Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий
Шрифт:
Тогда же патриарх Анний ересь воздвиг, говоря, чтобы не воздавали почестей святым иконам. И собрав собор, обличили его, что неправду говорит, и прогнали с престола. Он же сказал: «Силою прогнали меня, а не победив в споре. Ибо не может никто противиться моим словам». Царь с патрикиями, приготовив Философа, послали к нему, сказав так: «Если сможешь этого юношу победить в споре, то вновь получишь свой престол».
Он же, увидев, как юн Философ, и не ведая, что стар ум его, и сказал тем, кто был послан с ним: «Вы недостойны и подножия моего, как же я буду спорить с вами?» Философ же ответил ему: «Не людского придерживайся обычая, но Божиих заповедей. Посмотри, как ты из земли, а душа Богом создана, так и мы все. И на землю глядя, не гордись, человек, умением спорить».
Вновь отвечал Анний: «Не подобает ни осенью цветов искать, ни старца на войну гнать как юношу некоего». Философ же отвечал ему: «Сам на себя навлекаешь обвинение. Скажи, в каком возрасте дух сильнее тела?» И ответил он: «В старости». Философ же спросил: «На какую битву тебя гоним: на телесную или на духовную?» Сказал тот: «На духовную». Философ же отвечал: «Тогда ты сейчас сильнее будешь, потому не говори нам таких притч. Ибо не ищем ни цветов
Посрамившись же так, старец повернул разговор в другую сторону и сказал: «Скажи мне, юноша, почему кресту, если он поврежден, не поклоняемся и не целуем его. А вы, и если изображение только по грудь, не стыдитесь честь ему как иконе воздавать?» Философ же ответил: «Крест имеет четыре части. И если одна из них пропадет, то он уже своего образа не сохраняет. А икона только ликом и являет образ и подобие того, кто на ней написан. Не львиный ведь образ, не рысий видит тот, кто на нее смотрит, а первообраз».
И опять сказал старец: «Как вы поклоняетесь кресту и без надписи, хотя были и другие кресты, иконе же, если не имеет она надписи, чей это образ, не творите почести?» Философ же отвечал: «Всякий крест подобен Христову кресту. А иконы не имеют все одного облика».
Старец же сказал: «Бог сказал Моисею: «Не сотвори всякого подобия». Как же вы, сотворяя, поклоняетесь им?» Философ на это отвечал: «Если бы ты сказал: «Не сотвори никакого подобия», – то верно вел бы спор. Но ты сказал: не сотвори «всякого», то есть и «достойного»». На это ничего не смог ответить старец и, посрамленный, умолк».
Собор, упомянутый в Житие, на котором патриарх Иоанн Грамматик был обличен и низложен, произошел не в начале 50-х гг. IX в. (когда Константин уходил в монастырь Полихрон), а, как было упомянуто выше, в 843 г. Так что дискутировать с бывшим патриархом младший из Солунских братьев мог либо в 15 лет, когда он еще только начал свое учение в Константинополе, либо позже примерно на 8 лет, что конечно, более вероятно: к этому времени Константин уже закончил свое образование и сам стал преподавателем философии.
Ольга Судникович считает, что Константину было пятнадцать, когда он стал победителем в диспуте с Иоанном Грамматиком: «В 842 году внезапно умер император Феофил (подозревают, что он был отравлен), и августа (императрица) Феодора тут же отступила от иконоборчества. Фотий поддержал императрицу и выступил с резкими речами против иконоборцев, а юный Константин, которому тогда исполнилось 15 лет, даже вступил в богословский спор с самим патриархом Аннием и вышел победителем» [37] .
37
Ольга Судникович. Константин Философ – создатель славянской письменности // http://www.epochtimes.ru/content/view/61746/34/
Исследователь XIX в. Иван Малышевский указывает в своем труде, что диспут между Константином Фмлософом и Иоанном Грамматиком состоялся, когда первому исполнилось 24 года, т. е. около 851 г. [38] На то, что прения бывшего патриарха и молодого «профессора философии» состоялись после возвращения Кирилла из монастыря, указывает и А.Н. Муравьев [39] .
Хотя дата смерти Иоанна требует уточнения, но считается, что он умер около 867 г. – так что с этой стороны 851 год не вызывает возражений.
38
Малышевский И. Святые Кирилл и Мефодий. Киев, 1886.
39
Муравьев А.Н. Житие преподобных Кирилла и Мефодия, просветителей славян.
Согласие Константина вернуться в столицу империи и занять, как выражались некоторые историки, «кафедру философии» в том самом училище (впрочем, и его иногда называли на западноевропейский манер – Университетом), которое он совсем недавно окончил, не в последнюю очередь связаны с влиянием на него старшего друга и учителя Фотия, который был не только философом, но и начальником имперской канцелярии. Видимо, именно Фотий смог уговорить своего «превосходнейшего друга» вернуться и принять на себя должность преподавателя.
Константин, который после удачного диспута с иконоборцами получил прозвище «Философ», сохранил с Фотием отличные отношения и продолжал обсуждать с ним философские и богословские проблемы, тем более что будущий патриарх, занимая важнейшую государственную должность, имел свою частную школу, где занимался и преподаванием, и научными изысканиями. Как пишет Иван Малышевский, «молодой и старый профессор, вероятно, оказывали и взаимные услуги в общем деле, скреплявшие их дружбу».
Миссия в халифате
В 851 г. в Константинополь прибыло посольство мусульман, чтобы передать императору вызов на своеобразную богословскую дуэль. Житие святого Константина так описывает этот эпизод: «…агаряне, называемые сарацинами, возвели хулу на божественное единство Святой Троицы, говоря: «Как вы, христиане, думая, что Бог един, разделяете его опять на три части, говоря, что есть Отец и Сын и Святой Дух? Если можете рассказать точно, пошлите людей, которые бы смогли говорить об этом и переспорить нас». Было же тогда Философу двадцать четыре года. Собрал царь собор, призвал его и сказал ему: «Слышал ли ты, философ, что говорят скверные агаряне о нашей вере? Так как ты Святой Троицы слуга и ученик, то пойди, противься им. И Бог, свершитель всякого дела, в Троице славимый Отец и Сын и Святой Дух, да подаст тебе благодать и силу в словах, и явит тебя как нового Давида на Голиафа с тремя камнями, и победившим возвратит тебя к нам, сподобив небесному царству». Услышав это, отвечал Философ: «С радостью пойду за христианскую веру. Что для меня слаще на этом свете, чем за Святую Троицу и жить и умереть». И приставив к нему асикрета [40] Георгия, послали их в путь».
40
Асинкрит («Несравненный») (Рим. XVI, 14) – один из 70 апостолов, приветствуемый ап. Павлом в Послании к Римлянам. По преданию, был епископом в Гиркании Асийской. Память 4 января и 8 апреля. Впоследствии – личное имя и производная от него фамилия Асинкритов. Но Малышевский считает, что асинкрит – чиновник: «… приставив спутником к нему Георгия асикрита, т. е. чиновника от государственного секретаря».
Иван Малышевский указывает на то, что «Житие не говорит, из какого места прибыло посольство. Обыкновеннее полагают, что посольство было от областного эмира г. Милитены, что в Малой Армении, тогда подвластной багдадскому калифу. Нет прямых оснований для такого мнения, составляющего только догадку. Есть другое, кажущееся нам более вероятным мнение, что посольство было от самого калифа или амирмумны, как титуловался калиф в качестве верховного владыки и главы правоверных (мусульман). Сарацины Багдадского калифата были грозными врагами Византийской империи и весьма часто гонителями христиан в пределах халифата, мучителями и тех, которые попадали в плен к ним во время войн с империей. Но вместе багдадские калифы были покровителями наук и искусств, ревнителями образования и для того собирали к своему двору и ученых христиан из греков и огреченных сирийцев, думая возвыситься над христианской империей и самим образованием, возвысить им мусульманство над христианством. К величайшему сожалению, иконоборческие гонения в империи поощряли их в таких притязаниях, предоставляя печальную картину религиозных несогласий в империи, какую с другой стороны представляло старое сектантство среди христиан в пределах халифата. С указанным характером представляются отношения сарацин Багдадского халифата к Византийской империи и христианству особенно ко времени знаменитого Гарун-аль-Рашида (786–808), переходя и на время византийских императоров Амморейской династии, третьим и последним представителем которой был Михаил III [41] , современник Константина. Гарун-аль-Рашид, известный своими сношениями с Карлом Великим, был в сношениях и с византийским императором Никифором, который посылал к нему послом Михаила епископа синнадского. Покровительствуя наукам, он желал иметь на службе образованных христиан, но нередко принуждал их к исламу и казнил твердых в вере. Преемник его Аль-Мамун (813–833) приглашал к себе из Царьграда известного нам Льва Философа (будущего учителя Константина), которого однако, не отпустил император Феофил. Сперва довольно благосклонный к христианам, он потом преследовал их по возбуждению мусульманских фанатиков. Известные при Аль-Мамуне споры их о том, сотворен или не сотворен алкоран, показывают и их охоту к религиозным спорам и высокое мнение о своем коране. Преемник его Муттасал Белла (833–842) завоевал родину императорской династии Амморию во Фригии, избил жителей и солдат, а пленных офицеров и генералов в числе 42 увел в Багдад, по другим известиям в Касамару на Евфрате, где заключил их в тюрьмы, подсылал к ним ученых мусульман для совращения в ислам. Но все они оставались тверды в вере, семь лет томились в тюрьме и были замучены 6 марта 845 г., при его преемнике Гарун аль-Ватеке (842–847). Легче стало христианам при следующем калифе Джафар-аль-Муттаваккиле (847–861). Он был в сношениях с императором Михаилом, которые вел именно Фотий, в качестве государственного секретаря. Христиане при этом калифе появились на важнейших должностях в государстве… Но это раздражало мусульман, и фанатики ислама грозили калифу гневом Божиим. Калиф принужден был уступить. Христианам запрещено занимать общественные должности, совершать (общественные) священные обряды, показывать кресты и т. п., взималась двойная подать с их домов, на которых, для большего отличия, ставились изображения богов. В пору этого-то возбуждения мусульманского фанатизма прислано из калифата посольство в Царьград с вызовом на прение о вере…И снарядили Константина к сарацинам, приставив спутником к нему Георгия асикрита, т. е. чиновника от государственного секретаря. Житие не напрасно отмечает, что философу в эту пору было двадцать четыре года. Выбор двадцатичетырехлетнего философа на столь важную и опасную миссию показывает, какое уже высокое понятие имели о нем в царском совете. Далее, житие, по византийскому обычаю, представляет говорящим и действующим на совете царя. Конечно, он здесь был, говорил. Но этот император был еще только двенадцатилетним, и, следовательно, именем его действовали другие. Если этими другими могли быть императрица мать Феодора, Феоктист, Варда, то несомненно был и Фотий, как государственный секретарь, ведавший дипломатическими сношениями. Он-то, конечно, напутствовал его советами и дал ему спутника из своего секретариата» [42] .
41
Сам византийский император являл собой не менее прискорбную картину, о которой не упоминают церковные писатели, но сообщают светские хронисты: «В историографической традиции Византии Михаил представлен как распутный тиран, с прозвищем «Пьяница». По свидетельству Симеона Метафраста, за столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе… К матери Михаил относился без уважения. Как-то он сообщил императрице, что ее ожидает патриарх. Когда она прибыла в указанную залу, то увидела на патриаршем престоле закутанную с ног до головы в священные одежды фигуру. Феодора, не подозревая об обмане, подошла испросить благословения, и переодетый Грилл, вскочив, показал августе зад и испустил зловонный грохот. Михаил, наблюдая ужас и обиду матери, от души потешался. Обо всем этом, без сомнения, знали в халифате.
42
Малышевский И. Святые Кирилл и Мефодий. Киев, 1886.