"Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит"

Иевлев Павел Сергеевич

— Ко мне домой. В то самое место, которое ты так точно себе вообразил. И нет, это ничего не значит. Просто там есть одна книга…

— Разумеется, — закивал я, — книга. Это очень интересно. Обожаю книги. А ванна там есть? С пеной?

— А ты как думаешь? Это же мой дом. Правда, я не собиралась принимать там гостей, поэтому ванна может оказаться тесновата…

— Уверен, мы что-нибудь придумаем!

Глава 24

Когда мне было семнадцать…

Дом

у Аннушки не очень большой — двухэтажный особняк из камня и дерева, стоящий на берегу не особо приветливого моря. Но даже для двоих места более чем достаточно. Гостиная с камином, спальня, на втором этаже огромная библиотека, забитая книгами. Электричество есть, я не стал спрашивать, откуда оно берётся, но в доме тепло. Застеклённая галерея второго этажа открывает вид на пустынный морской берег, усеянный валунами. Пейзаж в серо-голубых тонах кому-то показался бы мрачноватым, но не мне.

— Нравится, солдат? — спросила Аннушка.

— Очень, — признался я. — Даже лучше, чем я себе представлял.

— Тогда пошли. Ты ещё не видел ванную. И бар.

Потом мы сидели на застеклённой террасе, ловили тепло редкого тут солнца, пили виски, коллекция которого занимает большую часть подвала. Я любовался девушкой, которая не спешила одеваться, и думал, что это, похоже, лучший день в моей непутёвой жизни.

— Слушай, — спросил я, — а как всё началось?

— Началось что?

— Ты. Как началась Аннушка? Как вышло, что ты тут, а не там, где родилась и, наверное, выросла?

— Зачем тебе это, солдат?

— Хочу знать.

— Ты, правда, что ли, в меня втрескался? — спросила она безнадёжным тоном.

— Наглухо. Я бы упал перед тобой на колени и попросил руки, но ты всё равно не согласишься, да и кольца у меня нет. Так что это тебя ни к чему не обязывает. Подумаешь, ещё один влюблённый мужик. Их у тебя, наверное, сотня была. Или две.

— Не буду врать, что это не так, — кивнула Аннушка. — И замуж звали, и в любви признавались. Я всех посылала и тебя послала бы тоже, так что ты правильно не стал делать предложений. Правда, ты первый, кого я пустила к себе домой.

— Но это, разумеется, ничего не значит?

— Разумеется. Стечение обстоятельств. Но я выпила много отличного виски, а после хорошего секса у меня бывает сентиментальное настроение. Так что, если хочешь, могу рассказать.

— Очень хочу.

— Это ничего не значит, помнишь? Я не буду твоей женщиной, солдат.

— Как скажешь, Аннушка.

— Тогда слушай.

* * *

…Как всё началось? Ну, мне было семнадцать. Это многое объясняет, верно? Универсальный ответ на любой вопрос: «Мне было семнадцать». Всем нам однажды было семнадцать.

Мама умерла, я осталась с отцом. У меня было к нему множество претензий, но

все они, если честно, сводились к одной: «Почему ты не мама?». Отец и сам не знал, как жить без неё. Мамы ужасно не хватало мне, но ещё больше — ему. И я никак не упрощала ему жизнь, в глубине души считая виноватым. Человек, который мог починить всё, не смог починить мне маму, я наказывала его за это каждый день, и он не выдержал.

Однажды, вернувшись с работы, он сел и сказал: «Аннушка, нам надо поговорить».

— Не называй меня «Аннушкой»! — взвилась я. — Меня зовут Анита, мог бы запомнить!

Аннушкой меня называл только он, и запрещать это было одним из моих «наказаний».

— Я продал мастерскую, — сказал он тогда, — больше не могу. Разучился улыбаться клиентам. Собирайся, мы уезжаем.

— Куда? Зачем? Какого чёрта? Как же школа? — на эти вопросы он не ответил.

У отца было хобби — автоспорт. Весь день чинил чужие тачки, а вечерами возился с «Чёртом» — своей гоночной машиной. На полке в гостиной всегда была куча кубков, но я не интересовалась, за что они. Мне было семнадцать, я думала о себе.

В тот вечер всё изменилось — оказалось, что он продал не только мастерскую, но и дом. У нас был прекрасный дом!

«В нём всё напоминает о ней».

Загнали «Чёрта» на прицеп трейлера и поехали. Стартовала «Великая цепь» — многоэтапный чемпионат, который отец решил выиграть.

Я кричала. Я ругалась. Я не разговаривала с ним неделю. Я устраивала протесты и делала глупости. Он терпел.

И я привыкла.

Привыкла жить на колёсах, кочевать по парк-стоянкам, просыпаться под прогрев моторов, засыпать под споры о турбинах, не думать ни о чём, кроме завтрашнего старта, визжать от переполняющего адреналина, вопить «Закрывайся!» или «Вваливай!», прыгая на отбойнике трассы.

Мы не выиграли в тот год. Даже в тройку не вошли. Но пятая позиция принесла спонсоров, мы обклеили «Чёрта» рекламой, у нас появились деньги на прокачку, и на второй сезон мы вышли подготовленными. Вышли вдвоём.

«Великая цепь» включала раллийные этапы, где нужен штурман. Я надела комбинезон и шлем. «Лево три, прямо триста, право четыре, лево пять сразу…» Одним глазом на планшет, другим на трассу, третьим — на штурманский пульт. Нет третьего глаза? Не волнует, ты штурман. Справляйся. Голос ровный, нервы в кулак — в ралли машину ведёшь ты. «Пилот — это просто обезьяна с наездником» — говорят раллисты. У меня хорошо получалось. Раллийные этапы мы прошли лучше, чем кольцевые и кроссовые, так что третье место в сезоне отмечали, как мою победу. Шампанское на подиуме было моим первым алкоголем и, выпив его, я сказала: «Хочу себе руль!»