Т. 07 Пасынки Вселенной
Шрифт:
— Кажется, слишком близко.
Солнце — звезда не из больших, и температура его не так уж высока. Однако человек вполне может умереть от солнечного удара где-нибудь в тропиках, находящихся за девяносто два миллиона миль от Солнца; даже смотреть на него прямо в течение долгого времени невозможно! А на расстоянии в два с половиной миллиона миль Солнце палит с силой, в тысячу четыреста раз превышающей мощь жгучего потока, низвергающегося на Долину Смерти, Сахару или Аден. Излучение такой силы уже не назовешь теплом или светом — это смерть, смерть более верная, чем от бластера.
Внутри корабля стало жарко. От убийственной радиации пассажиров защищала броня обшивки, однако температура все повышалась. Избавившись от неудобств невесомости, люди страдали от жары, а заодно и от того, что переборки, с их точки зрения, крепились под какими-то совершенно немыслимыми углами: ни сесть ни лечь! Корабль разгонялся, одновременно вращаясь вокруг своей оси, хотя и не был рассчитан на это, а потому «низ» теперь оказался где-то на стыке цилиндра корпуса корабля с плоскостью задней переборки. Но вращение было нужно, чтобы уберечь корабль от перегрева: часть тепла постоянно уходила в пространство с «темной» стороны. Ускорение было не менее необходимо: существовала отчаянная надежда проскочить мимо Солнца как можно быстрее и сразу отойти как можно дальше, чтобы сократить время, проведенное в перигелии, до минимума.
В рубке стояла жара. Даже Лазарь освободился от килта, несмотря на упорное нежелание в чем-либо уподобляться венерианам. К металлическим поверхностям невозможно было прикоснуться. Большой черный круг указывал на экране положение Солнца; датчики, не выдержав перегрева, автоматически отключились.
— Говоришь, до перигелия тридцать семь минут? Нет, Энди, нам этого не выдержать. Да и кораблю, пожалуй, тоже.
— Знаю. Я ведь вовсе не собирался так приближаться к Солнцу.
— Конечно. Наверное, не надо было мне курс менять — авось проскочили бы эти мины… — Плечи Лазаря опустились, затем он вдруг сказал: — Что ж, сынок, похоже, пора испытать эту твою хреновину. Ты же говорил, надо всего один контакт подсоединить?
— Верно; больше у нее и нет. Вот этот проводок следует подключить к любой части массы, предназначенной для перемещения. И я не знаю, заработает ли он. И проверить нельзя…
— А если не сработает, что будет?
— Тут три варианта, — спокойно ответил Либби. — Во-первых, не будет ничего.
— И мы поджаримся.
— Во-вторых, и мы, и корабль можем прекратить существование, как материальные объекты.
— Значит, опять же, погибнем, только не мучаясь.
— Пожалуй, да. Хотя я не знаю, какого рода смерть нам уготована в этом случае. А в-третьих, если мои расчеты верны, мы начнем удаляться от Солнца со скоростью чуть ниже световой.
Лазарь бросил взгляд на самоделку, стряхнул ладонью капли пота с плеч…
— Ч-черт, все жарче и жарче. Давай, подключай. Будем надеяться на лучшее.
Энди законтачил устройство.
— Давай-давай, — рявкнул Лазарь, — жми кнопку, врубай рубильник — запускай!
— Он уже работает, — сказал Либби. — Посмотри на Солнце.
— Ух ты!
Огромный черный круг на экране быстро уменьшался — вдвое…
— Работает… — прошептал Лазарь. — Слэйтон, гляди! Работает! Работает — или я бабуин с красной задницей!
— Да, я так и знал, — скромно сказал Либби. — Должно было.
— Хм-м-м… Для меня это не было настолько очевидным. И с какой скоростью мы теперь идем?
— Относительно чего?
— Ну… Хотя бы — Солнца.
— Еще не успел вычислить, но, кажется, близко к световой. Превысить ее, сам понимаешь, мы не могли.
— А, кстати, почему? Если на теории внимания не обращать…
— Мы все еще видим, — Либби указал на экран.
— Да, верно… Эй, а ведь не должны! Как же с эффектом Допплера? [106]
Либби на секунду растерялся, затем улыбнулся.
— Мы именно его и наблюдаем. Если смотреть на Солнце, мы видим короткие волны, растянутые до видимой длины. Если смотреть вперед — что-то вроде радиоволновых колебаний, сжатых до видимого диапазона.
106
Австрийский физик и астроном Кристиан Допплер (1803–1853) первым указал в 1842 году на существование эффекта, которому впоследствии было присвоено его имя. Этот эффект заключается в изменении длины волны или частоты, наблюдаемом при движении источника излучения относительно его приемника: при приближении к источнику длина волны уменьшается, а при удалении возрастает.
— А между?
— Лазарь, отвяжись! Ты и сам можешь посчитать относительные векторы!
— Нет уж, — твердо сказал Лазарь. — Это твоя забота. А я буду сидеть рядышком и тихо балдеть от восторга. Верно, Слэйтон?
— Да. В самом деле…
Либби вежливо улыбнулся.
— Кстати, подачу топлива к главному двигателю можно прекратить.
Включив сирену, он заглушил двигатель.
— А теперь можно вообще вернуться в первобытное состояние.
Он отсоединил свое устройство.
— Погоди, — запротестовал Лазарь, — мы даже из орбиты Меркурия еще не вышли! Зачем же тормозить?
— А мы и не будем тормозить. Скорость мы набрали — теперь мы ее сохраним.
Лазарь с изумленным видом схватился за голову.
— Вообще-то ты прав — первый закон динамики… Но с этой твоей штукой я больше ни в чем не уверен. Просто так набрали скорость, никаких тебе энергозатрат… Так, будто ты отпустил инерцию погулять. А вот когда она нагуляется и вернется — не снизится ли эта дармовая скорость до первоначальной?
— Не думаю, — сказал Либби. — Наша скорость вовсе не дармовая — дармовой скорости в природе не существует. Просто ты применяешь антропоморфную логику не к месту. Ты ведь не думаешь, что мы можем мгновенно вернуться к более низкому гравитационному потенциалу, с которого начинали?
— То есть в то место, где ты подключил свой двигатель? Конечно, нет — мы ведь переместились.
— И будем перемещаться дальше. Наш благоприобретенный гравипотенциал не менее реален, чем нынешняя кинетическая энергия. Оба они существуют.