Сытин-1. Измена
Шрифт:
Обсохнув под сушилкой, Джастин вышел в холодную ванную. На пороге тотчас показался Флориан с его одеждой, сложенной аккуратной стопкой.
— Господин, есть кофе, если хотите…
Джастин был потрясен: после всего ази мог говорить так спокойно! Как будто ничего и не было.
— Где у вас здесь бритва? — спросил юноша.
— На полочке, господин. — Флориан указал на дальнюю, отделанную зеркалами стену ванной. — Там же зубная щетка, расческа, лосьон. Что еще желаете?
— Ничего, — нарочито спокойно отозвался Уоррик-младший,
А потом — вещи более реальные, нацеленные в будущее. Разгневанный отец, он сам — мертвый, распростертый на полу в кухне. Восстановив в памяти последний образ, Джастин попытался видоизменить его, сделать менее реальным: например, представить как отправился в путешествие за пределы территории комплекса в таком виде, что его тело, похожее с воздуха на груду белого тряпья, смогли обнаружить только через несколько часов с самолета. «Простите, господин, мы, кажется, нашли его», — наверняка скажет пилот.
Однако сейчас было не время проверять действенность вживленных ему в подсознание побуждений — на какие бы ни пал выбор Эмори. Когда человеческий ум погружался в развивающие обучающие ленты, он попросту вбирал их в себя. Образы, приведенные в обучающей ленте, имели тенденцию постепенно утрачивать выразительность, в то время как постоянная память срасталась с полученной от обучающей ленты, начиная развиваться самостоятельно. Стопроцентно надежного способа отыскать вживленную команду не существовало; однако и команда была не в состоянии заставить подопытного при ясном сознании совершать необходимые кому-то поступки — разве что был спущен заранее подготовленный «рычажок». И только если наркотики снижали порог, до которого человек контролировал свои действия: тогда подопытный попросту не мог анализировать все поступавшие к мозгу побудительные импульсы, отвечал на все без исключения задаваемые вопросы, делал все, что приказывали.
Все, о чем просили и что приказывали — если этим просьбам и приказам удавалось преодолеть скрытые в подсознании барьеры системы ценностей и естественного самоконтроля. Располагая достаточным временем, психохирург мог найти ключ к системе ценностей и тем самым установить ее конфигурацию, ловко внедрив в нее пару-тройку аргументов, способных парализовать действие защитного механизма внутренней логики: перестроить систему и создать после этого новую микроструктуру, подсоединив ее к чему угодно по желанию психохирурга…
Сколько же вопросов содержалось в проклятых психологических тестах, которые Джастин вынужден был проходить по настоянию Арианы, якобы обычных и необходимых для первого блока — о работе, привычках, убеждениях, сексуальном опыте!.. А он, идиот, по наивности решил, что Эмори просто издевается над ним!
Избегая смотреть в зеркало, юноша оделся. Потом почистил зубы, побрился и причесался. С лицом все было в порядке — ни отметинки, могущей намекнуть искушенному человеку, что стряслось ночью. То было обычное лицо — лицо Джастина.
Ариана, должно быть, получила истинное наслаждение.
Джастин улыбнулся, проверяя способность к самоконтролю. С этим все оказалось в порядке. В моменты, когда рядом не было Ари, самоконтроль был присущ ему. Ази госпожи Эмори в счет не шли.
Точнее, в счет не шел Флориан. Оставалось благодарить Бога, что его оставили на попечение именно Флориана, а не Кетлин. Ощутив приступ паники, Уоррик-младший неожиданно задался вопросом: почему он так странно отреагировал на одну только мысль о возможности общения с ледышкой Кетлин? Неужели его стали пугать женщины?
«Милый, боишься женщин? — вспомнился вкрадчивый голос Ари. — Прямо как твой папа».
Джастин продолжал причесываться. Ему вдруг страстно захотелось покончить с этой безмятежностью. Однако вместо этого юноша улыбнулся, снова проверяя степень самоконтроля, одновременно прогоняя напряжение, от которого ныли плечи, а под глазами обозначились темные круги. Выйдя из ванной, он улыбнулся Флориану.
«Он все ей выложит, — подумал юноша. — Невозможно размышлять, когда голова раскалывается! Черт, необходимо заставить его сообщить Ари, что со мной все в порядке. И все, большего от меня не требуется — нужно только сделать спокойное лицо и убраться отсюда».
Гостиная с белым ковром и картинами на стенах на мгновение напомнили о недавних ощущениях: наслаждении пополам с болью.
И тем не менее все это случилось, и случилось с ним. Воспоминания оказались своего рода броней, ибо Джастин понял, что бояться уже нечего — худшее позади. Приняв у Флориана чашку, он отхлебнул, унимая предательскую дрожь в руках. Как назло, дрожь охватила теперь все его тело, ибо внутренний озноб смешался с прохладой, созданной кондиционером.
«Холодно, — поежился юноша. — Наверное, с похмелья».
— Мне очень жаль, — посочувствовал Флориан, глядя гостю в глаза с типичной для ази чуть беспокойной, но уверенной искренностью: так по крайней мере показалось Джастину, ибо выглядело вполне естественно. Конечно, моралью здесь и не пахло — обычной моралью, не такой, как у ази: ни в коем случае не ссориться с гражданами, ибо те могли при случае отомстить. В данном случае Флориан имел все основания для беспокойства.
…Флориан, прошлой ночью: «Я не собираюсь причинять тебе вред. Успокойся…»