Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
– Ты голоден? – спросила она.
Он кивнул.
– Ну, – сказала она, – надеюсь, ты любишь индейку.
Толстяк Чарли не знал, был ли бордовый «универсал» миссис Хигглер тем же самым, который он помнил с детства. Но предполагал, что это так. Должно быть, когда-то автомобиль был новым, это ясно. В конце концов, все когда-то было новым. Но теперь кожа на сиденьях потрескалась и шелушилась, а приборный щиток был облицован пыльной фанерой.
На сиденье стояла матерчатая хозяйственная сумка.
Держателя для чашки в древней машине
Толстяк Чарли пропускал все мимо ушей. Обычное дело.
Миссис Хигглер притормозила и взяла карточку для проезда по платной дороге. Она умолкла и, казалось, о чем-то задумалась.
– Значит, – сказала она, – ты встретился с братом.
– Могли бы и предупредить, – сказал Толстяк Чарли.
– Я предупреждала тебя, что он бог.
– Но даже не упомянули о том, что это просто гвоздь в заднице!
Миссис Хигглер фыркнула и сделала большой глоток.
– Мы можем где-нибудь остановиться и перекусить? – спросил Толстяк Чарли. – В самолете были только хлопья с бананом. И без ложек. А пока дошли до моего ряда, закончилось молоко. Перед нами извинились и дали всем талончики на питание.
Миссис Хигглер покачала головой.
– Я бы на этот талончик мог взять гамбургер в аэропорту.
– Я тебе уже сказала, – сказала миссис Хигглер, – Луэлла Данвидди готовит для тебя индейку. Каково ей будет, если мы приедем, а ты уже набил желудок в Макдональдсе и вообще не хочешь есть? А?
– Но я умираю с голоду. А ехать больше двух часов.
– Ты не берешь в расчет, кто за рулем! – решительно сказала она и утопила педаль в пол. И пока бордовый «универсал» громыхал по скоростной автостраде, Толстяк Чарли то и дело крепко зажмуривался, давя ногой воображаемую педаль тормоза. Это занятие порядком изматывало.
Прошло заметно меньше двух часов, а они уже съехали на местную дорогу, повернули в город, проехали мимо «Барнс энд Ноубл» и «Офис депо», мимо окруженных высокими заборами домов с охраной и добрались до улиц с жилыми домами, которые, когда Толстяк Чарли был маленьким, выглядели куда опрятнее. Они проехали мимо вестиндского ресторанчика, торгующего на вынос, и ресторана с флагом Ямайки в окне и написанными от руки объявлениями, в которых рекламировалось блюдо дня – воловьи хвосты с рисом, а также домашнее имбирное пиво и курица в карри.
Рот Толстяка Чарли наполнился слюной, в
Машину тряхнуло и повело. Теперь дома были совсем старые, зато все было знакомо.
На лужайке миссис Данвидди все так же стояли розовые пластиковые фламинго в невероятных позах, хотя за прошедшие годы птицы выгорели на солнце добела. На месте оказался и зеркальный шар для гадания – и когда Толстяк Чарли заметил его, то на секунду испугался как никогда.
– Тяжко пришлось с Пауком? – поинтересовалась миссис Хигглер, когда они шли к входной двери.
– Скажем так, – сказал Толстяк Чарли, – я думаю, он спит с моей невестой. А такого даже я себе не позволял.
– Ах, – сказала миссис Хигглер, а потом добавила: – Тсс.
Да это просто «Макбет» какой-то, подумал Толстяк Чарли через час; в самом деле, если бы в «Макбете» ведьмами были четыре маленькие старушки и если бы вместо того, чтобы помешивать варево в кипящих котлах и нараспев читать страшные заклинания, они поприветствовали Макбета и накормили его индейкой, и рисом, и горохом, рассыпанным по белым фарфоровым тарелкам, что стояли на красно-белой узорчатой пластиковой скатерти, не говоря уже о пудинге из батата и пряной капусты, и если бы они уговаривали его взять добавки, а потом еще и еще, а когда Макбет объявил бы, что такому не бывать, что еще немного и он лопнет, и что он дал зарок: ни крошки больше, ведьмы заставили бы его отведать особенного пудинга из островного риса и большой кусок знаменитого «перевернутого» ананасового пирога, тогда получилось бы в точности как в «Макбете».
– Итак, – сказала миссис Данвидди, смахивая крошку ананасового пирога из уголка рта, – как я понимаю, брат у тебя гостит.
– Да. Я поговорил с пауком. Думаю, я сам во всем виноват. Я не ожидал, что это сработает.
Над столом хором пронеслось «ах ты ж», «ай-яй-яй» и «вот оно как»; миссис Хигглер, миссис Данвидди, миссис Бустамонте и мисс Ноулз цокали языками и качали головами.
– Он всегда говорил, что ты у них дурачок, – сказала мисс Ноулз. – Твой отец. А я ему не верила.
– Ну откуда мне было знать?! – запротестовал Толстяк Чарли. – Мои родители никогда мне не говорили: «Кстати, сынок, у тебя есть брат, о котором ты ничего не знаешь. Впусти его в свою жизнь – и сразу попадешь под следствие, а он переспит с твоей невестой и не только переедет в твой дом, но и заведет в твоей кладовке еще один, великолепный дом. А еще промоет тебе мозги и заставит торчать в кинотеатре и потратить целую ночь на то, чтобы вернуться домой…»
Он умолк, увидев, как они на него смотрят.
Раздался всеобщий вздох: от миссис Хигглер к мисс Ноулз, от нее к миссис Бустамонте и миссис Данвидди. Вздох получился чрезвычайно тревожным и даже жутким, но миссис Бустамонте рыгнула и все испортила.
– Так чего ты хочешь? – спросила миссис Данвидди. – Скажи, чего хочешь.
Толстяк Чарли думал, чего хочет, в маленькой столовой миссис Данвидди. Снаружи день выцветал в тихие сумерки.
– Он мне жизнь испортил, – сказал Толстяк Чарли. – Я хочу, чтобы вы помогли его прогнать. Просто прогнать. Это вы можете?