Сыновья Большой Медведицы. Книга 1
Шрифт:
— Но ведь на северо-востоке палатки рода Медведицы. Может быть, эти койоты пауни хотят напасть на дакотов? Мы должны разузнать это, отец!
— Зачем? — спросил Матотаупа.
Харка побледнел и опустил глаза.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал отец после некоторой паузы. — Ты стыдишься произнести это вслух, хотя мысли твои, может быть, и правильны. Скажи же, не бойся. Ты теперь принадлежишь к мужчинам.
Слова отца позволили Харке преодолеть свою робость, и он заговорил:
— Отец, я думаю так: пауни узнали, что ты изгнан. Им наверняка известно, что Солнечный Дождь погиб на бизоньей охоте и что твой брат Оперенная Стрела погиб в схватке с медведем. В роду Медведицы нет теперь настоящего вождя, способного вести борьбу. Пауни надеются безнаказанно разгромить наше стойбище. Но перед такой опасностью у наших воинов откроются глаза, они поймут, какое неправильное решение они приняли, и они призовут к себе своего военного вождя — Матотаупу.
— Ты думаешь?.. — Матотаупа смотрел куда-то вдаль, и тень легла на его лицо. — Ну что ж, посмотрим… Смогут ли наши воины сами себе помочь… или кто-нибудь поможет им… Совет мне запретил даже показываться в местах охоты дакотов. Но что мне за дело до этого, если паршивые койоты, разбойники пауни идут похитить наших женщин и детей!..
Харка почувствовал, что все мышцы его как будто наливаются новой силой. Великолепное решение! Изгнанник идет на помощь роду Медведицы! И конечно, воины, когда пауни будут разгромлены, с радостью примут Матотаупу, своего военного вождя! И он, Харка, вместе с отцом сможет вернуться в свою родную типи, к своим друзьям Четану, Курчавому и Харбстене. Как радостно засверкают глаза Уиноны и Унчиды, когда Матотаупа и Харка вернутся победителями домой!
Но не только торжества справедливости и военной славы хотел Харка. Ружье пауни убило его мать, так пусть же пауни узнают, что Харка владеет двуствольным ружьем. О, им не удастся убить его сестру Уинону, бабушку Унчиду, заменившую ему мать. Как хорошо, что за все лето он не израсходовал ни одного патрона! Теперь пригодится каждый заряд.
— Когда мы пойдем, отец?
— До ночи мы еще можем поспать и набраться сил. С наступлением темноты мы двинемся через лес. Может быть, мы сумеем подобраться к этой группе еще до рассвета.
Последний раз Матотаупа и Харка улеглись спать в этой маленькой долине. Когда начало смеркаться и они проснулись, появился орел. В его когтях была большая ветка. Но он не полетел к утесу у ручья, а направился к скалистой вершине на северной стороне долины. Наверное, там он решил построить гнездо. Он оставил там ветку, огляделся, спустился в долину на скалу у ручья и раскрыл клюв. Харка бросил ему несколько кусков мяса. Орел деловито расправился с ними и лишь тогда спокойно полетел к облюбованной вершине.
Стало совсем темно. Наступило время действовать. Харка и Матотаупа забрали весь провиант, который только можно было навьючить на лошадей, взяли свое оружие и отправились в путь. Харка был совершенно поглощен мыслями о предстоящем и даже не оглянулся на остающуюся позади маленькую долину, которая долгое время служила для обоих надежным убежищем.
ДРУГ ИЛИ ВРАГ
В лесу на склоне горы уже пахло осенью. На земле шуршали первые опавшие листья. Из прерий к подножию горы струилось тепло земли, которую все лето прогревало солнце и иссушали ветры.
Была полночь. Светила луна. Харка с лошадьми укрылся под развесистыми кронами деревьев. Лошади не были стреножены — мальчик держал их за уздечки. В ночном лесу было очень тихо. Мальчик прислушивался, но не различал ни одного звука, который бы мог выдать присутствие человека, не доносилось и запаха какого-нибудь дымка. Всадники, проникнувшие в лес, видимо, были осторожны.
Харка ждал отца, который пешком отправился разузнать, кто эти люди и что они замышляют. Оба мустанга, которых держал Харка, улеглись поудобнее. Мальчик присел рядом с ними, не выпуская из рук повода. Он выспался днем и не чувствовал усталости. Он был готов терпеливо ждать до рассвета.
Каково же было его удивление, когда отец вернулся задолго до утренней зари. Харка услышал его, когда он был еще далеко. Впрочем, Матотаупа и не соблюдал никакой осторожности и, видно, думал только о том, чтобы побыстрее возвратиться. Огромными прыжками перемахнув через лесную прогалинку, он остановился около мальчика и упал на траву.
— Это пауни, — сказал он, тяжело дыша. — На их лицах военная раскраска. Коней они оставили в лесу и с оружием в руках двинулись через прерию на северо-запад.
— А мы?
— Пауни на военной троне. Они хотят напасть врасплох. Нам надо опередить их и узнать, готовы ли воины рода Медведицы дать отпор этим собакам.
— Мы поедем верхом?
— Нам надо быть проворнее пауни. У нас нет времени. По лесу мы, пожалуй, быстрее бы пробрались пешком, но как только мы достигнем прерии, мы наверстаем то, что потеряем здесь. Едем верхом!..
В палатках на берегу Лошадиного ручья царил покой. Ручей за эти засушливые недели сильно высох, маленькая рощица на его берегу выглядела по-осеннему. Лошади тщетно искали сочную траву и стояли, недовольно фыркая, у восточного края стойбища. На площадке был установлен новый резной столб. Вокруг было пусто, и столб казался безмолвным деревянным человеком. Луна освещала площадку, и тень от столба протянулась до самой типи жреца. В свете луны можно было различить свежие отпечатки ног: вчера воины танцевали у нового столба военный танец. Усталые, они теперь крепко спали, и только дозор у коней да три разведчика бодрствовали. Эти трое расположились южнее стойбища на вершине холма, чтобы удобнее было наблюдать за прерией и успеть предупредить, если появится враг.
В одной из трех больших типи около площадки кто-то тихонько шевелился. Шорох слышался из типи, которую называли типи вождя Матотаупы. Перед ее входом был трофейный столб. На нем до сих пор висели и череп бизона с рогами, и когти медведя, и скальпы, и оружие, которое бывший владелец палатки добыл в бою. Перед входом стоял мустанг — пегий жеребец. Шкуры, покрывавшие типи, были расписаны большими четырехугольниками, обозначавшими четыре стороны света. Четырехугольники служили охранным знаком — тотемом.
В типи проснулась девушка. Она очень осторожно потянулась к мокасинам и одежде, лежащим около ее постели, и потащила их под одеяло. Одевшись, она снова спокойно вытянулась, натянув одеяло до плеч. Потом она посмотрела по сторонам, прислушалась. Дыхание остальных четырех обитателей жилища было равномерным и спокойным. Харбстена, ее младший брат, свернулся клубочком, и это было верным признаком, что он крепко спит. Шешока закашлялась во сне, но не проснулась. Шонка ворочался под одеялом и что-то непонятное бормотал во сне. Он спал, потому что устал: он только что вернулся из дозора от табуна.