Сыновья
Шрифт:
— Земли мне больше не нужно, — сказал Ван Купец в раздумьи, — этот год был здесь плохой, чуть ли не голодный, и земля дешева. Того, что у него осталось, не хватит. Свадьба его съела много денег.
Тогда юноша сказал пылко, и небольшие живые глазки его засверкали, — с таким жаром он говорил:
— Отец, это правда, что дядя — великий человек. Посмотрел бы ты, как все его боятся! А ведь он добрый человек и не станет убивать без нужды. Даже правитель всей провинции его боится. А сам он не знает страха, нет! Кто, кроме него, не побоялся бы жениться на женщине, которую все называют лисицей. А если ты достанешь ему эти ружья, то он станет сильней, чем когда бы то ни было!
Слова родного
И он думал про себя, что ружья эти могут послужить защитой и ему самому, и долго придумывал, как ему купить их и как провезти контрабандой внутрь страны. Сделать это было можно, потому что у него было два собственных небольших судна, на которых он вывозил рис в лежащую рядом страну. Законом не дозволялось вывозить рис, и приходилось делать это тайком, но Ван Купец сильно на этом наживался; окупались даже взятки, которые он давал, потому что правители были продажны, и, получив взятку, они старались не замечать двух его маленьких суденышек, а он с расчетом держал маленькие; свой же гнев и усердие перед законом правители срывали на иностранных судах или на тех, которые им не приносили дохода.
И Ван Купец думал о том, что его два суденышка иногда идут из соседней страны пустые или только наполовину нагруженные бумажными тканями или чужеземными побрякушками, думал и о том, что нетрудно было бы ввезти иноземные ружья контрабандой среди этих товаров, а если его поймают, он даст где нужно денег, сунет кое-что и капитанам, заткнет им рот, чтобы им было из-за чего молчать. Да, он мог бы это сделать. И тогда он сказал сыну, взглянув сначала, нет ли поблизости кого-нибудь из гостей или прислужников, и говорил он сквозь зубы, не шевеля губами, и очень тихо:
— Я могу доставить ружья в прибрежную полосу, и даже дальше, — в то место, где железная дорога подходит всего ближе к области брата. Но как я доставлю оружие в глубь страны, если туда больше двух дней пути и пробраться можно только пешком или верхом на лошади?
Об этом Ван Тигр ничего не говорил юноше, и он только с глупым видом почесывал в затылке, глядя на отца, и говорил:
— Нужно мне вернуться и спросить его об этом.
Но Ван Купец возразил:
— Скажи ему, что я спрячу ружья среди других товаров, помечу их чужим именем и доставлю их в известное место, а там пусть уж он берет их, как знает.
С этим известием юноша должен был вернуться к дяде и на следующий же день пустился в обратный путь. Но эту ночь он переночевал дома, и мать состряпала ему любимое блюдо: горячие пирожки с чесноком и свининой — очень вкусное кушанье. Он наелся до-отвала, а что оставалось, сунул за пазуху, чтобы съесть дорогой. Потом, сев на осла, он пустился в обратный путь к Вану Тигру.
XIX
На следующий месяц случилось то, чему Ван Тигр в своем высокомерии не поверил бы, если бы ему об этом рассказали. Когда стало известно,
В той области, которой правил теперь Ван Тигр от имени старого правителя, бунтовщики объединились в банды, назвавшись Желтыми Тюрбанами [2] — потому что обматывали голову желтой тряпкой — и начали рыскать по всей округе. На первых порах они вели себя довольно робко и, только проходя мимо деревень, требовали у крестьян съестного, а заходя в харчевню, не доплачивали или совсем не платили за еду и при этом смотрели так свирепо и бранились так громко, что содержатель харчевни боялся поднимать шум и поневоле мирился с убытками.
2
Одно из распространенных названий для объединения революционного крестьянства. Есть Красные Тюрбаны, Длинные Ножи и т. д.
Но число этих Желтых Тюрбанов все росло; они осмелели и начали подумывать об оружии, так как ружья были только у нескольких беглых солдат. Они осмелели, грабя крестьян; к большим селениям и городам они, правда, не решались подходить, а держались ближе к маленьким деревушкам и поселкам. Наконец кое-кто из крестьян похрабрее явились к Вану Тигру и донесли о том, что бандиты, не встречая сопротивления, становятся все наглее, нападают и грабят по ночам, а если им что-нибудь придется по вкусу, не задумываясь, убивают крестьян целыми семьями. Ван Тигр не знал, верить этому рассказу или нет, потому что, когда он посылал своих лазутчиков и те расспрашивали крестьян, многие боялись рассказывать и отпирались от всего. И Ван Тигр долгое время ничего не предпринимал, так как его занимала мысль о том, чтобы не упустить времени и самому принять участие в великой войне.
Наступили сильные летние жары, армия за армией проходила на Юг, и бандиты переманивали к себе многих солдат; шайки все росли и росли и становились наглее. В это время года гаолян в тех местах становится очень высоким, и бандитам было удобно в нем прятаться, а наглость их дошла до того, что люди боялись ходить по большой дороге в одиночку и ходили по ней только целыми толпами.
Трудно сказать, поверил бы Ван Тигр, что дело до такой степени плохо, или нет, потому что он все-таки зависел от своих лазутчиков и верных людей и должен был верить тому, что они скажут, а они льстили ему сверх меры, уверяя, что никто не осмелится противостоять ему. Но в один прекрасный день из западной части страны пришли два крестьянина, два брата, и принесли с собой пеньковый мешок. Они никому не хотели показать, что у них в мешке, и упрямо отвечали на все вопросы:
— Этот мешок для генерала.
Думая, что они принесли подарок Вану Тигру, часовой впустил их в ворота, и они вошли в приемный зал, где в эти часы обыкновенно сидел Ван Тигр. Подойдя к нему, братья поклонились, а потом, не говоря ни слова, развязали мешок и вынули из него две пары рук — руки дряхлой старухи, заскорузлые от тяжелой работы, с сухой и темной, потрескавшейся кожей, и другие — руки старика, покрытые на ладонях мозолями от рукоятки плуга. Эти руки, черные от запекшейся крови, братья подняли кверху, держа их за запястья. Тогда старший из братьев, человек суровый и озлобленный, немолодых уже лет, с широким честным лицом, сказал: