Т. 4. Сибирь. Роман

Марков Георгий Мокеевич

Поля была мастерицей варить уху. Вскоре землянку начал заполнять запах свежего варева.

— Ух, как вкусно пахнет! Слюну глотаю, Поля, — пошутил Акимов и водрузил на печку чайник с родниковой водой.

— А где вы обучились таежной жизни? — спросила Поля.

— Приходилось бывать в тайге раньше. А тут вот Федот Федотыч. А вы, Поля, где обучались кашеварить?

— А, видать, там же, где и вы! — смеялась Поля.

День они провели в молчании и теперь говорили без умолку. Хотели кое-что, конечно, узнать друг о друге в этой болтовне, но понимали, что всерьез заниматься расспросами сейчас не пристало. Он не сомневался,

что чем меньше будет у нее сведений о нем, тем ей легче и проще. На всякий случай так было и договорено: о парне знать ничего не знаю, совершенно не ведаю, откуда он и кто. И он был подготовлен к тому же: откуда девица, чья она, женка или незамужняя — понятия не имею. Встретились вот неподалечку, оказалось, идем в одну деревню. Ну, пошли рядом. Разве возбраняется?

Поужинали еще засветло. Чай пили уже в темноте. Чуть подсвечивала только печка своими красными боками.

Когда наступило время укладываться спать, всплыло одно затрудняющее обстоятельство: нары в землянке до того были узкими, что двоим можно было лечь только телом к телу.

— Ложитесь, Поля, свободно, по-настоящему, а я сяду за стол и постараюсь поспать сидя, — предложил Акимов.

— Нет. Вам надо эту ночь поспать хорошо. Завтра трудный переход, а в следующую ночь неизвестно, удастся ли прилечь где-нибудь, — сказала Поля.

— Ладно. Решим так: вначале я сижу за столом, вы спите на нарах, а с середины ночи я лягу, а вы сядете.

Поля согласилась, легла на нары, Акимов сел за стол. Поле было удобно, хорошо, но спать она не могла: ей мешал Акимов. В землянке было так тесно, что он не мог даже вытянуть ноги. Он протягивал их под нары, задевал то и дело за козлы и будил Полю.

Помучившись часик, Акимов встал, надел полушубок и вышел на улицу. Он пробыл там меньше получаса, но Поле, успевшей задремать, показалось, что парень проторчал на холоде слишком долго.

— Попробуйте лечь рядом, Гаврюха. Иначе завтрашний день не вынесете, — пробормотала Поля сквозь сон, когда Акимов вернулся. Она притиснулась к земляной стене.

Он сильно устал, его не просто клонило в сон, а валило с ног. Лег рядом с Полей, спиной к ней, успел только сказать: «Блаженство», — и уснул как убитый до самого утра.

3

До Чигары оказалось, как говорят охотники в шутку, семь киселей. Шли целый день почти без остановок. Под вечер к тому же пошел снег, стало подбуранивать, и на открытых местах ветер сдерживал накат лыж.

К Чигаре подошли в потемках. В домах уже загорелись огни, и после предвечернего оживления деревня притихла.

Акимов отвык от жизни в селе и теперь в сумраке, присматриваясь к огням, пытался понять, велика ли деревня, как расположены улицы, где проходит тракт.

Лыжи пришлось запрятать в кустарниках, в ста саженях от дороги. Слегка присыпали их снегом, воткнули в сугроб палку, чтоб не забыть место. Тут же в сучьях Поля пристроила и ружье.

В деревню вошли с колпашевской стороны, примкнув к припоздавшему обозу, возвращавшемуся из Томска в Каргасок.

К счастью, обоз подвернул к постоялому двору Нила Лукова. Здесь-то и должна была состояться встреча с Ефимом Власовым. «Ранним вечером, при потемках», — как было сказано Горбяковым.

За большим крестовым домом с пристройкой тянулся просторный двор. Он был заставлен санями, и Поля с Акимовым догадались, что народу на постоялом дворе пушкой не пробьешь. А тут еще подошел один обоз: подвод пятнадцать вразнопряжку.

Пока во дворе суета, Поля юркнула в дом. А там — происшествие, можно сказать, событие. Мужики, бабы, и приезжие и хозяйские, сгрудились возле длинного стола, но ступить дальше не рискуют. В углу два стражника оберегают трех парней. Одежда на парнях — одно названье. Клочья висят на спине, на плечах, по бокам. У одного видно голое тело. Головы обросшие. Волосы торчат клочьями, как солома, щеки и носы в струпьях — обморожены. На ногах — кандалы. Чуть двинут ногами — стук и звон на весь дом. Парни смотрят на людей, как затравленные звери, о чем-то переговариваются, жуют черный хлеб, прихлебывая кипятком, не замутненным даже чагой.

— Это кто такие? — спросила Поля у мужика, стоявшего ближе всех к двери.

— Дезертиры… Изловили их, слышь, у старообрядцев в Парабельской тайге.

— Старообрядцы?

— Нет, нормальные. Из Томска. Забрали их в солдаты, а они, вишь, вместо явки в часть подались в тайгу. Больше года скрывались.

— А что ж им теперь будет, дяденька?

— Смертушка будет.

Поля приблизилась сколько можно к столу, осмотрела парней. Крепкие, здоровые ребята, молодые совсем.

— Неужели не сжалится царь? — спросила Поля, видя рядом с собой все того же мужика. Он вслед за ней пробился поближе к столу.

— А чё ему жалеть? Бабы еще народят!

— А ну, земляки, не напирайте, расходитесь. Подумаешь — зрелище! — спокойно сказал один из стражников.

— А что, дозволь, господин начальник, подать парням за Христа ради соленого муксуна? С одного кипятка ног не потащишь. — Бородатый старик выдвинулся из толпы. Парни услышали его слова, глаза их вспыхнули надеждой, но стражник вдруг рявкнул:

— Назад! Ты что, заодно с ними?! Их, сукиных детей, соломой кормить жалко. Изменники, цареубийцы! — Он долго бормотал всякие непотребные слова. Старик поспешил отступить от стола, скрылся за спинами мужиков.

Поля вспомнила о своем деле: осмотрев прихожую, заглянув чуть ли не всем мужикам в лицо, перешла в соседнюю комнату. Там вдоль стен тянулись дощатые нары, и некоторые заезжие тихо спали уже, прикорнув на полушубках и дохах. Здесь горела не лампа, а жировик и было сумрачно настолько, что Поле пришлось подойти к каждому спящему: не Ефим ли Власов? Нет. Ни в прихожей, ни тут Ефима Власова не было. Где же он? Что делать теперь с Гаврюхой? Он остался во дворе и ждет ее, мерзнет.

Поля вышла во двор, позвала Акимова в дом обогреться, рассказала, что на постоялом дезертиры со стражниками, а ямщик еще не подъехал. Акимов заколебался: идти в дом или коротать время во дворе. Холодновато, но терпеть можно. Любопытство все же взяло верх. Интересно посмотреть на молодых ребят, которые предпочли бегство, жизнь в тайге службе в армии. Акимов вошел в дом боком, готовый в любую секунду кинуться обратно во двор.

Стражники накормили дезертиров и велели людям разойтись.

Люди расступились, очистили проход, но уходить не собирались.

Едва увели дезертиров в отдельную избушку, чтоб поместить под замок, завздыхали мужики и бабы о судьбе парней.

— Как же они дались-то им? Уж трое-то с двумя совладали бы!

— Обманом взяли. Короче сказать, один набожный старовер подкараулил, стражников привел…

— Душегуб! Чё они его хлеб ели, чё ли? Или ему тайги стало жалко?

— Ну, бог шельму достанет. Все едино!