Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Перед нами красовались великолепно отреставрированные башенки, веранды и терраски викторианского дома дяди Джока, а сам он шел к нам в сопровождении двух других джентльменов. Дядя был подвижен, как всегда, и над его лбом высилась копна серебристо-белых волос, делавших его похожим на Эндрю Джексона [38] . Двух его спутников я не знал. Это были взрослые мужчины, но выглядели намного моложе дяди. Впрочем, все люди были намного моложе его!
Хэйзел остановила коляску, побежала вперед и, обвив руками одного из них, покрыла его лицо поцелуями. Мой дядюшка вырвал ее
38
Эндрю Джексон, седьмой президент США (1829–1837), военный и государственный деятель. Происходил из небогатой семьи ирландских иммигрантов. Был первым конгрессменом от штата Теннеси. Как командир милиции штата отличился в войне 1812 года, отбил попытку вторжения англичан в Новом Орлеане, в 1818 г. подавил восстание индейцев-семинолов. Политическая группировка, образовавшаяся вокруг Джексона, положила начало демократической партии. На посту президента выступал за демократизацию.
Прежде чем я почувствовал себя брошенным, она повернулась к первому джентльмену, взяла его под руку и произнесла:
— Папа, я хочу познакомить тебя с моим мужем, Ричардом Колином. Ричард, это мой папа Мэнни, Мануэль Гарсиа О’Кэлли Дэвис.
— Добро пожаловать в семью, полковник!
Он протянул мне правую ладонь.
— Благодарю, сэр!
Хэйзел обернулась к третьему мужчине.
— Ричард, это…
— Это доктор Хьюберт, — прервал ее дядя Джок. — Лэйф, пожми-ка руку моему племяннику, полковнику Колину Кэмпбеллу. Добро пожаловать домой, Дикки! Что ты делаешь в этой детской колясочке?
— Да просто нежусь, не иначе! А где тетя Сисси?
— Заперлась, конечно, знает, что ты пожаловал… Но что же с тобой приключилось? Выглядишь как в воду опущенный. Сэди, от Дикки всегда можно ожидать такого: он всегда был тяжел на подъем! Подолгу торчал в туалете и никогда не учился по-настоящему печь пирожки!
Я пытался подобрать достаточно оскорбительный ответ на подобные инсинуации (в стиле наших семейных «перебранок»!), как вдруг земля задрожала и раздался ужасающий грохот: «КРРУМП!» Звук взрыва: правда, может, и не ядерного, но очень сильного. И ощущения были пренеприятнейшие. Дядя хохотнул:
— Не намочи штанишки, Дикки! Это не в нас стреляют. Лэйф, а вы не хотели бы его осмотреть здесь? Или лучше в доме?
Доктор Хьюберт произнес:
— Позвольте мне посмотреть на ваши зрачки, полковник!
И я взглянул на него, а он — на меня. Космолет, находившийся слева от меня, послевзрыва внезапно исчез. Ушел, «не оставив позади ни хвоста».
Последнее подтвердило гипотезу о том, что я, несомненно, не в себе. Впрочем, никто этого не заметил. Поэтому я не стал ни на чем настаивать и попытался припомнить — где я мог раньше видеть этого лекаря?
— Я думаю, сотрясения нет… Скажите, чему равен натуральный логарифм от «пи»?
— Если все мои шарики на месте, то как я могу быть здесь? Только, пожалуйста, доктор, безо всяких там игр с гипнозом, я слишком устал для этого.
Еще один «взрыв» (а может, и бомба?) прозвучал еще ближе, чем первый. Доктор Хьюберт отвернул полотенце с моей левой ноги, пощупал повязку, наложенную Ксией.
— Болит?
— Ох, черт, да!
— Хорошо. Хэйзел, его лучше отвезти в дом. Я вряд ли сумею по-настоящему помочь, пока его не поместят в Нью-Харбор в Бьюлаленде.
Я спросил:
— Доктор, а вы не в родстве ли с рыженькими девицами из того космолета, который нас доставил сюда?
— Они не девицы, а великовозрастные юные преступницы. И что бы вам ни говорили, я буду все категорически отрицать! Передайте им мою любовь!
Хэйзел воскликнула:
— Но я же должна отчитаться!
Тут все заговорили одновременно, пока доктор Хьюберт не гаркнул:
— Молчать! Хэйзел поедет со своим мужем, проследит за его устройством и останется столько, сколько найдет нужным, а потом доложит в Нью-Харборе… но отсчет времени начался сейчас. Возражения? Принято!
Новое появление космолета оказалось еще болеестранным, и я рад, что не увидел его. Или не очень заметил. Двое красноголовых (как выяснилось, их там было всего четверо, а не целая толпа, как мне показалось раньше) занесли меня и коляску внутрь. Хэйзел вошла со мной в тот странный освежитель… и почти сразу Лэз (или Лор?), появившись там, сообщила:
— Тетя Хэйзел, мы дома.
«Дом» начался с плоской крыши большого здания. Был поздний вечер, солнце уже садилось. А космолету следовало бы называться «Чеширским котом»! (Хотя его звали, кажется, Гэй… Ее звали Гэй… Ох, да какое это имело значение!)
Здание оказалось госпиталем. Когда люди попадают в госпиталь, их сперва в течение часа и сорока минут мурыжат, пока не заполнят сто бумажек. Затем человека раздевают и кладут на каталку под тонкое покрывало, из-под которого торчат на холоде голые ступни, и оставляют ждать перед лабораторией икс-лучей. После этого юная леди заставляет помочиться в пластический баллон для анализа, при этом стоит рядом со скучающим выражением лица и разглядывает потолок. Правильно я говорю?
Но здешняя публика была, очевидно, не знакома с параграфом первым госпитальных правил приема больных. Мои здоровые попутчики (пострадавшие лишь от чрезмерных перегрузок) были уже на выходе, помещенные в сверкающие «тележки для гольфа», а меня только еще подняли, понесли и поместили в такую же штучку (каталку, коляску, «плавающие» носилки?). Рабби Эзра оказался рядом со мной, но в собственной коляске. Хэйзел сопровождала нас, неся дерево-сан и пакет с костюмом Наоми. Космолет испарился. Я едва успел сказать Лэз (Лор?), что доктор Хьюберт шлет свою любовь. Она фыркнула:
— Если он думает, что сладкие речи помогут ему выбраться из конуры, то пусть подумает еще!
Но ее грудки слегка выпятились, из чего я заключил, что моя информация не была ей неприятна.
Нас на крыше осталось всего четверо: мы втроем и женщина из госпиталя, маленькая, темная и, казалось бы, сочетавшая лучшие черты Матери Евы и Матери Марии, но при этом безо всякого стремления это сходство подчеркнуть.
Хэйзел положила пакет на меня, вручила деревце рабби Эзре и распростерла руки:
— Тамми!
— Арли соол, м’тенга!
Женщина с материнской нежностью поцеловала Хэйзел.
— Рэкси, рэкси — как же это долго!
Они разняли объятия, и Хэйзел произнесла:
— Тамми, это мой любимый муж, Ричард.
Та поцеловала меня в губы, предварительно подняв и отставив в сторону пакет. Человек, которого облобызала Тамми, остается с ее поцелуем надолго, даже если он ранен и если поцелуй совсем краток!
— А это наш дорогой друг, преподобный рабби Эзра бен Давид.