Та, что правит балом
Шрифт:
— Может, так и есть, — вздохнула я.
— Кто он?
— Что тебе даст его имя? — разозлилась я. — И не пытайся делать вид…
— Я.., мне по-настоящему больно… — заявил Олег и посмотрел на меня так, что, будь на его месте кто-то другой, я бы, наверное, поверила.
— Это самолюбие. А еще досада, что твоя месть не удалась. Только и всего.
— Какая, к черту, месть? — пробормотал он.
— Если не возражаешь, я пойду. — Я решила оставить его вопрос без внимания и хотела встать, но Рахманов удержал меня.
— Значит, у тебя
— У меня с ним — да, а у него со мной — не знаю. Теперь я могу идти?
— Я был уверен, ты быстро утешишься, — сказал он с обидой. — И никакой ребенок…
«Все-таки не выдержал», — мысленно усмехнулась я и перебила его:
— Это нечестно.
— Что? — поднял он брови в притворном возмущении.
— Ты помнишь, сколько раз я видела сына за последние полгода? Нет? Дважды. Второй раз он спал, и мне к нему даже подойти не позволили. Для материнской любви это слишком. Оказывается, к такому тоже можно привыкнуть. Теперь я плачу, только когда мой ребенок мне снится. А снится он нечасто.
— Ради любовника ты готова пожертвовать сыном? — зло спросил Олег.
— Странное обвинение. Помнится, ты говорил, что у меня нет сына…
— И тебя это вполне устраивает?
— Чего ты хочешь? — не выдержала я.
— Тебе прекрасно известно: все, что я делал, я делал ради мальчика.
— Да-да, конечно, — кивнула я. Разговор меня тяготил, я не видела в нем смысла.
— И я думал, что, может быть, со временем.., ты и я.., мы могли бы… — Он все-таки смутился, а я опять усмехнулась.
— Со временем? Через пять лет, через десять? А мой ребенок пока так и не будет знать, кто его мать?
— Деньги у этого типа, по крайней мере, есть? — отвернувшись, буркнул он.
— Вряд ли. Я не интересовалась.
— Ну, конечно. Святые чувства.
— Я все-таки пойду, — снова попыталась я подняться, но опять он удержал меня.
— Ты никогда мне не верила, а я любил тебя. И сейчас люблю. Я это понял, когда увидел тебя с ним, почувствовал боль…
— Ты как малыш, которому понравилась игрушка, — покачала я головой. — Ребенок бывает готов на все, лишь бы получить ее, но, получив, уже ею не дорожит. Сейчас ты обещаешь многое, но стоит мне согласиться, и ты решишь, что цена чересчур высока.
— Что я должен сделать, чтобы ты поверила? — спросил он.
— Верни мне сына.
— Я люблю его и никогда не позволю…
— Тогда о чем мы сейчас говорим? — вздохнула я устало. — Твой друг в тюрьме и ждет твоей помощи.
— Опять пытаешься меня использовать? — зло спросил Олег.
— Антон твой друг, — усмехнулась я.
— Разумеется. А тот парень так для тебя важен, что смог вытеснить из твоего сердца даже Машку. За нее ты больше не боишься?
— Занятно… — Я посмотрела в его глаза, надеясь увидеть хоть подобие стыда, но нет, он чувствовал себя вправе говорить мне это. — Если ты хочешь знать, можешь ли и дальше шантажировать меня Машкой или сыном, я отвечу: нет. То время прошло. Извини, мне надо идти.
На этот раз он меня не остановил.
Ник ждал в машине неподалеку от офиса. Посигналил мне фарами и предупредительно открыл дверь.
— Твоя работа? — спросила я, садясь рядом с ним.
— Ты про Тони? Вот уж нет. И Рахманову на меня настучала напрасно. Полегчало, дорогая?
— Врешь.
— Ты же слышала, я Рахманову поклялся, а хозяевам я никогда не лгу, бог накажет. — Он весело расхохотался. — Прелесть моя, ты даже не представляешь, как мне все это нравится.
— Значит, все-таки ты?
— Я же сказал — нет.
— Но ты знаешь кто.
Он опять засмеялся.
— Догадываюсь. Но тебе не скажу. Да ты и не захочешь знать. Кстати, как там твой любовник? Жениться не обещал?
— Не твое дело.
— Чужие дела — моя слабость. А твой Француз — парень что надо. Передай ему привет и наилучшие пожелания.
— Что ты хочешь этим сказать? — забеспокоилась я.
— Сказать? — удивился он. — Только то, что безумно скучаю по тебе. Я даже видел тебя во сне. Забавный такой сон, немного неприличный, как раз в моем вкусе.
— Кому понадобилось подставлять Тони? — нахмурилась я. — Я уверена, что без тебя не обошлось.
— Страдаю совершенно безвинно. Кстати, когда мы окажемся в одной постели, тебе это будет стоить нескольких очень неприятных минут. Да, вот еще что, дорогая. — Он достал из кармана фотографию и бросил мне на колени. — Взгляни. Ты, случайно, не видела этого дядю?
Фотография была так себе, сделана на улице с большого расстояния, но мужчину я узнала сразу: именно с ним на днях встречался Павел.
— Кто это? — спросила я.
— А ты не знаешь? Впрочем, откуда… Объясняю. Этот тип — что-то вроде доверенного лица некоего господина по фамилии Воропаев. Что, и о нем не слышала? Это даже обидно, дорогая, — скривился Ник, — ты совершенно не интересуешься делами фирмы. Воропаев, гнида этакая, наш главный конкурент, это именно он пытается оттяпать у нас химзавод и многочисленные прочие блага. Все никак не угомонится, кровопийца. Да-а… О чем, собственно, я? Вспомнил, вот об этом дяде. Не поверишь — пропал, вторые сутки найти не могут. И на нас, мерзавцы, осерчали. Говорят, мы руку приложили. Обидно слышать беспочвенные обвинения в свой адрес. Сегодня мне другое доверенное лицо Воропаева очень нагло за это выговаривало. А я, точно сирота, в ум взять не могу, чего от меня хотят невоспитанные люди.
— Что значит — пропал? — вертя фотографию, спросила я, пытаясь выиграть время.
— Пропал — это значит, что его нигде нет. Ни дома, ни в офисе, ни у любовницы, вообще нигде. Вот что в городе творится. Я весь в печали от напрасных обвинений по одному поводу, и вдруг являешься ты и говоришь, что я вашего Тони подставил. До него ли мне сейчас? И кому он, придурок, нужен? Если только увидел что случайно… Такое бывает. Вот и отправили на нары, чтоб, значит, отдохнул немного и не мешал людям решать их проблемы.