Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт
Шрифт:
И вот тебе такой сюрприз – на запутанных электронных дорожках Всемирной сети Девочке вновь встретился тот, кого она помнила с юности.
Так у них началась переписка. Потихоньку, сначала ни о чем. О преподавателях, что тогда были в клинике, и о – увы, увы! – покойном Профессоре. Она писала ему о своем Городе, он – о своем. Они оба оказались внутренне одинокими, чрезвычайно одинокими, и письма лились одно за другими. Как-то он ей написал:
«…вдруг я пришел к мысли, что мы оба очень одиноки. Я – несмотря на семью. Ты – несмотря на мужа и любимую работу. Это какое-то внутреннее
И еще мне пришла мысль: нас обоих стали наполнять чувства, и мы бурно, стремительно, зачастую сбивчиво их стараемся донести друг до друга. Пишем, пишем, выхлестывая свои мысли, чувства, душу в этих строках электронных писем. Как это получилось? Почему мы нашли друг друга так необычно? Ведь тогда, в прошлую нашу встречу, мы прошли мимо друг друга. Ты – была молода сильно, а я увлечен работой. А сейчас, когда так судьба нас необычно столкнула, мы, как юные влюбленные, наплевав на все и всех, прижимаемся друг к другу, обнимаемся потому, что нам ни до кого нет дела, ибо мы одни – только ты и только я, а мир вокруг для нас не существует! Вот мы и заразили друг друга любовью. Мы старались донести свои чувства друг другу. Оказалось, нам дано одно чувство на двоих… Но какое это сильное чувство… Оно какое-то особенное, ни на что не похожее, понимаешь?..»
А Девочка, прочитав такое письмо, впервые написала Ему стихи:
Когда-то и где-то – то было давно,
Была не с тобой, ты был с ней все равно.
Меня же ты видел, но просто забыл…
Ты сильным и страстным тогда с нею был!
Другого я милым когда-то звала,
Она же тебя от меня увела…
Мы молоды были, то было давно,
Как в старом и добром советском кино.
(О. Кмит)
Дальше все шло по нарастающей. Чувства разгорались, копились как снежный ком. Любовь – пусть и виртуальная – сначала закружила их в вихре осенних желтых листьев, затем зимние дни и вечера кружили их в ритме падающего снега Сальваторе Адамо и… бесконечные, бесконечные письма друг другу:
– Я знаю, что ты – моя, и мне этого достаточно!
– А мне нет!
– Понимаешь, у меня никогда таких чувств не было. Я ТАКОЙ любви – даже не любви, а страсти, от которой судорогой сводит тело и глаза застилаются пеленой, – никогда не знал! Не подозревал, что такое может быть!
– Я всегда думала, что и раньше любила, а теперь знаю, что любовь – только такая, а то что было это не Любовь! Влюбленности – да! Страсть – да, но не ЛЮБОВЬ!
– Я могу отвлечься, когда что-то делаю. Но не в силах отойти от монитора. Смотрю и читаю, читаю и смотрю, я мучаюсь и схожу с ума…
– Вот и я не могу. На работе я читаю то, что ты пишешь, а дома я это перечитываю, и приходят другие слова, что в рифмы складываются, и я просто с ума схожу от этого! Сегодня две пустячные консультации по гистологии едва провела – и тут же к компьютеру бежать, смотреть, что ты мне прислал.
– Я буду молчать…
– Ты можешь молчать, а когда ты молчишь, меня колотит всю, у меня губы дрожат и слезы текут – сами по себе текут, вот и сейчас текут. Я вижу, просто вижу, как у тебя судорога по лицу идет – вот с этим мне что делать, а? Пиши, немедленно, пиши – говори обо всем, иначе я просто умру!!!
– А что я должен сказать? Что мечусь по квартире из угла в угол, что ничего не могу делать, что все мысли только вокруг тебя крутятся, что твои фото то на мониторе, то на экране телефона постоянно разглядываю, что настроение – минорнее не бывает, что тоска гложет. Это сказать? Но ты ведь и сама это понимаешь. Да-да, я не могу с этим справиться, я не знаю, что делать, мне ужасно плохо и одновременно хорошо. Я не хочу расклеиваться, я не хочу мешать тебе. Я в отпуске, тебе работать надо. Вот и весь сказ. Плохо… без тебя… Девочка! Что ж мы наделали???
Они оба понимали, что многое друг в друге придумали, дорисовали, наделили теми чертами, которые хотели бы видеть. Но они знали, что духовно очень близки. Они это чувствовали интуитивно, почти на грани мистики. Они стали единым целым, просто были разделенными километрами пространства. И настал момент, когда она, написав стихотворение:
Позову тебя как-то в дорогу
И возьму тебя за руку, милый,
Уведу от родного порога
На чуть-чуть, на денечек от силы.
Будет сладкой и страстной дорога,
А потом познакомлю однажды
С нерожденною дочерью нашей,
Назовем ее просто – Наташей.
Назовем ее Стасей иль Нюшей,
Дарьей, Машенькой – только послушай…
Слышишь смех тот заливистый звонкий —
Только так и смеются девчонки…
Сидя где-то на облаке, наша
Над бедою смеется Наташа —
(О. Кмит)
позвонила Ему, села в поезд и поехала через всю огромную страну в далекий сибирский город…
Ей вспомнился опять Верхарн:
Немы леса, моря и этот свод,
И ровный блеск его недвижный и разящий!
Никто не возмутит, никто не пресечет
Владычество снегов, покой Вселенной спящей.
Недвижность мертвая, в провалах снежной тьмы
Зажат безмолвный мир, тисками стали строгой —
И в сердце страх живет пред царствием зимы,
Боязнь огромного и ледяного Бога!
(Перевод О. Кмит)
Девочка сидела и смотрела в бесконечную снежную даль, и тогда ей начинало казаться, что поезд катится по внутренней, замкнутой поверхности огромного и необъятного бело-серого, очень холодного, снежно-ледяного шара… И будет катиться так бесконечно. И значит, она никогда не приедет, никогда не увидит того, о ком она – может и неосознанно – мечтала все эти долгие годы…
Глава 2
Он шел по улице своего городка, занесенного по самые крыши домов снегом, и одна мысль, одни слова крутились и крутились в его голове:
– Она едет… Неужели Она едет ко мне?.. Она едет… – и эти слова, попадая в ритм шагов, чередовались с хрустом снега и создавали незабываемую мелодию – хрумс… едет… хрумс… Она… хрумс… едет – и так шаг за шагом, шаг за шагом, он шел домой, он шел на встречу с ней. А перед этим он побывал на вокзале и с точностью до минуты узнал, что Ее поезд приедет через пятьдесят часов тридцать восемь минут…