Сын повелителя сирот

Джонсон Адам

Сбивчивые звуки формировались в слова, которые, хотя и не складывались вместе, все же подсказывали Чон До, что Бо Сон пытался поведать ему правду о чем-то. Величайшую и ужасающую истину. Но как только его слова стали обретать смысл, как только глухой мальчик нашел, наконец, себе слушателя, Чон До проснулся.

Он открыл глаза и увидел возле себя морду собаки, которая прокралась к нему незаметно и улеглась на подушку. Чон До видел, как под веками у нее вращаются и дергаются глаза, когда она скулит и повизгивает от своих собственных кошмаров. Протянув руку, Чон До погладил ее, успокаивая, и скулеж

прекратился.

Натянув брюки и новую белую рубашку, Чон До босиком направился к комнате доктора Сона, где обнаружил лишь уложенный чемодан возле кровати.

На кухне тоже никого не было, как и в гостиной.

Чон До нашел его во дворе, в беседке, сидящим за деревянным столом. Дул полуночный ветер. Облака проносились на фоне новой луны. Доктор Сон снова переоделся в костюм и галстук.

– Ко мне приходила женщина из ЦРУ, – сказал Чон До.

Доктор Сон не ответил. Он уставился на кострище – угли все еще теплились, и когда ветер подхватил свежий пепел, они вспыхнули.

– Знаете, о чем она спросила? Чувствую ли я себя свободным.

На столе лежала ковбойская шляпа доктора Сона, он придерживал ее рукой, чтобы не улетела.

– И что ты ответил нашей отважной американке? – поинтересовался он.

– Правду, – ответил Чон До.

Доктор Сон кивнул.

Его лицо с тяжелыми полуопущенными веками казалось одутловатым.

– Удачно поговорили? – спросил его Чон До. – Вы получили то, что хотели? Что бы это ни было.

– Получил ли я то, что хотел? – задумался доктор Сон. – У меня машина, водитель, квартира в Моранбоне [15] . Моя жена, когда я получил ее, светилась любовью. Я видел белые ночи в Петербурге и гулял по Запретному городу. Читал лекции в университете Ким Ир Сена. Я мчался на гидроцикле с Великим Руководителем по ледяному горному озеру и слышал, как десять тысяч женщин пели хором на фестивале «Ариран». И вот теперь я отведал техасское барбекю.

15

Моранбон – один из районов Пхеньяна. – Прим. пер.

От таких разговоров у Чон До мороз прошел по коже.

– Вы хотите что-то сказать мне, доктор Сон? – спросил он.

Тот теребил шляпу.

– Я пережил всех, – вздохнул он. – Своих коллег, друзей – их отправили в колонии, на рудники, а некоторые просто погибли. Столько трудностей мы вынесли. Все эти проблемы и неприятности. Но я еще здесь, старый доктор Сон. – Он по-отечески потрепал Чон До по колену. – Неплохо для того, кто осиротел во время войны.

Чон До все еще казалось, что он во сне, что ему говорят что-то важное на языке, который он почти научился понимать. Он взглянул на собаку, которая вышла вслед за ним и теперь наблюдала издалека. Ветер ерошил собачью шерсть, словно меняя ее рисунок.

– В эту минуту, – произнес доктор Сон, – солнце высоко поднялось над Пхеньяном – все же мы должны постараться немного поспать. Он встал, водрузил шляпу на голову и направился к дому своей торжественной походкой, добавив: «В фильмах про Техас это называют “подремать”».

* * *

Утром обошлось без бурных прощаний. Пилар уложила в корзину маффины и фрукты в дорогу, и все собрались перед домом, где Сенатор и Томми припарковали машины. Доктор Сон перевел прощальные пожелания министра, в которых он приглашал их всех посетить его в скором времени в Пхеньяне, особенно Пилар, которой будет нелегко покинуть рай для рабочих, если она вообще покинет его.

Доктор Сон лишь поклонился всем на прощанье.

Чон До подошел к Ванде. На ней был спортивный топ, облегающий грудь и плечи. Распущенные впервые с их встречи волосы обрамляли ее лицо.

– В добрый путь, – сказал он ей. – Так прощаются у вас в Техасе, да?

– Да, – улыбнулась она. – А вы знаете ответ? «Пока снова не встретимся».

Жена Сенатора держала на руках щенка, поглаживая мягкие складки его кожи.

Она задумчиво смотрела на Чон До долгим взглядом.

– Спасибо, что обработали мою рану, – поблагодарил он ее.

– Я дала клятву, – пояснила она, – помогать всем, нуждающимся во врачебной помощи.

– Я знаю, вы не поверили моему рассказу, – сказал он.

– Я верю, что вы приехали из страны страданий, – произнесла она размеренным глубоким голосом, как тогда, когда говорила о Библии. – Еще я верю, что ваша жена хорошая женщина, ей просто нужен друг. Но все говорят, что мне нельзя стать ей таким другом. – Она поцеловала щенка и протянула его Чон До. – Это все, что я могу для нее сделать.

– Проникновенно, – улыбнулся доктор Сон. – К сожалению, собаки незаконны в Пхеньяне.

Женщин всунула щенка в руки Чон До.

– Не слушайте его и его правила, – сказала она. – Подумайте о своей жене. Найдите способ.

Чон До принял собаку.

– Катахула – пастушья собака, – пояснила она. – Поэтому, когда щенок сердится на хозяина, он кусает его за пятку. А когда хочет показать свою любовь, тоже кусает за пятку.

– Мы опаздываем на самолет, – поторопил их доктор Сон.

– Мы зовем его Пятнышком, – сказала жена Сенатора. – Но вы можете дать ему любое имя.

– Пятнышко?

– Да, – подтвердила она. – Видите пятнышко у него на бедре? Похоже на клеймо.

– Клеймо?

– Клеймо – это отметина, показывающая, что что-то навсегда принадлежит вам.

– Как татуировка?

Она кивнула:

– Как татуировка.

– Значит, пусть будет Пятнышко.

Министр направился было к «Тандерберду», но Сенатор остановил его.

– Нет, – сказал сенатор, показывая на Чон До. – Он.

Чон До взглянул на Ванду, которая пожала плечами. Томми стоял, скрестив руки на груди и довольно улыбаясь.

Чон До занял место рядом с водителем. Сенатор сел за руль, их плечи почти соприкасались, и они медленно двинулись по дороге, посыпанной гравием.

– Мы думали, болтун манипулирует тупицей, – сказал Сенатор, покачав головой. – Оказывается, что вы – тот, кто нам нужен. Вы никогда не угомонитесь, да? Контролируете его всеми этими «да» и «нет» в конце фраз. Думаете, мы такие тупые? Знаю, страна у вас отсталая, и вы вечно оправдываетесь тем, что вас могут бросить в лагерь. Но все это время притворяться никем? Зачем рассказывать эту абсурдную историю про акул? И вообще – чем занимается Министр тюремных шахт?