати – словеньска речь бе не устроена; и тако беша многа лета». Спрашивается, отчего это славяне, которые в язычестве довольствовались чертами и резами, вдруг почувствовали нужду в лучших буквах, как только приняли христианскую веру, и на что это, вследствие восчувствованной ими нужды, употребляли они римские и греческие письмена многа лета? Очевидно, что причину такой перемены всего естественнее искать в самом христианстве – в том новом учении, которое славяне приняли и которое хотели иметь на своем языке и что для сего-то, следовательно, они и употребляли латинские и греческие буквы. Но сам же Черноризец Храбр совершенно подрывает все подобные гадания о древнем славянском переводе Священного Писания, когда говорит далее: «Аще въспросиши словенскыя букаря, глаголя: кто вы письмена сотворил есть, или книты преложил? То вьси ведят, и отвещавше рекут: святыи Константин Философ, нарицаемми Кирилл, тъ нам письмена сотвори и книгы приложи, и Мефодие, брат его».
Могли бы мы привести здесь еще свидетельство святого Златоуста, что у скифов и сарматов был уже и в его дни перевод Священного Писания или учения апостольского на их родном языке. Но кто нам поручится, что под этими скифами и сарматами святой отец разумел собственно тех, которые обитали в наших южных пределах, а не вообще варваров, из которых многие в то время действительно уже были просвещены христианством и имели Слово Божие на своем языке, каковы готы, грузины и прочие? Кто нас уверит, что если и наших, точно, скифов и сарматов разумел святой отец, то под этими именами надобно понимать непременно славян, а не другие племена, обитавшие в пределах русских?
Московский список трактата «О письменах» (РГБ ф. 173.1, № 145, листы 379-382об.)
Наконец, самое важное, по-видимому, свидетельство о существовании у славян какого-то перевода, по крайней мере, двух священных книг – Евангелия и Псалтыри – еще до святого Кирилла представляет древнейшее житие самого же Кирилла, написанное одним из его современников и ближайших учеников. В житии рассказывается, что, остановившись в Корсуни на пути своем к хазарам, святой Кирилл прежде всего «научися ту жидовстей беседе и книгамъ»; потом научился языку самарянскому: «Самарянин некий ту живяше и, приходя к нему, стяжашеся с ним, и принесе самарянски книги, и показа ему, и испрошь я у него Философ, затворися в храме, на молитву ся положи, и от Бога разум приим, чести нача книги бес порока»; наконец, точно так же научился и языку русскому: «Обрете ту Евангелие и Псалтырь русскыми писмены писано, и человека обрет глаголюща тою беседою, и беседова с ним, и силу речи приим, своей беседе прикладая различная письмена, гласнаа и съгласнаа, и к Богу молитву творя, въекоре начат чести и сказати, и мнози ся ему дивляху». Из этих слов биографа, который мог быть спутником святого Кирилла и свидетелем описываемых событий или мог слышать о них от самого Кирилла, очевидно, что тогда существовали уже какие-то русские письмена и русские книги – Евангелие и Псалтирь. Но вместе очевидно и то, что святой Кирилл сначала не понимал ни этих русских письмен, ни русских книг, как прежде не понимал книг самарянских, что он стал понимать русские письмена и читать русские книги только при помощи человека, говорившего русскою беседою и объяснившего ему силу речи, и, применяя сам русские буквы, гласные и согласные, к своему языку, т. е. греческому, а главное – стал понимать русские письмена и читать русские книги при помощи
Божией, как прежде стал читать книги самарянские. Одно уже это обстоятельство, что святой Кирилл, знаток славянского языка, сначала не понимал ни русских письмен, ни русских книг, приводит к сомнению, точно ли они были славянские. Из дальнейшего повествования того же биографа Кириллова открывается, что сам Кирилл, узнавший теперь русские письмена и русское Евангелие с Псалтирью, вовсе не признавал их за славянские» [69] .
И далее митрополит Макарий победоносно вопрошает: «Когда по возвращении Кирилла от хазар, царь начал посылать его к моравам, одному из племен славянских, Кирилл отвечал: «Рад иду тамо, аще имут буквы в язык свой». Мог ли так говорить святой муж, если бы признавал известные ему русские буквы за славянские? Когда царь вслед за тем сказал, что ни дед его, ни отец, ни многие другие не нашли славянских букв, сколько ни искали, и советовал Кириллу просить помощи от Бога, то «Философ, по пръвому обычаю, на молитву ся наложи и с инеми съпоспешникы; въскореже я ему Бог яви, и тогда сложи письмена, и нача беседу писати евангельскую: искони бе слово… и прочая». Если бы Кирилл признавал известные ему русские письмена и русское Евангелие за славянские, то зачем он изобрел новые славянские письмена и вновь начал переводить на славянский язык Евангелие, а не воспользовался прежними, готовыми?» [70]
69
Митрополит Макарий (Булгаков). История русской церкви. СПб., 1883. Книга 1. Отдел 2. Глава I. Введение
70
Митрополит Макарий (Булгаков). Указ. соч.
И заканчивает митрополит Макарий свои размышления весьма тонкой подменой вопроса о существовании докириллической русской письменности вопросом о первенстве перевода Священного Писания на славянский язык: «После этого не благоразумнее ли отказаться однажды навсегда от обольстительной мысли, будто был у славян еще с первых веков какой-либо перевод хотя некоторых книг священных? Все, что можно придумать в пользу ее, очевидно, ведет только к предположениям и притом очень шатким, не представляя ни одного прямого доказательства. Между тем как, с другой стороны, есть решительные доказательства, которые говорят, что перевод Священного Писания и богослужебных книг на славянский язык в первый раз совершен именно во второй половине девятого века Константином, в монашестве Кириллом, и Мефодием» [71] .
71
Митрополит Макарий (Булгаков). Указ. соч.
Быть может, для священнослужителя вопрос о том, кто был первым переводчиком Библии на славянский язык и является приоритетным, но для русского человека гораздо важнее другой вопрос: когда появилась наша письменность?
Попробуем с этим вопросом разобраться.
Глава 2
Следствие о русских письменах
Прежде всего надо отметить, что (как это ни странно), митрополита Макария опровергает папа Римский Иоанн VIII, тот самый, что добился освобождения из немецкой темницы и восстановил в правах архиепископа одного из Солунских братьев, святого Мефодия. Папа Иоанн VIII направил специальные послания королю Карломану, сыну Людовика Немецкого, а так же архиепископу зальцбургскому и баварским епископам, в которых объявил все решения по делу Мефодия незаконными. Но важным для нас является то, что, как свидетельствует Н.И. Барсов, «в дошедшем до нас послании Иоанна VIII о славянских письменах говорится, что они только вновь найдены, вновь открыты неким философом Константином» [72] . Николай Иванович Барсов (1839–1903), профессор Петербургской духовной академии, особое внимание уделял именно обнаруженным в то время письмам Иоанна VIII к своим германским и моравским адресатам, и потому к выводам знаменитого профессора стоит прислушаться.
72
Бахтиаров А.А. История книги на Руси. СПб., Издание Ф. Павленкова, 1890, с. 15.
Да и папа Римский знал, что писал. Уроженец Вечного города, он лучше многих других европейцев знал древнюю историю Апеннинского полуострова и населявших его народов.
Конец ознакомительного фрагмента.