Табу на любовь
Шрифт:
— Сессию сдает досрочно, — никак не унимался брат. — Наверное, уедет на каникулы.
— Прош, вали уже спать, а! — не выдержал я.
— Да я просто так сказал! — обиделся Прохор.
— Угу, — пробормотал я, прикрывая глаза.
— Давай галстуки завяжу да в шкаф повешу, — тихо предложил брат, а я лежал неподвижно, не открывая глаз.
Тема галстуков была запретной. Прохор успел отхватить по зубам, когда в стремлении помочь распустил тот самый узел на одной из «удавок», что завязала Ратти.
Хрен понять, как она это сделала, но мне казалось, будто узел удерживал меня от необдуманных
С тех пор я не надеваю галстуков.
Невесело усмехнулся своим мыслям. Самая безумная часть моего мозга рассчитывала на то, что когда-то наступит день, и таких узлов у меня окажется много.
Спать в гостиной на диване — не очень заманчиво, но идти в комнату, в которой постель хранила ЕЕ аромат, я просто не мог. Лучше уж вот так.
Я начала смеяться. Поняла, как сильно успела соскучиться по обычным и простым вещам. Таким, например, как смех.
А еще я перестала плакать по ночам именно в тот день, когда мое тело исправно уведомило меня о «женских прелестях». Вернее, я почти час прорыдала навзрыд, а потом поняла — если беременности со мной не случилось, значит, так и должно быть. Я вытерла слезы, глубоко вздохнула и перевернула исписанную страницу своей жизни. Это был несомненный шаг вперед, к исцелению от проклятья по имени Львовский Роман.
Этот факт не мог не радовать и заставлял еще шире и заразительнее улыбаться, невзирая на обескураженных моей радостью прохожих.
Я шла на работу и планировала хорошенько погонять моих девчонок, буквально вытрясти из них все силы.
Да, я жутко скучала по ощущениям, когда музыка струится по венам, подчиняет мое тело своей власти. Даже по своему «аквариуму» успела соскучиться, пусть иногда мне и хотелось закрыться от любопытных глаз.
Занятие промчалось на одном дыхании. И как только последняя из моих подопечных перешагнула порог «аквариума», я закрыла стеклянную дверь, отсекла свой крохотный мирок от всех посетителей тренажерки и поставила музыку на полную громкость.
Намеренно выбрала ритмичную мелодию. Мою любимую, от которой кровь кипела, а пульс бил по вискам. Но мне было нужно именно это.
Движения давались легко, несмотря на отработанное занятие. В теле появилась та легкость, которой мне не хватало весь месяц. Крылья за спиной словно вновь появлялись с каждым прыжком или падением. И я уже не обращала внимания на то, что кто-то может стать свидетелем моего танца.
Я двигалась для себя.
Волосы беспощадными прядями хлестали по лицу. Мелькнула мысль. Что стоит собрать их в привычный
Длинные пряди остались лишь в моих воспоминаниях. Теперь они едва доходили до плеч.
Да, признаю, решение изменить прическу было безумным. Но мне так хотелось.
Музыка оборвалась. Я обессиленно сползла по стене, буквально рухнула на пуф, потянулась за бутылкой воды.
И открыла глаза.
Львовский стоял напротив меня, за стеклянной стеной. Стоял, убрав одну руку в карман брюк, а вторую — распластал ладонью по стеклу, словно тянулся ко мне.
Я не двигалась. Понимала, что стекло — совершенно ненадежная и непрочная защита от Ромы. Понимала, что этот мужчина может сделать всего лишь несколько шагов, распахнуть стеклянную дверь и войти в мой хрупкий, прозрачный мирок.
Я замерла, мысленно отсчитывая секунды моей свободы.
Дикий взгляд мужчины подсказывал мне, что так и будет: Роман вот-вот преодолеет разделившее нас пространство.
Что я решила? Будто бы исцелилась от него? Будто бы все забыла, начала улыбаться, смеяться, жить?
Взгляд Львовского разрушил эту зыбкую иллюзию. Да, боль уже не так остра, как две недели назад. Но она никуда не исчезла.
Медленно, не делая резких движений, я поднесла бутылку ко рту. Прикрыв глаза, сделала несколько жадных глотков. А когда вновь подняла тяжелые веки, Львовского уже не было.
Боже, я никогда не пойму этого мужчину! Никогда!
Рабочий день закончился. Уставшая, опустошенная, но умиротворенная, я вышла из машины такси. Расплатилась с водителем и подошла к подъездной двери.
Темнота скрывала все, кроме небольшого освещенного фонарем участка на крыльце. Я замешкалась, пока искала ключи в сумке.
А когда выудила нужную связку, поняла, что мой затылок пронзают тысячи игл.
Я знала лишь одну причину для появления этого дикого, нелогичного и знакомого ощущения.
Роман.
Я не слышала его шагов. Зажмурилась. Наверное, я схожу с ума. Ведь Львовский не может появиться здесь и сейчас. Он слишком занят зарабатыванием денег и приумножением капиталов, чтобы снизойти до меня, простой смертной.
Но волосы на затылке пошевелило горячее дыхание, а спину обожгло огнем даже через теплый пуховик и вязаный свитер.
Мужчина стоял позади меня. Он не пытался обнять меня или прижать к себе. Он просто стоял, тяжело дыша в мой затылок. А я боялась пошевелиться. Даже выдохнуть боялась.
Нет, не от страха перед Романом.
Боялась себя. Слишком остро мое тело среагировало на этого мужчину. Пришлось сжать связку ключей до острой, пронзительной боли в ладонях. И прикрыть глаза, уговаривая себя, что я просто схожу с ума и выдаю желаемое за действительное.
— Остригла… — хрипло произнес с нотками сожаления и тоски.
Мужские пальцы всего на долю секунды вплелись в послушные прядки. Удар сердца… И морозный воздух вытеснил обжигающее тепло руки.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать: Рома исчез так же незаметно, как и появился. Но я все же повернула голову.