Сын счастья
Шрифт:
— Какого черта! — крикнул кто-то из студентов, но Аксель молчал.
— Я не знал, что и ты тоже ловишь рыбку в этом пруду, — сказал другой студент.
— Мне казалось, ты ограничиваешься сиделками и официантками! — крикнул третий.
Мне хотелось ударить кого-нибудь из них. Но сейчас это было бы равносильно самоубийству.
— Она пригласила меня на обед, — тихо сказал я, не спуская с Акселя глаз.
Он кивнул.
— У тебя есть деньги? Твоя очередь платить! — сказал он, глядя мне в глаза.
Я заплатил
Мы довольно долго пели и пили за студенческую жизнь и за женщин. Наконец все вышли на улицу, собираясь закончить праздник уже в Регенсене. Аксель тут же оказался рядом со мной.
— Мы уходим! — сказал он мне.
— Почему? — Я насторожился.
— Хватит с меня светских развлечений, как-никак я пасторский отпрыск. Мне нужна и духовная пища!
— Мы с Акселем немного прогуляемся вокруг церкви Святого Духа! Ему надо подышать свежим воздухом! — крикнул я остальным.
— Так что там у тебя с Анной? — спросил он, когда все ушли.
— Я встретил ее на улице, мы прокатились на извозчике, и она пригласила меня на обед. Конечно, с разрешения родителей, — как можно равнодушней ответил я.
— Почему?
— Что — почему? Разве я должен спрашивать у тебя разрешения, чтобы прокатиться на извозчике с дамой?
— Ты прекрасно понимаешь, почему меня это интересует. — Он уже немного успокоился.
— Что я понимаю?
— Ты знаешь, что мы с Анной собираемся пожениться.
— Да, она говорила об этом.
— И?..
— Что и?..
— И ты ухаживаешь за ней?
— Она сама предложила мне прокатиться!
— Ложь! — выдохнул он. — Ты пустил в ход свои чары и теперь рассчитываешь получить место ординатора в клинике Фредерика только потому, что таскаешься за профессорской дочкой!
— Это уже слишком! Можно подумать, что у тебя самого другие намерения! Ты…
— Я сразу понял, что ты влюбился в нее, — мрачно сказал он.
— Ну и что? Я в этом виноват?
Аксель присмирел. Мы сидели на ступенях церкви и чертыхались на чем свет стоит.
— У тебя это серьезно? — спросил он через некоторое время.
— Не знаю.
— Я думал, что этот день будет самым радостным днем в моей жизни! — пожаловался он.
— Держи себя в руках!
— Не смей даже приближаться к ней! — угрюмо предупредил он меня.
— Она еще не твоя!
— Но ведь мы с тобой братья! Разве мы не побратались у Мадам в переулке Педера Мадсена?
— Ты рассказал ей об этом?
— Знаешь, я серьезно сомневаюсь в твоих умственных способностях, — сказал он с отвращением.
«Черт меня подери, не знаю, что с ним творится, но я люблю его», — думал я.
— Черт меня подери, Аксель, но я люблю тебя! — сказал я, схватившись обеими руками за голову. — Даже несмотря на то, что иногда ты требуешь от меня невозможного.
Он заплакал. Я совсем не таким представлял
— Ну хватит, хватит, — утешал я его, покачивая в объятиях. Он возвышался надо мной, точно могучее дерево. — Мы с тобой неотделимы друг от друга, — сказал я куда-то в пространство.
Он сморкнулся при помощи пальца и ничего не сказал.
— Может, Анна должна принадлежать нам обоим? — предположил я.
— Подлец! Что у тебя за грязные мысли!
— Подумаешь, какой нравственный! Разве мы не вместе были у Мадам?
Он выкинул вперед кулак и распял меня на церковной двери.
— Не смей так говорить про Анну! — заорал он. — Анна — это ангел! Цветок… Она… Она…
Он не мог найти слов и снова заплакал.
Я молча раскурил нам одну сигару на двоих. Аксель произнес длинную речь о красоте и достоинствах Анны и немного успокоился. Кое-какие его утверждения вызывали у меня сомнения, но в целом я был с ним согласен. Однако поостерегся и не высказал ему своего мнения.
Уже совсем поздно мы оказались с ним на Хольменсгаде. Аксель знал там один подходящий трактир. Исполнившись братских чувств, мы кое-как привели себя в порядок и постучали в дверь. Нам открыла хозяйка в белом капоте. Она окинула нас быстрым взглядом, потом отрицательно покачала головой и зевнула.
Пристыженные, мы поплелись дальше, качаясь из стороны в сторону, точно ослепленные светом мотыльки. Неуклюже обнимая друг друга, мы горланили одну непристойную песню за другой. Одни песни мы пели до конца, другие — сколько помнили. Жизнь потеряла свой смысл. Экзамены были позади. Война, пустота, женщины. Стоило ли ради этого жить и умирать?
Мы заснули на скамье в парке, лежа валетом. На рассвете нас разбудил полицейский.
Когда мы с трудом поднялись на ноги, Аксель засмеялся:
— Наконец-то ты ожил, мой норвежец!
Я пошел провожать Акселя в Валькендорф. Проходя мимо Регенсена, мы увидели Карну возле старой кирпичной стены. На углу Стуре Канникестреде. Из-за предутреннего света она казалась прозрачной. На голове у нее была белая шаль. Она что-то держала в руках. Кажется, узел с бельем.
— Это Карна? — спросил Аксель.
Я остановился, но чувствовал себя слишком усталым, чтобы пересечь улицу и подойти к ней. Когда я опомнился, ее уже не было.
— Это была Карна? — спросил Аксель и громко икнул.
— Нет, — буркнул я.
ГЛАВА 7
Выспавшись и протрезвев, я тщательно оделся и вместе с Акселем отправился на званый обед к Анне. Кроме семьи профессора и нас с Акселем там было еще четверо гостей. Даже сразу после обеда я не мог бы сказать, как они выглядели и что говорили. Помню только, что это были двое мужчин и две женщины.