Та, чьё второе имя Танит
Шрифт:
Тан-Амазон!
Это же город амазонок из Тановых земель!
– Так мы были совсем рядом! – Кольнуло едкое сожаление. – Бешеный шторм принёс нас туда, куда мы и сами стремились! Мы были почти у цели!
Мимо тонущего Бласта тут и там уходили в глубину обездвиженные человеческие фигуры захлебнувшихся моряков, ящики с рассыпающимся товаром и множество всяких неопознанных теней. Сознание успело зафиксировать удивление: столбы лунного света, пронзающие морскую глубину, и в самом деле, зелёные!
Всё так, как рассказывала Петал!
Вот он, Бласт, мягкой поступью волчьих лап идёт по белому лабиринту к центру…
На что это так похожи покрытые белёсым налётом изгибы подводных улиц со всеми своими поворотами, вывертами и тупиками?
Да-да! Конечно! Всё удивительно узнаваемо! Это же гадание по внутренностям, которое было у него во сне! Выходит, неспроста снились ему эти вкусные бараньи кишки! Своими изгибами так похожие на покрытые белёсым налётом улицы затопленного города амазонок!
Бласт подивился своей способности предвидеть происходящее. Вяло посетовал на себя, не принимающего всерьёз столь щедро поступающие предостережения.
Волчий дальнозоркий взгляд затянул его к мерцающему впереди центру лабиринта – городской площади Тан-Амазона.
А это что?
Что это за росчерки углов и поворотов?
Сознание уловило динамику движений, повторяющих таинственные изгибы орнамента лабиринта городских улиц. Хорошо знакомый с греческим геометрическим орнаментом, популярным в родных Афинах, Бласт знал и о символике лабиринта.
Дойти до центра в лабиринте – значило, умереть, а выйти – возродиться.
Сознание гасло… Мысли, будто намокнув, ускользали, утекали…
Бласт почти смирился уже со своей гибелью на дне этого нового Чёрного моря. Одна мысль тревожила его напоследок: он не выполнил главного, для чего был послан, ради чего, собственно, и затевалось его таной это путешествие. Он не нашёл белый камень. Не восстановил ритуальную гривну. У него не хватило сил и удачи для возрождения Края Белоглазых тан! Кайрос не сжалился!
Ему оставалось только смириться с переходом в иной мир. Путь в который шёл столь прихотливо извернувшейся петлей…
…Петля с прицепленной доской, накинутая предусмотрительной Идой, преодолела, наконец-таки водяной водоворот и требовательно потянула его тело кверху. Где ждал его очередной завиток волны и стремительный бросок на прибрежные скалы.
Чёрный шум
1
Табун диких коней забрёл в приморскую степь издалека.
Ночь, нетоптаные пастбища, вкуснейшая трава, роднички-речки переливистые. Всё бы хорошо. Но осторожность не помешает.
Пока кобылы насыщались, жеребец—вожак, сторожко задрав голову, водил ноздрями по ветру.
Вокруг никого. Абсолютно никого. Даже зверья никакого не видать. Только безмолвные каменные истуканы. Но они-то не опасны!
Но что-то всё же его тревожило. Не давало возможности отпустить свою заботу и переключиться на удовольствие насыщения и отдыха.
В степи гуляли только кони и ветер.
Ветер его тревожил? Да нет…
Звуки непонятные?
Звуков не было. Было какое-то тревожное то ли гудение, то ли глубинный рокот. Отголоски событий, возможно, и не имеющих к их лошадиной жизни никакого отношения!
Вдруг раздалось негромкое шипение. И, как по команде, из травы поднялись десятки змеиных голов.
Ну, конечно! Вот оно!
Кони зафыркали, заволновались. Но не посмели ускакать.
Змеи раскачивались вместе с высокой травой под ветром. Переговаривались невидимо.
Кони не понимали змеиных речей. Но сопутствующее ощущение гудящей тревоги было доступно им. Эта тревога и разгоняла кровь в их телах.
А змеи, упруго раскачавшись на кольцах хвостов, вдруг разом взвились в воздух! Будто плётки степняков упали на спины коней! И кони знали, что ими уже руководит чужая воля, не подчиниться которой – значит, не жить!
Кольца хвостов, будто витки браслетов, выкованных в тайных горнилах Тан-Амазона, выпускали из себя одну дикую всадницу за другой. Кони тревожно прядали ушами, но трусили удариться в бегство.
Тут произошло нечто неожиданное. Рогатой тенью со стороны луны безмолвно поднялся волчий силуэт.
Табун встрепенулся.
Ужас, множимый взаимно, оказался не подвластен змеиному контролю. Ржание, скорее похожее на рёв! Удары копыт по тугой дернине, как заколотившееся сердце! Залитые кровью яблоки глаз!
Миг, и взбесившийся табун будто снесло в лощину!
Взвившийся на дыбки жеребец, чьё везенье оказалось не быть осёдланным первым, первым подал пример неповиновения.
И кобылки, кто капризно брыкаясь задом, кто поднявшись в рост, кто бочком-бочком, – своенравно рассыпались из кулака железной воли амазонок.
Как собрать легковесные песчинки, носимые ветром по-над степью? Подобными вопросами амазонки не увлекались!
Конец ознакомительного фрагмента.