Т. 4. Сибирь. Роман
Шрифт:
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАТЯ
Глава первая
Катя Ксенофонтова приехала в Томск в пасмурное утро; сеял мелкий дождь, оголенные тополя станционного поселка чернели от галок, облепивших сукастые деревья, ветер короткими порывами врывался в узкие промежутки, разделявшие вокзальные строения, проносился по перрону с заунывным свистом.
Поезд встречала пестрая, разноликая толпа горожан, прикрытых зонтами, плащами, накидками. Только жандармский офицер
Из тамбура вагона Катя внимательно осмотрела толпу, пришедшую в движение, как только поезд приблизился к перрону. Никаких тревожных признаков она не уловила. Нырнув с подножки вагона в толпу, Катя заторопилась к выходу в город, опережая носильщиков.
Круглая, как пятак, привокзальная площадь забита лошадьми под полосатыми дугами, пролетками с поднятыми верхами, широкими телегами для перевозки тяжелой поклажи.
— А ну, барышня, пожалте! В любой конец города домчим, как на ковре-самолете!
Несколько извозчиков кинулись к девушке, чуть ли не вырывая из ее рук чемодан.
Катя оглядела суетившихся извозчиков, изрядно уже вымокших под осенним дождем, и выбрала почему то самого старого, до глаз заросшего седыми волосами.
— Болотный переулок, четырнадцать. Будьте добры, — сказала Катя своим низким певучим голосом.
— Никак, из соборного хора девица, — заметил один из извозчиков.
Бородач, избранный Катей, взял ее чемодан, легко и ловко вскочил на козлы и, осадив пролетку к ногам Кати, молодо крикнул:
— По-о-жалте, госпожа барышня!
Застоявшийся на сыром холоде серый, в черных подпалинах по бокам конь, подкованный на все четыре копыта, рванулся, переходя сразу в рысь.
Прячась в глубине пролетки, Катя с любопытством осматривала безлюдную улицу незнакомого города. Слеза и справа от нее стояли деревянные одноэтажные и двухэтажные дома с резными и раскрашенными наличниками, ставнями, железными крышами и плотными тесовыми воротами. Красные кирпичные трубы домов дымились, и только это напоминало о том, что они не покинуты, в них живут люди.
Теперь, когда до встречи с Акимовым оставались считанные минуты, Катю охватило нетерпение. Ей казалось, что конь бежит слишком медленно, а путь до этого злополучного переулка, места ее явки, уж слишком длинный.
— Не на другом ли конце города Болотный переулок? — спросила Катя извозчика.
— Как раз посередке города, сей момент доставим, — отозвался извозчик и, поняв нетерпение девушки, принялся ременной вожжой настегивать коня.
«Акимов не только дни — часы считает», — думала Катя, легким прикосновением пальцев ощупывая свой бок: тут к лифчику на кнопках был пристегнут карман, в котором хранились паспорт и деньги для Акимова. Карман легко и просто отстегивался: сунь руку под кофточку, чуть потяни на себя и делай с ним что угодно — перепрячь в другое место или выбрось в мусорный ящик. К счастью, необходимости в этом пока не возникало.
«Вот удивится Ваня! Уж никак он меня не ждет!» Катя вспомнила о записке Ивана, которую она однажды обнаружила в сумке для передач, возвращенной ей и предварилке надзирателем, и втайне вздохнула: Ваня будет торопиться. Может случиться так, что и поговорить по-настоящему не сумеем».
— А вот, барышня, мы и прибыли, — натягивая вожжи и сдерживая коня, сказал извозчик, через плечо косясь на девушку.
Пролетка остановилась напротив одноэтажного деревянного дома на кирпичном фундаменте, уже изрядно накренившегося и вросшего в землю. Под окнами палисадник — черемуха, рябина, акация, шиповник. Окна заслонены ветками кустов, прикрыты белыми занавесками.
Катя рассчиталась с извозчиком, взяла чемодан, направилась к воротам. Слева от калитки висела вывеска: «Варшавский мастер Бронислав Насимович. Верхние дамские наряды. Изготовление высшего качества».
Толкнув ногой калитку, Катя вошла в пустой двор, который в летнее время использовался как огород. И сейчас еще там и тут торчали бодылья подсолнухов, кучками лежали картофельная ботва, капустные листья.
Нарочно громко Катя пристукивала каблучками об узкий дощатый тротуарчик, проложенный от калитки к крыльцу. Она дышала чаще, чем обычно, хотя и старалась сдержать волнение перед решающей встречей.
На Катин стук отозвались не сразу, открывали не спеша. Какой-то неведомый запор погромыхивал и упорно сопротивлялся. Кате казалось — все это тянется вечность, на самом же деле Бремя измерялось секундами.
Дверь наконец распахнулась, и Катя увидела перед собой высокого пожилого мужчину с крупным носом, седыми волосами, стриженными «под ежик», и с клеенчатым аршином, висевшим на шее. Одетый в серые брюки и длиннополый сюртук, в ослепительно-белой горочке с бантиком на шее, в начищенных ботинках с круглыми носками, портной производил впечатление «нездешнего», что и совпадало с вывеской «Варшавский мастер».
Для Кати особенно был важен клеенчатый аршин. Именно эта деталь была первым признаком того, что она встретилась с человеком, который ее ждал.
— Добрый день, пан Насимович, — сказала Катя, все еще немного задыхаясь. — Надеюсь, это вы?
— Доброе утро, пани. Чем могу служить вам?
— Срочно нуждаюсь в пошивке костюма. Английская пара. В деловом стиле. Материал — манчестерская шерсть.
Портной на полшага отступил от порога и откровенным взглядом опытного мастера окинул высокую стройную фигуру девушки. Он почему-то не торопился произнести те фразы, без которых встреча могла считаться несостоявшейся.
— Пройдите, пани. Я, правда, завален заказами, но мне трудно отказать вам. Английский дамский костюм — это мое амплуа. В этом бог наградил меня талантом. Самые шикарные модницы Варшавы шили у меня.
Теперь уже сомневаться не приходилось. Сказано было то, что ждала она.
— Здравствуйте еще раз, пан Насимович, и спасибо вам за вашу любезность.
Катя произнесла эти слова нараспев, не сдерживая своего сочного голоса и с такой внутренней радостью, какая становится очевидной без каких-либо особых пояснений. «Сейчас войду в дом, и вдруг передо мной Ваня», — промелькнуло в уме Кати, и она чуть вскинула голову, чтоб поскорее увидеть его через плечо портного.