Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт
Шрифт:
– Ну вроде да, готовы. Мы посадили наблюдателей у дома Рихарда, у дома Гоги. Аэропорт и автотрассу из Кужебара отслеживаем.
– Значит, что мы, Володя, имеем? Рихард не мог не воспринять всерьез мысль о том, что именно Гога… или Гоги – как правильно?
– А… сказал бы я как, да вы не любите этого, – усмехнулся Владимир.
– Ладно, продолжим. У Рихарда есть серьезные основания подозревать именно Гогу в кидалове, а значит, Рихард непременно возьмет его в оборот. А кстати, когда он приедет? – спросил Петрович.
– Гога из Кужебара и Очкарик
– Надо сделать так, чтобы Гога приехал только послезавтра. Звякни в Кужебар в их Розыск и обговори с сыскарями, чтобы они исхитрились и задержали машину с Гогой на ночь. Сам справишься или мне по старой памяти связями тряхнуть?
– Справлюсь! Тогда у Рихарда будет больше времени вдумчиво поспрошать Очкастого.
– Только гляди, как бы он не переборщил да у вас в районе «глухарь» не образовался.
– Все будет «хоккей»! – ответил Владимир. – Кстати, фамилия Очкарика Думбадзе. Иван Георгиевич Думбадзе. Гоге он приходиться двоюродным племянником, и об этом Рихард тоже, кстати, не знает. Так вот он ненавязчиво пригласит Очкастого на посиделки и потолкует с ним. А как толкует Гитлер, всем известно. У Очкастого будет шанс только в том случае, если он сразу сдаст и Гогу, и ожерелье. Иначе… А Гогу – даже если ожерелье будет уже у Рихарда – он все равно не помилует.
Когда объявили посадку самолета из Москвы, группа крепких парней синхронно встала и заняла места там, где будут заходить прилетевшие пассажиры, а Андрей – брат Рихарда – давал последние инструкции старшему «группы захвата»:
– В любом случае все проводить очень ненавязчиво – аккуратно и так, чтобы со стороны не было видно. Если Очкастый приедет один – его прямиком в «Волгу», а там будет кому с ним поговорить. Если с ним прилетит московский ювелир-антиквар, то его отдельно от Очкастого везем и обращаемся очень вежливо. Все, по местам.
Вскоре подкатил аэродромный автобус с пассажирами, и взгляд Андрея легко выхватил из общей толпы человека в крупных роговых очках. Рядом с ним шел довольно пожилой, да что там пожилой, просто старый человек, дедушка. Люди Андрея незаметно проводили их до стоянок такси и там сноровисто подхватили очкастого дельца под локотки, и не успел тот и пикнуть, как влетел в салон мигом подкатившей «Волги». Дедушку – с соблюдением всех приличий – провел к своей машине Андрей, и они, мирно разговаривая о том и о сем, покатили в квартиру Рихарда, что была в центре Города.
А вот в другой машине – белой «Волге» – все было по-другому. Очкастый, он же Иван Думбадзе, оказавшись так неожиданно в машине, которую не вызвал, поначалу примолк, плотно стиснутый с боков внушительными мордоворотами. Однако довольно быстро он пришел в себя:
– Что за беспредел, вы знаете, на кого я работаю… – начал было он и тут же примолк, потому, что сидящий на переднем сиденье мужчина повернулся, и Очкастый увидел лицо Рихарда.
– Ой, Егор Иваныч… а зачем все это, что это значит, – несколько растерянно спросил он.
Рихард ухмыльнулся и сказал:
– Так на кого ты работаешь, говоришь? Что, молчишь? Вот пока едем, подумай, на кого на самом деле ты работаешь. А также подумай о том, какие претензии у меня возникли к тебе – вдруг да догадаешься! – и хохотнув, продолжил: – А также вспомни мое второе погоняло. Помнишь его?
– Ги… ги… гитлер!
– По-о-омнишь! Вот и ладненько.
– Так я… – начал было Очкастый, но Рихард коротко бросил:
– Дайте ему разок, чтобы впредь пасть без разрешения не разевал, – тут же послышался резкий вдох (или выдох) и следом – протяжный стон.
Очкастого привезли в тот дом Рихарда, находящийся в окраинном поселке Города. Из него, кстати говоря, до центра Города было рукой подать. Когда машину загнали во двор, пленника буквально на руках внесли в дом и так толканули в спину, что он мордой пробороздил по полу.
– Поднимите его и на стул посадите. Нельзя же так сразу! А может, он послушный мальчик и дяде Рихарду все расскажет без утайки. Это если вдруг он дуру гнать начнет, тогда можно и… Ну например, сначала почки отстегнуть.
– Что вы, Егор Иванович, от меня…
– Так меня называют только друзья, а предатели зовут Рихард, а иногда Гитлер. Ты знаешь, почему меня Гитлером прозвали?
– Знаю. Вы много… убивали и мучили!
– Вот так все и говорят. А хочешь, я тебе расскажу, как эта кликуха ко мне прилипла? И что на самом деле она означает? Хочешь? Это совсем не страшно. И совсем не то, что думаешь ты, – и, не дожидаясь кивка Очкастого, начал рассказ: – Я родился за два года до войны и когда был маленький, почему-то Гитлера звал не Адольф, а Рихард. Почему? А никто объяснить не может, и я, естественно, не помню. Только мама рассказывала, как я в возрасте три-четыре года ходил по хате и твердил: Рихард-Гитлер, Гитлер-Рихард и так без конца. Со временем эти два имени так ко мне прилипли, что превратились в погоняло вора в законе. Все слышат – Гитлер, Гитлер и думают, что это погоняло дано за крайнюю жестокость мою. Ну а я эти слухи поддерживаю, ибо выгодно.
– А зачем вы это мне рассказали?
– А чтобы ты понял – надо по-честному. Ты все как на духу мне выкладываешь, а я тебя на все четыре стороны отпускаю.
– И мне надо верить вам?
– А какой у тебя выход? Откажешься рассказать мне – спрашивать начнут помощники, и ты им расскажешь, можешь не сомневаться. Вот только твой товарный вид не даст потом возможности тебя… ну дальше все понятно?
И чтобы до конца добить Очкастого, сказал:
– Вас мальчишка описал: и тебя и Гоги. А самое главное, вы дурака сваляли с этой визиткой – ну, где буквы ВЯС. Ну откуда же вам было знать, что деревенский ворюга Калёный сидел в одной камере со Смолиным. Поэтому, когда он ушел в бега, то навестил старого дружка и выяснил, что Смолин никакое ожерелье в деревне Калёного не покупал, свою визитку никому из людей Рихарда не давал.
После этих слов в комнате повисло молчание, которое прервал пленник:
– А правда, что мальчишка убил бабушку?