Т. 02 Вне всяких сомнений
Шрифт:
— Вообще никакого. Он задержан для беседы.
— Во-от как? Ни обвинения, ни ордера, ни регистрации — просто хватают и держат. Прямо как в гестапо, — Перкинс обратился к Папаше. — Ты не под арестом. Я бы посоветовал встать и уйти.
Папаша встал.
— Э-э! — Лейтенант Думбровски вскочил с кресла, схватил Папашу за плечо и усадил на место. — Я здесь отдаю приказы! Вы останетесь…
— Пора! — завопил Перкинс.
Все застыли на миг в свете фотовспышки, а затем Думбровски разъярился еще пуще.
— А этого кто сюда пустил?! Дуган, забери
— He-а, — сказал Кларенс, убирая камеру подальше от «быка».
Они исполнили нечто вроде танца вокруг майского шеста, причем роль шеста исполнял Кларенс.
— Давай! — крикнул Перкинс. — Давай, Дуган, хватай камеру! Мне просто не терпится написать статью: «Лейтенант полиции уничтожает свидетельства грубости полицейских».
— Лейтенант, что делать? — взмолился Дуган.
Думбровски взглянул на него с отвращением.
— Сядь и закрой физию. А вы, Перкинс, не печатайте этого снимка, добром вас предупреждаю.
— О чем это? Может, и на меня Дугана науськаете? Папаша, Кларенс, идемте.
На следующий день в рубрике «НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД» значилось: «Мэрия начинает чистку. Пока городские уборщики улиц отдыхали, как обычно, в свое удовольствие, лейтенант Думбровски, действуя по указанию из канцелярии Хиззонера, ловил наш смерчик с Третьей авеню. Дело не заладилось, так как патрульному Дугану не удалось водворить смерчик в полицейский фургон. Неустрашимый Дуган был неудержим в своем рвении и взял под стражу случившегося неподалеку жителя города, некоего Джеймса Меткалфа, смотрителя с автостоянки, за «соучастие». В чем Меткалф соучаствовал, Дуган не сказал — и так всякому известно, что «соучастие» есть нечто совершенно ужасное. А лейтенант Думбровски допросил соучастника. Смотрите фото. Кстати, вес лейтенанта (без башмаков) — 215 фунтов. «Соучастника» же — 119.
Мораль: не путайся под ногами, когда полицейский департамент играет в догонялки с ветром.
Р.S. А мы еще раз заявляем: смерчик все еще хранит газету 1898 года. Тормозите на углу Третьей и Главной, убедитесь сами. Только торопитесь — Думбровски с минуты на минуту опять помчится арестовывать смерчик».
И на следующий день колонка Пита содержала прямые выпады против администрации: «О затерянных архивах. Обидное положение: любой документ, какой только может понадобиться Большому Жюри, обязательно затеряется прежде, чем его смогут предоставить. Мы предлагаем, чтобы Кыска, наш смерчик с Третьей авеню, была принята в архив клерком, сверх штата. Ей можно поручить все бумаги, которые наверняка понадобятся в будущем. Специальный официальный экзамен на «лицо, облеченное доверием», она легко пройдет — его у нас еще никто не провалил.
Да и стоит ли ограничивать Кыску должностью простого клерка?
Она настойчива и того, что раз попадет к ней, уже не упустит. Таким образом она, бесспорно, не менее квалифицирована, чем некоторые наши представители власти.
Так изберем же ее на пост мэра! Идеальный кандидат. У нее есть чувство локтя, она не замечает беспорядка, замечательно ходит кругами и умеет швыряться грязью. И прихватить ее на чем-нибудь оппозиция не сможет.
Что до того, какой мэр из нее выйдет — об этом есть старая сказка, созданная Эзопом. Про короля Чурбана и Короля Аиста. Чурбаном мы уже по горло сыты, так что Аист будет вполне подходящей заменой.
Кстати, Хиззонер, что там такое с подрядом на мощение Гранд-авеню?
P.S. Газета 1898 года все еще у Кыски. Тормозите, поглядите, пока наше полицейское управление не выдумало способа запугать смерч».
Пит, взяв с собой Кларенса, отправился на стоянку. Теперь стоянка была огорожена; человек у ворот подал им два билета, но от денег отказался. Внутри же, в большом огороженном кругу, пребывали Папаша с Кыской. Они пробились сквозь толпу к старику.
— Ты вроде как деньги начал делать, Папаша?
— Пока нет, но надо бы. Меня, Пит, сегодня утром закрыть хотели. Сказали я должен платить пятьдесят долларов в день, как цирко-карнавальный сбор, да еще какой-то финансовый сбор за место. Так что я перестал плату брать за билеты, но за мной еще следят. Засужу я их за милу-душу.
— Только не в этом городе. Ну ничего, мы их заставим поежиться, чтоб не вязались больше.
— Это еще не все. Сегодня утром Кыску пытались увезти.
— Чего?! Это кто же? И — как?
— «Быки», кто же еще. Приезжали с такой воздуходувной штукой, какими шахты вентилируют, только переделанной, чтобы на всос работала, и пошло! Хотели либо Кыску туда втянуть, либо хоть то, что она носит.
Пит присвистнул.
— Надо было меня позвать.
— Нужды не было. Я Кыску предупредил, она газету про испанскую войну куда-то спрятала, а потом назад вернулась. Она такие штуки любит. Раз шесть через машину проскочила, как на карусели. Шустро так проскочит, и вылетает, еще бодрее прежнего. А в последний раз прихватила с собой фуражку сержанта Янкеля. Ясно дело, фуражке конец. Ну, они поморщились и уехали.
Пит фыркнул.
— И все же надо было кликнуть меня. Кларенс бы все заснял.
— Я и так, — сказал Кларенс.
— Что? Кларенс, ты не говорил, что был здесь утром.
— А ты не спрашивал.
Пит воззрился на него.
— Кларенс, дорогой, фотографии нужны, чтобы печатать их, а не просто держать в лаборатории.
— На твоем столе, — сказал Кларенс.
— Э-э… Ладно, сменим тему на менее щекотливую. Папаша, надо бы тут повесить большой плакат.
— Почему нет… А какой?
— ««Кыску — в мэры» — штаб-квартира группы поддержки». Вот так, через угол стоянки, в двадцать четыре листа, чтобы с обеих сторон было видно. Оборудуем тут… О! Девушки, кто к нам пришел! — он кивнул на выход.
Сержант Янкель вернулся.
— Давай, давай! Шевелись! Выметайтесь отсюда!
Он с тремя подчиненными выгоняли со стоянки зрителей. Пит подошел к нему.
— Янкель, что происходит?
Янкель оглянулся.
— А, это ты! Тоже давай отсюда, нам всех убрать нужно. В темпе!