Сын Авроры
Шрифт:
— Несложно догадаться, сударь, откуда взялось в вас это предвзятое отношение ко мне. Ваша мать никогда меня по-настоящему не любила, и если и принимала у себя, то только ради того, чтобы посадить меня на цепь и подчинить своим желаниям. Такова, видимо, моя судьба, как и многих женщин, которые имеют право лишь слепо подчиняться своему мужу. Но знаете что? Я лучше буду сидеть на хлебе и воде, чем приму ее. Вот вам ответ. А что до развода — я против!
— Хотел бы я знать, почему! Совершенно очевидно, что мы с вами не созданы друг для друга. Мы никогда не достигнем взаимопонимания. И о любви и речи быть не может — я вас не люблю.
— Но я-то вас люблю! Вот в чем разница!
И тут Мориц разразился приступом такого дикого хохота, что его отношение к высказыванию супруги стало очевидным:
— Кого вы пытаетесь заставить поверить в это? Похоже, что не меня... А если не так, то расскажите-ка о любовной истории с моим бывшим поручиком Яго [51] , с которым вас видели все и повсюду? Разве не с ним вы потом отправились к себе Шёнбрунн, и не его ли, спавшего в моей постели, принимали там как важного гостя?
51
Как ни странно, этот Яго действительно существовал, но его роль была незначительной. (Прим. автора.)
— А вы придаете значение всем слухам?! Если бы я полюбила кого-то другого, я бы первая же попросила развод. А я, наоборот, этого не желаю!
— Будьте разумны, Иоганна! Я прекрасно осознаю, что не создан для супружеской жизни, а наш с вами неудачный опыт лишь еще больше утвердил меня в этой уверенности. Давайте разведемся! Вы сможете начать свою жизнь с чистого листа, построить отношения с другим человеком...
— Право же, нет! Мне нравится быть графиней Саксонской... Хоть наша жизнь и далека от той роскоши, на которую я надеялась.
И вновь Мориц рассмеялся:
— Жизнь в роскоши? Откуда у вас такие надежды? Вам надо было бы выйти замуж за моего сводного брата, а не за меня. Королем станет он!
— Короли женятся только на принцессах. А я, увы, таковой не являюсь. Но титул графини Саксонской вполне компенсирует этот недостаток, к тому же благодаря вам он уже окутан ореолом славы и величия, и я не собираюсь это терять. Возможно, однажды вы достигнете того же, чего достиг принц Евгений, и я не упущу шанс оказаться в этот момент рядом с вами.
— Печально, если именно это вы и называете любовью. Но хочу напомнить — я могу погибнуть в первом же бою, в котором окажусь, и вы останетесь ни с чем!
— Значит, я стану вашей вдовой! Очень воодушевляющая перспектива. А как я буду вас оплакивать...
— Даже не надейтесь! Я приложу все усилия, чтобы не доставить вам такого удовольствия! Более того, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам избавиться от этого титула, которым вы так дорожите!
— Этого я вам не позволю! Я останусь графиней Саксонской, будете ли вы жив или мертв!
Устав от этой бесполезной дискуссии, Мориц выпрямился, расправил плечи и решил направиться к своей нынешней любовнице Матильде, танцовщице придворного театра, чтобы немного развеяться. Она сходила по графу с ума, и этот роман ему практически ничего не стоил. У Матильды, юной девушки с темными волосами и гибким телом, были ясные, сияющие глаза, и она напоминала ему о Розетте. Она всегда относилась к нему со вниманием и была весела, и рядом с ней можно было легко забыть об этом ужасном, неудавшемся браке, разрушить который будет очень непросто. Мориц знал, что его женушка завела привычку делиться всеми подробностями их жизни с Флемингом, то есть фактически и с самим королем.
Морицу и в голову не пришло, что идея о вдовстве, которую он так неосторожно озвучил в споре с Иоганной, надежно укрепится в мстительном сознании Флеминга. Пока что он вновь размышлял о предложении принца Евгения, имя которого в разговоре упомянула его жена, напомнив о достижениях принца: отправиться во Францию, начать другую жизнь, стать кем-то для самого себя, кем-то большим, чем королевский бастард, не лишенный воинских талантов. Похоже, что на этот раз Саксония будет пребывать в состоянии мира довольно долго. А это означает, что здесь в нем не будет никакой нужды... Обдумав все еще раз, он написал матери о своем решении.
Решение сына обеспокоило Аврору. Франция находилась далеко, и с его стороны было слишком неосторожным предоставлять Иоганне столько дополнительных возможностей не только выставить его на посмешище, но и не без помощи Флеминга опорочить в глазах короля. Но она знала своего сына достаточно хорошо, чтобы понимать, что, если он что-то решил, то решил твердо. Поэтому единственное, что ей оставалось — попытаться выиграть немного времени.
* * *
Несколькими месяцами ранее Юта покинула Кведлинбург — ей предстояло выйти замуж. Она отправилась в Гослар, а ее место заняла Цецилия Розенакер.
Она была хороша и очаровательна, и Аврора смутно надеялась, что Мориц увлечется ею настолько, что передумает уезжать во Францию. Способ, который она придумала, чтобы удержать сына, изысканностью не отличался, но накопленный жизненный опыт подсказывал ей, что для достижения поставленной цели все средства хороши, и не стоит зацикливаться на подобных мелочах. Но на этот раз она получила результат, диаметрально противоположный желаемому: Мориц удостоил девушку лишь рассеянным незаинтересованным взглядом... С Иоганной же Цецилия познакомилась чуть раньше, когда графиня гостила в монастыре, и, похоже, они хорошо поладили. Они были одного возраста, и Цецилия быстро привязалась к Иоганне, которую так жестоко отверг этот привлекательнейший из мужчин.
В Дрездене их отношения стали более близкими, и в какой-то момент графиня Саксонская добилась того, чтобы Цецилия уже осталась у них, заменив собой ее горничную. Аврора надеялась, что ее протеже будет проводить больше времени в покоях Морица, а не графини.
Чтобы еще больше подружиться с Цецилией, Иоганна частенько рисовала перед ней радужные перспективы:
— А знаете ли вы, — спрашивала она, — что один значительный господин обратил на вас внимание?
— Значительный господин? Обратил внимание на меня? Мадам, да такого быть не может! Вы верно, надо мной смеетесь.