Сын бомбардира
Шрифт:
А всё, что произошло до этого дня, вы узнаете из следующей главы.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мрачно глядят развалины домов. На мостовых — вывороченные булыжники. Но Николка не замечает ничего вокруг: он несётся, напевая и весело помахивая узелком с игрушками.
Кто-то преградил ему путь. Николка поднял голову и увидел Василия Доценко.
— Ты куда это таким гоголем?
Пищенко смутился.
— Да вот, в увольнение… К Антонине Саввишной направляюсь.
Доценко
Зашагали рядом. Василий одну за другой выпаливал последние новости, потом вдруг перешёл на шёпот:
— Про Кошку-то слышал, нет? Он небесным лазутчиком стал!
— Как это — небесным?!
А вот так: с небес наблюдает!
— Пётр Маркович… погиб? — У Николки захолодело сердце.
— Да не погиб! Говорю тебе: с небес разведывает всё про супостата! Да ты разве не видел: третьего дня пузырь громадный летал над бастионами — называется «шар воздушный». С Северной его запустили и всё у французов да англичан высмотрели. Только по секрету. Понял?
Они распрощались, Николка отправился дальше.
Вот знакомый переулок. Перескочить через канаву, перейти на противоположную сторону — тут он, тяжёлый плетень, подпёртый кольями.
Мальчик затянул потуже ремень, рукавом рубахи смахнул пыль с голенища, толкнул калитку. Во дворе пусто. Вошёл в горницу и громко отчеканил:
— Здравия желаем, Антонина Саввишна!
— Здравствуй, Николка, — сказала женщина и взяла мальчика за руку, — Алёнка враз появится. Пошла за крёстной. Ты садись на лавку, садись. Вот тут, рядом с кумом.
Николка сейчас только заметил знакомого солдата–возницу. Тот хитро взглянул на свёрток.
— Небось подарки? Полюбопытствовать можно?
— Можно. Это так… кой–чего смастерил…
Кум осторожно развязал свёрток и, удивлённо приподняв брови, начал выставлять на стол самоделки.
Антонина Саввишна взяла в руки одну из них.
— Лиса! Вот те чудо! Натуральная! И хвост, и нос — всё точно. Ты где ж это лису видел-то?
— В книжице одной. На пятом бастионе ещё мне Василь Доценко приносил — так там зверей не счесть сколько было… Вот я и начал мастерить.
— Ведьма! — воскликнул кум, рассматривая игрушку, сделанную из проволоки. — Ни дать, ни взять — ведьма! Правильно разумею, Николка?
— Точно, — подтвердил мальчуган и улыбнулся довольный.
Лучи заходящего солнца пробились сквозь маленькое оконце, зажгли весёлые игрушки на столе.
Мальчик, волнуясь, прислушивался к звукам во дворе. Если Алёнка миновала уже овраг, значит, сейчас повернёт на улицу. Вот прошла мимо разбитого дома. Теперь — мостик…
— Ты, Николка, вроде не на бастионе, а на полатях все дни проводил — выглядишь молодцом! — услышал он голос Антонины Саввишны.
Николка усмехнулся про себя: «Ничего себе полати!»
— Харч другой нынче пошёл! Я нынче с Евтихием Ивановичем вместе, а он — припасливый. Да и кок у нас новый — то ж мужик смекалистый.
— Так ты теперича натурально кантонистом [10] зачислен? На Шварца–редуте?
— Ничего, воюем, — небрежно бросил Колька. — У меня под началом две мортиры.
— Целых две?! — изумился кум.
— Палят, аж загляденье!..
10
КАНТОНИСТ. Кантонистами называли всех несовершеннолетних сыновей рядового и унтер–офицерского состава, которые жили в военных поселениях. Кроме того, звание кантониста получали учащиеся детских военных школ царской России.
Несколько дней назад лейтенант Шварц распорядился дать юному бомбардиру две «кегорновые» мортирки. Миниатюрные эти орудия служили для стрельбы по ближним целям. Николка установил их за боковой насыпью редута (за траверсом), удачно замаскировал и метко бил по передней французской траншее…
Дверь открылась. На пороге появилась Алёнка. За ней — женщина, невысокая, с худым морщинистым лицом — крёстная. В руках крёстная держала пирог.
— Мир дому сему, — поклонилась гостья и подошла к Саввишне. — Вот, бери, с утра состряпала, на случай, коли заваруха помешает.
Алёнка стояла у стола, зачарованно глядя на игрушки. Потом перенесла подарки на сундук, в угол комнаты. Присела на корточки, стала аккуратно расставлять их на крышке сундука, не переставая восхищённо ахать.
Антонина Саввишна расстелила скатерть, выставила деревянные чарки, и взрослые уселись за стол.
— Алёнка, — громко позвала крёстная, — бери своего гостя, и — к нам. Начинать пора — дело к вечеру движется!
Возница торжественно поднял чарку.
— За здравие Алёнки нашей! Дай ей бог здоровья поболе, горестей помене. Аминь!
Выпив ещё, взрослые разговорились, как обычно, забыв о маленькой виновнице торжества. Дети, прихватив игрушки, ушли во двор. Они уселись на старом почерневшем бревне. Алёнка, помолчав, тихонько сказала:
— А мамка, знаешь, как тебя любит… Говорит, всё равно как братишка ты мне.
Колька взял из рук девочки чёртика, стал сосредоточенно рассматривать его.
— Ты сказывал, будешь наведывать маманю почаще, а сам…
— С увольнением нынче строго. Я теперь числюсь на довольствии полном, — не без гордости сказал мальчик. — Служба — она ведь служба: коли отпустят…
Из домика послышалась заунывная песня:
Пала грусть–тоска тяжёлая На кручинную головушку; Мучит душу мука смертная, Вон из тела душа просится…— Маманя петь любит, — сказала Голубоглазка, — и песен тьму знает. — Потом вдруг спросила: — А как обученье твоё? Скоро книги читать будешь?
— Вчерась всю кириллицу прикончил! — радостно заговорил Колька. — Сам Михаил Павлович Шварц проверку делали. Всё прочитал по пушке, без единой закавыки.