Сыграй мне смерть по нотам...
Шрифт:
– Я не знаю, кто этого странного дядьку привёл, – сказала она и всхлипнула. – Может, сам Андрей Андреевич. У него какой-то есть знакомый врач – тот, наверное, посоветовал. Но точно я не знаю.
– Узнаем! Посиди-ка тут, только не реви. Если отцу хуже станет, меня позовёшь. Но должна конфета «Школьная» помочь. Это самое надёжное средство!
Самоваров вышел в прихожую и позвонил Стасу. Стас как раз выходил из управления и сказал, что через пятнадцать минут будет. Самоваров едва расслышал его слова, потому что рядом, в ванной, Андрей Андреевич
– Вам плохо, вы нездоровы, я вам помогу, – ровным голосом гудел Витя. – Если вы сами не можете пить, придётся воду с марганцовкой ввести зондом. Зонд у меня с собой!
– Ты с ума что ли сошёл, Витя? – бессильно вскрикивал Андрей Андреевич, стучал какими-то кружками, громко стонал и протяжно плевался.
Он, очевидно, всё-таки вынужден был выпить воду с марганцовкой и громко, животно застонал. Вдруг неведомо как ему удалось вырваться на волю. Он одним прыжком рванулся в прихожую, достиг вешалки и стал яростно рвать с неё свою дублёнку.
– Мне домой надо, я заболел, – скороговоркой буркнул он, не глядя на Самоварова, и одновременно сунул ногу в сапог.
Был Андрей Андреевич сейчас весь мокрый, серый, всклокоченный, совершенно не похожий на себя.
Из ванной появился и Витя со своей заботливой улыбкой и с полотенцем через плечо.
– Лучше в таком состоянии никуда не ходить, – предупредил он. – Вы полтора литра воды только что выпили. Вас вот-вот вытошнит.
Взгляд Андрея Андреевича помутился. Он далеко отбросил так и не надетый сапог и вернулся в ванную бегом. За ним проследовал Витя с полотенцем.
– Вам точно не стоит домой торопиться, Андрей Андреевич! – крикнул вслед Самоваров. – «Скорая» сейчас приедет, вас откачают. И «скорая» будет, и милиция – полный спектр услуг. А пока скажите, где вы повстречались с Витей? Вас не Алла Леонидовна часом познакомила? Мне, например, она обещала – правда, не медбрата, а ассистента-психолога, который может успокоить безнадежного инвалида.
– Так это вы мне звонили утром? – высунулся из ванной улыбающийся Витя. – Соседка говорила, что обращался по телефону какой-то Самоваров от Аллы Леонидовны. Я даже не подумал, что это вы.
– А это как раз я! – воскликнул Самоваров. – Тесен мир! Все мы, оказывается, близкие знакомые, друзья и братья по разуму. Витя, ты случайно старого литератора Тверитина не лечил? Того, который жил в красивом особнячке на Пролетарской-Архиерейской? Укольчики там не делал?
– Делал, – так же радостно признался Витя.
Он сегодня был на редкость разговорчив:
– Это был друг Андрея. Когда ему плохо стало, Андрей переживал!
– Так-таки стало плохо?
– Очень. Стенокардия – чего вы хотите! Предынфарктное состояние. Я не могу видеть, когда человек страдает. Я всегда иду на помощь. Меня часто просят! И я иду. Даже ночью. Вот и Андрей такой же.
– Отзывчивый?
– Да! Он тому своему пожилому другу лекарства доставал. Сейчас всё можно купить, только дорого, пенсионеру не по карману. Андрей
– Поразительно!
– Да, он такой! – с гордостью подтвердил Витя. – Мы с ним помогаем людям. Всем, кто просит.
– А Алла Леонидовна вместе с вами людям помогает? – поинтересовался Самоваров.
Андрей Андреевич захотел горячо возразить на это из ванной, но поперхнулся – очевидно, водой с марганцовкой – и с шумом брызнул на стену.
– Вам, Андрей, сейчас нельзя пытаться говорить: рвотные массы попадут в дыхательные пути! – заволновался Витя и исчез в ванной.
Оттуда донеслось его успокаивающее:
– Держите голову ровнее, вот так! Я помогу!
– А-а-а-эк! – вскрикнул Андрей Андреевич, а Витя продолжил, снова выглянув к Самоварову:
– Алла Леонидовна знает, что мне необходимо работать. Мне нужно облегчать страдания людей. Я ведь после выписки из стационара был у неё на практикуме. Она мне очень помогла и стала находить возможности, чтоб я реализовался. Я ведь уже мыл пол и сантехнику чистил в горбольнице. Я работал в прачечной, в стационаре на Луначарского. Только это всё не то! Мне надо видеть страдающие лица людей и нести им облегчение. Чтоб эти лица потом улыбались! Как раз Андрей в этом мне помог. Я ему благодарен.
– А лекарства для страдающих лиц где вы брали? Кто их назначал? Вы сами, что ли? – не унимался Самоваров.
– Я не имею права ничего назначать, я не врач. Андрей со специалистами консультировался и всё мне приносил.
– Страдальцев тоже он подбирал?
– Андрей больше общается с людьми – значит, больше видит несчастных, тех, кому нужна помощь. Но у меня и свои больные есть, в основном из стационара, где я наблюдаюсь. Вот Альберт Михайлович Ледяев, тоже музыкант – вы ведь знаете его? Он ослаблен после гриппа, и я ему помогаю.
Самоваров понимающе покачал головой.
Он не знал, стоит ли сейчас заводить речь о самом главном. Момент вроде бы подходящий, да и Стас неизвестно когда сюда доберётся. С другой стороны, неофициальный разговор к делу не подошьёшь. А дело выходит непростое, двусмысленное.
Самоваров всё-таки решил рискнуть.
– А помнишь ли ты, Витя, старого скульптора Щепина? – осторожно начал он. – Этот скульптор собачек, коровок лепил. Он-то чем болел?
Андрей Андреевич выглянул из ванной, блеснул воспалёнными, заплаканными глазами из-за могучего Витиного плеча с полотенцем.
– Зачем вам это, Николай Алексеевич? – жалобно взмолился он. – К чему мучить больного, не отвечающего за свои слова? Это стыдно! И ты, Витя, чего тут разговорился? Впервые такие длинные речи от тебя слышу. Зачем эти расспросы? Какие коровки? Какое это всё имеет значение?
– Помню я скульптора, – как ни в чём не бывало продолжил Витя.
Наверное, он всегда делал то, что надо, не обращая внимания ни на какие препятствия.
– Мы раз к нему даже с Тормозовым Алексеем Ильичём заходили – вы ведь его знаете? – сказал он.