Сытин-1. Измена
Шрифт:
Можно было надеяться добраться до телефона, если попутчики сочли бы его поведение достаточно кротким и ослабили бдительность. Номер телефона Мерильда прочно врезался в цепкую память Гранта. Все эти мысли пронеслись в его голове, пока он озирался по сторонам, и оборвались, когда Винфрид снова схватил его руку.
— Да, господин, — покорно отозвался ази, спускаясь по трапу — чего и хотели попутчики; возможно, надеялся Грант, его все-таки доставили к Мерильду. Юноше хотелось верить, что спутники говорили правду. Впрочем, с каждой минутой он все сильнее сомневался в их искренности.
Доведя Гранта до автобуса, Винфрид распахнул дверь, подтолкнул его внутрь и влез
Грант внимательно осмотрел окна и двери: те были основательно загерметизированы. Настоящий транспорт для путешествия по захолустью!
Зажав руки между коленями, ази безмолвно наблюдал, как автобус, фыркнув, тронулся с места и пересек взлетно-посадочную полосу, но направился не к строениям, а к дороге — возможно, именно по ней здешние обитатели добирались к башням очистки воздуха. Вскоре пошла грунтовая дорога, а потом, когда дозорные башни остались позади, закончилась и она: теперь автобус то взбирался на голые возвышенности, то спускался в лощины.
Началась неосвоенная местность.
Грант начал готовиться к худшему. Возможно, решил беглец, у него сначала выпытают все им необходимое, а потом просто прикончат. Это могли быть люди Эмори, хотя, впрочем, решать проблемы таким образом было совсем не в ресионском стиле, ведь его без труда могли втайне от отца и брата доставить обратно в Ресион — отправить любым из обычных рейсов, после чего перебросить автобусом в один из удаленных от основных корпусов бараков и делать с ним все, что заблагорассудится, до тех пор, пока наконец (при желании) не появилась бы возможность открыто заявить о его поимке.
Но еще более вероятным казалось предположение, что Грант угодил в руки врагов Арии. В этом случае с ним могло произойти что угодно — тогда попутчики наверняка были бы заинтересованы в том, чтобы он никогда не заговорил.
Что бы ни случилось, было совершенно ясно: Кругерс был обо всем осведомлен, и не обошлось без денег… «Возможно, — подумал Грант, — недалек от истины давний слух, будто декларируемая Кругерсом приверженность идеям гуманизма на поверку — чистой воды вымысел». Чего-чего, а вымыслов в Ресионе хватало. Возможно, и к этому приложила руку сама Ари. А может, Кругерс просто сумел одурачить всех — возможно, он решил провернуть параллельно с прочим и свое дельце, составляя при любой удобной возможности поддельные Контракты. Грант не исключал также, что его просто продали на шахту или рудник в глубине материка или, чего доброго, туда, где его могли попробовать переучить. Попробовать — могли. Грант был в состоянии провести любого, кто вздумал бы возиться с его программными структурами — но до определенного уровня. Что до прочих уровней…
Здесь ази был уже не столь уверен.
Попутчиков было четверо, включая водителя; такого рода субъекты наверняка имели при себе оружие. Да и запоры на двери автобуса выглядели надежными.
Зажав руки между коленями, Грант отчаянно размышлял над ситуацией. Самым благоприятным выходом ему виделась возможность добраться до телефона. Возможен — если спутники действительно поверили ему — был и угон автобуса: стоило только разузнать, в какой стороне цивилизация и достаточно ли в баках горючего, чтобы туда добраться. Благоприятная возможность могла представиться не сразу, а, скажем, только через несколько дней. А то и недель.
— Думаю, теперь ты понял, — наконец пробормотал Винфрид, — что попал не туда, куда должен был попасть.
— Да, господин.
— Мы друзья, поверь.
— Чьи друзья?
Винфрид положил руку Гранту на локоть:
— Твои друзья.
— Да, господин, — смиренно молвил юноша, решив со всем соглашаться и ни в коем случае не перечить — пусть болтают, что хотят.
— Ты расстроен?
Грант про себя рассмеялся: собеседник напоминал ему рядового надсмотрщика, беседующего с рабочим класса мю. Стало быть, этот человек полагает, будто ему известно, что они затеяли. Открытие было одновременно приятной и удручающей новостью — в зависимости от того, насколько глубокой этот идиот считал осведомленность Гранта относительно наркотиков и обучающих лент. До сих пор Винфрид обращался с ним не так, как полагалось. Однако беглый ази ничем не выдал себя, поскольку считал, что в такой ситуации попутчики все равно не смогут использовать его в своих интересах и им куда выгоднее придержать его до поры до времени… Грант также считал похитителей далеко неглупыми, но все же неспособными догадаться, что классификация альфа, как следовало из его личной карточки, отнюдь не подразумевала наличие физиологической заторможенности, свойственной, по мнению урожденных людей, всем ази. Во избежание возможных проблем им следовало накачать его наркотиками и перевозить в беспомощном состоянии, исключающем эксцессы.
Но, конечно, Грант не собирался указывать похитителям на их ошибки.
— Да, господин, — преданно повторил он на одном дыхании, как полагалось какому-нибудь ази класса тета.
Винфрид потрепал его по руке:
— Вот и хорошо. Ты — свободный человек. Будешь свободным.
Грант недоуменно заморгал, тем более что продолжать игру от него не требовалось. Обращение «свободный человек» добавляло к уравнению несколько новых неизвестных и значительно усложняло его — что очень не понравилось юноше.
— Мы держим путь в горы. Там есть одно безопасное местечко, где тебя точно никто не найдет. Дадим тебе новую карточку. Научим ориентироваться в городе.
«Научим, — мысленно повторил Грант. — Стало быть, они затеяли переподготовку. Боже, я что, влип?
Похоже ли это хоть отчасти на то, что задумал Джастин?»
Внезапно он испугался, ибо на ум ему пришла совершенно новая мысль: противодействуя подозрительным попутчикам, не сорвет ли он какой-нибудь план Джастина…
…Или Джордана, который, узнав о случившемся, вмешался бы и…
Эти люди вполне могли оказаться единственными надежными друзьями, искусно игравшими свои роли, они могли действительно везти его навстречу свободе. Но переподготовка, если спутники действительно планировали ее, могла серьезно затронуть психический склад Гранта. Волею судьбы он родился ази, поэтому не имел в этом мире ничего — даже собственного достоинства и собственных мыслей. Его чувства были искусственными, привитыми, как и у других ази, и беглец хорошо знал это и смирился, не восставал против отсутствия выбора: по крайней мере, имеющееся было реально и действительно принадлежало ему.
Между тем попутчики толковали что-то о свободе. И о переподготовке. Возможно, отец и сын Уоррики действительно планировали его судьбу таким образом — и тогда ему оставалось только принять все как есть, даже если придется лишиться всего, заменив теплое ощущение дома холодным чувством свободы. Ведь Уоррики не могли более позволить себе держать его рядом, так как любовь к нему оказалась чревата для них серьезными неприятностями. Что ж — жизнь полна парадоксов.
Но себе-то юноша мог признаться, что совершенно запутался: он не знал, к кому попал и как вести себя.