Святых не существует
Шрифт:
Мои яйца кипят, член пульсирует с каждым ударом сердца.
Я обхватываю трусики вокруг головки своего члена и проникаю в них, прямо в промежность. Мой член извергается, заливая спермой нижнее белье Мары.
Я использую ее трусики, чтобы поймать все до последней капли, сжимая их вокруг головки.
Эта облегающая черная ткань лучше облегает мой член, чем любая настоящая киска, которую я когда-либо трахал. Может, дело в новизне, а может, в том, что ее запах все еще цепляется за мои пальцы, задерживаясь в легких.
Но этого
Я хочу наблюдать за Марой в этом пространстве. Хочу видеть, как она ходит по комнате, как раздевается, как ведет себя, когда думает, что осталась одна.
Я смотрю в ее окно.
Из соседних домов не видно комнаты Мары. Но дом за ее домом - высокий георгианский дом с черными ставнями - открывает прекрасный вид из своего чердачного помещения.
У Мары нет занавесок на окнах. Она так высоко, что чувствует себя в безопасности, как ворона в своем гнезде.
Вороны забывают о ястребах.
Я бросаю трусики обратно на пол, где их нашёл.
Затем ухожу тем же путем, что и пришёл, уже собираясь позвонить своему агенту по недвижимости.
Мара
Когда я возвращаюсь домой после прогулки с собаками, я уже опаздываю на свидание с Джошем.
Мы встречаемся время от времени уже несколько месяцев. Он фотограф, который любит снимать переоборудованные здания. Правда, большую часть денег он зарабатывает, снимая свадьбы.
Он хорош собой, неплох в сексе и еще лучше в разговоре, хотя у него есть склонность к поучениям. Он осуждает меня за то, что я работаю барменом в « Zam Zam », потому что, по его словам, половина постоянных клиентов - алкоголики, и я подпитываю их зависимость. Неважно, что я познакомилась с ним в «Zam Zam», а он вряд ли придерживается трезвого образа жизни.
Как и Эрин, Джош не заметил, когда я исчезла на четыре дня. Мы встречаемся лишь раз в неделю или две, оба заняты работой и побочными проектами.
Я не трахалась с ним после того случая. Я вообще никого не трахала с тех пор и не уверена, как отреагирую, когда это случится.
Хотя этот маньяк меня не насиловал, я чувствую себя так же оскорбленной. Сравнивать травмы невозможно, да я и не хочу пытаться. Но ужас, который я испытывала, и физическая боль не могут быть так далеки друг от друга.
Иногда я просто хочу забыть обо всем этом.
В другие моменты меня охватывает глубокая, кипящая ярость. Я хочу найти этого ублюдка. Я хочу выследить его. И отрезать от него кусочки, пока мне не станет легче.
Но этого не произойдет. Совершенно ясно, что копы ни хрена не делают, потому что не верят в то, что я им сказал. А даже если бы и поверили, нет ни свидетелей, ни улик. Я даже
Кроме того... Я не верю в месть.
Это не первый раз в моей жизни, когда кто-то причиняет мне боль. Если держать в себе гнев, кипеть от ярости, это только сожжет меня изнутри. Я поняла это на собственном опыте.
Что я могу сделать? Мой рост - 175 см, вес - 50 кг. Я никогда в жизни никого не била. Даже с электрошокером и кучей скотча мне было бы трудно усмирить взрослого мужчину. Я не питаю иллюзий по поводу своей способности драться, причинять боль, убивать.
Отпустить это трудно, но я пытаюсь это сделать. Я пытаюсь сказать себе, что я жива, что я исцеляюсь. Пока я еще дышу, я могу двигаться вперед. Все можно преодолеть, кроме смерти.
Даже если я найду этого засранца, все равно меня убьют.
Я спешу в дом, зная, что Джош будет раздражен, если я снова опоздаю.
Джоанна проходит мимо меня по лестнице, торопясь на свидание со своим давним бойфрендом Полом, а я трусцой поднимаюсь на три пролета в свою мансардную комнату.
— Ты выглядишь великолепно! — говорю я ей.
— Ты тоже! — врет она.
Я смеюсь. — Не волнуйся, я сейчас переоденусь.
Я снимаю с себя одежду, потную от катания по парку с собаками. Несмотря на то что на дворе октябрь и небо затянуто облаками, температура была близка к восьмидесяти градусам, душно и влажно.
Я подумываю о том, чтобы ополоснуться в душе, но у меня нет времени. Вместо этого я достаю из шкафа черное мини-платье и пару замшевых сапог.
Блеск серебра на груди привлекает мое внимание. Я на мгновение замираю посреди комнаты, глядя на свое обнаженное тело.
Я так и не сняла пирсинг.
Может быть, мне следовало бы, потому что каждый раз, когда я вижу их, я вспоминаю ослепительную, жгучую боль, когда этот психопат вонзил иглу в мой сосок.
Но это также напоминает мне о том, что я бежала вниз с этой гребаной горы, голая и полумертвая. Я выжила. В каком-то смысле я украла у него эти серебряные кольца, потому что он думал, что они украсят мой труп.
Натянув платье, я оглядываюсь в поисках чистого белья. Прошло уже две недели с тех пор, как я отнесла свою одежду в прачечную, и у меня ее не хватает. Отчаявшись и опоздав, я подхватываю с пола трусики и натягиваю их.
— Что за хрень, — бормочу я, чувствуя, как влажность прижимается к губам моей киски.
Зацепив большими пальцами за обе стороны трусов, я опускаю их до уровня колен.
Я осматриваю промежность трусов, пытаясь понять, не начались ли у меня месячные незаметно. На черном материале это трудно определить.
Выйдя из трусиков, я провожу большим пальцем по полоске хлопка, вшитой в промежность. На ощупь она очень скользкая. Поднеся пальцы к лицу, я чувствую слабый запах.
Я бросаю трусики на пол, сердце бешено колотится.