Сын каторжника
Шрифт:
Впрочем, во славу г-на Кумба будет сказано, что он пренебрегал такой добычей, как зубатки и султанки. Будучи истинным марсельцем, г-н Кумб ценил лишь рыбу, обитающую у скал, а эту обвиняли в присущем ей запахе тины, и г-н Кумб находил, что она не более, чем макрель, достойна почестей на его столе.
Когда же море решалось пойти на некоторые уступки в добрососедских отношениях с г-ном Кумбом, когда оно проявляло покорность по отношению к нему, бывший грузчик торопился выйти в открытое море, но волнение оставалось таким сильным, что ему приходилось трудиться до кровавого пота, чтобы
Как-то раз ему пришла в голову одна идея, и он стал терпеливо ждать воскресенья — единственного дня, когда возможно было привести ее в исполнение.
Эта идея состояла ни много ни мало в том, чтобы, отказавшись наслаждаться своими радостями в одиночестве, завлечь Мариуса в великое братство любителей удочки.
Такой сильный и крепкий молодой человек должен был прекрасно справиться с веслами. С его помощью г-н Кумб надеялся пренебречь ветрами и бурями и даже возомнил, что, пока продлится скверная погода, хотя бы раз в неделю он непременно будет обеспечен буйабесом.
В субботу вечером, когда сын Милетты явился к ним в дом, он казался таким довольным и радостным, что г-н Кумб был немало удивлен. Ему даже не пришла в голову мысль приписать счастливое выражение лица воспитанника какой-нибудь иной причине, кроме того предложения, какое он собирался ему сделать, а поскольку бывший грузчик в глубочайшей тайне хранил свои планы, он был изумлен способностью Мариуса предчувствовать, просветившей молодого человека в отношении счастливой судьбы, которая его ожидала.
По окончании ужина г-н Кумб откинулся на спинку стула и, полуприкрыв глаза и приняв величественную позу министра, благосклонно относящегося к своему подопечному, замедленным и торжественным тоном, подобающим столь важным обстоятельствам, объявил Мариусу, что завтра он удостоит его соизволения разделить вместе с ним все радости рыбной ловли на леску.
Но воодушевление, с каким молодой человек воспринял это известие, ничуть не соответствовало важности события; внимательный наблюдатель заметил бы, как улыбка улетучилась с его уст при первых же словах бывшего грузчика; однако тот был слишком высокого мнения о тех милостях, какие он даровал своему приемному сыну, и в то же время слишком озабочен собственными приготовлениями, чтобы тратить время, старательно разглядывая выражение лица своего будущего ученика.
Однако, когда Мариус обнаружил намерение прогуляться в саду после вечерней трапезы, г-н Кумб строго запретил ему делать это, и, чтобы самому быть уверенным в том, что ничто не отвлечет молодого человека в канун боевого крещения и он найдет его полным сил и бодрости, когда наступит час отправляться в путь, он запер своего подопечного в его комнате.
Задолго до наступления рассвета г-н Кумб соскочил с постели и пошел будить сына Милетты; он окликнул его несколько раз, но не получил ответа; тогда он вставил ключ в замок, резко распахнул дверь, громким голосом награждая молодого человека всевозможными эпитетами, придуманными с целью смутить лентяев, но никто не отвечал; он изо всех сил сдернул одеяло, не встретив при этом никакого сопротивления; тогда он ощупал тюфяки и увидел, что место, где должен был лежать Мариус, оставалось холодным и нетронутым.
Превосходное поведение Мариуса и почтительная преданность его к тому, кого он считал своим благодетелем, никогда — это мы уже видели раньше — не пересиливали неприязнь, какую г-н Кумб испытывал к воспитаннику.
Господин Кумб тотчас же подумал о своих деньгах; его пылкое, как у всех южан, воображение извлекло из этого ночного побега самые прискорбные выводы. Одним прыжком он достиг лестницы, чтобы побежать на помощь своему секретеру, представляя его себе взломанным, разбитым, изуродованным, еще дрожащим, со вспоротыми мешочками с деньгами, в разверстых утробах которых с вожделением копошатся две руки, купаясь в золоте.
Почти в тот же миг г-н Кумб остановился.
Ему подумалось, что каждый вечер — г-н Кумб был человек крайне осторожный — он подпирает створку этой драгоценной мебели изголовьем своей кровати и что прошли лишь какие-то секунды, как он покинул свою спальню.
Вдруг он услышал шуршание развевающегося на ветру полотна и увидел, что окно, откуда доносился этот звук, открыто.
Господин Кумб подошел к этому окну и обнаружил там простыню, один конец которой был прикреплен к подоконнику, а другой болтался по земле.
Было совершенно очевидно, что тайное бегство молодого человека не могло иметь иной цели, кроме как вне дома, поскольку его владелец каждый вечер тщательно запирал двери и ставни на первом этаже.
Столь убедительное доказательство несколько успокоило г-на Кумба; однако он был слишком большим приверженцем порядка во всем, чтобы с терпением отнестись к тому, что его воспитанник столь прискорбным образом перепутал в его доме окно с дверью. Он был готов дать волю своему негодованию; даже уже схватил побег виноградной лозы, чтобы придать этому своему чувству больше выразительности, как вдруг был остановлен проснувшимся в нем любопытством:
«А что, черт возьми, мог делать Мариус в саду в половине пятого утра?!»
С такой фразой, одновременно восклицательной и вопросительной, обратился к себе г-н Кумб, ибо нравы и, обычаи марсельцев были таковы, что ни одно предположение, каким бы естественным оно ни было, не могло оправдать подобную выходку.
Господин Кумб тут же попытался выяснить, что за серьезные причины побудили Мариуса решиться на столь раннюю прогулку; он встал на колени перед окном и, сдерживая дыхание, стал осматривать обнесенный оградой участок.
Сначала он не увидел ничего; потом глаза его привыкли к темноте и он заметил тень, которая скользнула вдоль дома, волоча за собой лестницу, а затем прислонила ее к стене, отделявшей садик г-на Кумба от владений г-на Риуфа.
Тень, даже не потрудившись проверить надлежащим образом лестницу, стала взбираться по ее перекладинам.
Господин Кумб спросил себя, а не удалось ли случайно сыну Милетты, более удачливому, чем он сам, обнаружить какие-нибудь плоды на деревьях, по которым на протяжении уже двадцати лет, увы, тщетно, блуждал испытующий взгляд хозяина?