Сын менестреля
Шрифт:
Потом он перевел взгляд прямо вниз, на перевал, где на дороге лежало тело Олоба. Он взял один резкий, раскатистый аккорд, и сила квиддеры поднялась как приливная волна.
— Вы не попадете на Север, — сказал он всадникам, теснящимся на дороге. — И вот почему.
Он взял еще два аккорда. Сила чуть было не задушила его. Ответом стало огромное лезвие молнии, зеленое и убийственное, скользнувшее вдоль скалы вниз. Раздались раскаты грома, и Морил подхватил их, ударив по басовой струне квиддеры. Когда гром стих, он заговорил нараспев, как это делают менестрели, предваряя песню. Он сказал:
— Киалан и Кониан в бурю попали. Повешенный вами в Холанде никому зла не делал. И Киалан не делал, когда вы пленили его. Это — за Кониана.
Он
Он взял резкий аккорд, а потом — долгий. Первые всадники были уже прямо под ним. Они не остановились, поравнявшись с Олобом, а поехали дальше, топча его копытами. Морил видел это, хоть и смотрел мимо них, в центральную часть перевала. Там находился Толиан, по обе стороны от которого ехали его ближайшие сподвижники. Морил выжидал, чувствуя полное спокойствие и уверенность, позволяя им приблизиться. А тем временем сила его квиддеры продолжала расти. А потом он прочел последнюю строфу:
Судья в Нитдэйле не был милосерден К Дастгандлену Хандагнеру. Смерть была на Юге, Плач в предгорьях. А теперь война идет на Север, И все из-за Толиана. Это — Толиану.Он снова ударил по струнам, снова и снова — и в третий раз, мстительно. Сила стала чудовищно необъятной, она захватила Морила, небо, облака и весь перевал. И тогда, как и был уверен Морил, горы пошли.
Это началось едва заметно и медленно: казалось, горы по обе стороны перевала пожимают плечами. Но уже через несколько секунд легкое подрагивание стало мощным ритмичным приплясыванием. Вершины гор склонились и пошли вниз и навстречу друг другу. Они двигались, громоздились, неудержимо сдвигались, заполняя перевал. Снова загрохотал гром, но он потонул в скрежете скал, которые двигались и сталкивались друг с другом. В этом оглушительном шуме почти терялись вопли людей и лошадей. Морил видел, как в дальнем конце перевала всадники резко поворачивают назад, пытаясь выбраться, вернуться обратно. Однако горы неспешно, сонно, ритмично закрывали горловину перевала. Скала, на которой стоял Морил, шла вместе с остальными, вниз и вперед. Морил чуть отклонился назад, сохраняя равновесие и не мешал скале двигаться. Вскоре он уже стоял на огромной куче камней, почти над тем местом, где убили Олоба. Камни заполнили проход в скалах, завалив его так, что перевал перестал существовать.
Морил не стал задерживаться, обозревая дело рук своих: пошел дождь, под которым почернели острые изломы скал. Но, поворачиваясь спиной к дождю, чтобы закрыть от него квиддеру, и поспешно стаскивая куртку, чтобы ее закутать, он точно знал, что Толиан тоже лежит где-то под этими камнями, так что у Олоба есть компания. Он посмотрел в сторону северного конца перевала, убеждаясь в том, что форт остался цел, как он и намеревался сделать. Форт стоял на месте, возвышаясь на крутом островке неподвижного камня, а по камням к Морилу пробирался Керил.
— Я сейчас сделал нечто по-настоящему ужасное, — сказал ему Морил. — Правда?
Керил перепрыгнул с одного камня на другой, а оттуда — на скалу, где стоял Морил.
— Не думаю, что у нас был иной шанс удержать перевал, — отозвался он.
— Вы не понимаете! — воскликнул Морил. — Я это сделал из-за Олоба!
Он привалился к груди Керила и разрыдался. Граф снял с себя куртку, накинул ее на Морила и молча увел его по осыпи к форту.
Они уехали из форта на следующий день, после того, как большой отряд солдат из Северного Дейла прибыл к перевалу. Им предстояло проследить, чтобы южане не попытались напасть, перебравшись через осыпи. Морил почти не видел мест, которые они проезжали по пути в Ханнарт: он был измучен и всю дорогу проспал в одном из фургонов. Иногда он просыпался и обнаруживал, что они едут по зеленой дороге или через лес, где еще только набухают почки — ведь на Севере весна наступает позже. А потом снова засыпал счастливым, спокойным сном. Однако он не пропустил водопады: это зрелище было самым прекрасным на свете. И к тому времени, как они приехали в Ханнарт, он уже пришел в себя.
Морил был разочарован, но не слишком удивлен, обнаружив, что Ханнарт не намного превосходит размерами Нитдэйл. Город стоял в центре большой долины. В честь их приезда были подняты флаги. На улицах толпы народа несли цветы и флажки. Ханнарт был полон цветов: они были в садах, на деревьях, на лугах, они толстым ковром покрывали склоны гор. Морил почувствовал их аромат, как только они въехали в долину. На дальнем краю долины стояло какое-то сооружение, похожее на замок, уменьшенный в четыре раза. Оно было раскрашено в золотой, синий и зеленый цвета.
Морил изумленно воззрился на него.
— Что это такое?
— Это — паровой орган, — ответил Киалан. — Разве ты о нем не слышал? Наверное, на нем сегодня сыграют. Он шумит просто замечательно.
— Почему мне никто не рассказал? — посетовал Морил.
В тот вечер состоялся пир, который устроили в их честь. И, как и предсказывал Киалан, играл паровой орган. Выпуская клубы пара, пропахшие углем и маслом, он прогромыхал несколько популярных мелодий. Это было похоже на поющую гору или на дедушку всей музыки, так что Брид и Морил весело смеялись. Им казалось правильным, что в Ханнарте есть такая вещь, потому что город был полон музыки — и не только в тот вечер, но всегда. На горных лугах звенели колокольчики, висящие на шеях у коров. И женщины созывали их мелодичными криками, похожими на песню Брид. В городе существовали мелодии для всего, что там продавалось, и для объявления времени. И почти каждый вечер устраивались праздники с пением и танцами. Существовала даже поговорка насчет того, как можно определить уроженца Ханнарта: за любым делом он поет, а если не поет, то насвистывает.
Керил жил в центре города, и дом у него был вдвое больше дома Ганнера. Но в отличие от дома Ганнера дом графа Ханнарта всегда был открыт. Веселые горожане, похоже, считали его двор продолжением главной площади. Там всегда было полно людей, которые обменивались сплетнями или что-то продавали. А если случалось что-нибудь необычное, они входили в дом, чтобы рассказать об этом Керилу. Поскольку к тому же в доме проживало постоянно множество людей, Морил совершенно не мог разобраться в том, кто откуда взялся.
Брид была от этого в восторге. Она никогда в жизни не была так счастлива.
— Я часто это вспоминала, но мне не верилось, что это правда! — то и дело говорила она.
Морилу тоже здесь нравилось. Ему нравилось оживление, беззаботность, то, как люди бросались к Керилу и говорили ему, что хотели. Он не мог представить себе, чтобы такое делали на Юге. Морилу нравился Керил. Ему нравилась Халида, мать Киалана. Ему нравилось проводить время с Киаланом, он был в восторге от постоянно звучащей музыки. Но ему было слишком жарко в городе и почти нестерпимо жарко в доме. Ему постоянно приходилось убегать на склоны гор. Ночью было хуже всего, и, когда мог, он ложился спать в саду. Когда Халида узнала об этом, она отвела ему комнату на первом этаже, которая выходила в один из садов. Морил был благодарен, но почти не заходил к себе в комнату и ночевал в ней только тогда, когда шел дождь.